Читаем без скачивания Зловещее наследство - Рут Ренделл

Арчери пожал плечами. Из своего долгого опыта он знал, что бесполезно спорить с Чарльзом, когда тот оглашает свои квазикоммунистические идеалы.

— Благодарю вас за столь восторженный прием, — саркастически произнес Чарльз. — Что в этом такого, чтобы выглядеть таким несчастным?

Этого Арчери сказать ему не мог. Груз печали, казалось, убывал, и, чтобы ответить сыну, он выделил из своей боли то, что мог бы высказать перед всеми ими.

— Я подумал о детях, — сказал он, — о четырех маленьких детях, которые все пострадали в результате этого преступления. — Арчери улыбнулся Тэсс. — Тэсс, конечно, — потом продолжил, — эти две сестры, о которых ты рассказал… и Элизабет Крайлинг.

Он не добавил имени взрослой женщины, которая пострадает больше, чем любой из них, если Чарльз окажется прав.

Глава 12

Разве не вправе я сделать то, что сделаю со своей собственностью?

Евангелие третьего воскресенья перед Великим постом

Мужчина, появившийся в кабинете Уэксфорда в девять утра в понедельник, выглядел маленьким и слабым. Кисти его рук казались особенно тонки, с узкими, изящными, как у женщины, суставами. Надетый на нем темно-серый костюм, очень дорогой и пригнанный, делал его еще меньше, чем он был на самом деле. Он казался окруженным, даже в такое раннее утро и вне своего дома, свойственной ему элегантностью. Уэксфорда, хорошо его знавшего, позабавили заколка с сапфиром, два кольца, цепочка для ключей с тяжелой каплей на конце — янтарь, не так ли? — портфель из кожи какой-то рептилии. Сколько лет, спросил он себя, понадобилось Роджеру Примьеро, чтобы привыкнуть к богатству?

— Доброе утро, — приветствовал его Уэксфорд. — Я только что пару дней провел в Уортинге, и море было похоже на мельничную запруду. Чем могу быть полезен?

— Поймайте жулика, — сказал Примьеро, — паршивого молодого наглеца, изображающего журналиста.

Он щелкнул замками на портфеле и кинул Уэксфорду воскресную газету. Газета скользнула по полированному столу и упала на пол. Уэксфорд приподнял брови и оставил ее лежать.

— Черт, — сказал Примьеро, — во всяком случае, вам там смотреть нечего. — Его стеклянные глаза имели болезненный вид на красивом, но невыразительном лице. Человеческое тщеславие заставило его все-таки отказаться от очков, подумал Уэксфорд, мигая за стеклами своих собственных очков в тяжелой черепаховой оправе. — Послушайте, старший инспектор, я не против сообщить вам, что подпрыгиваю от бешенства. Вот как это вышло. Не возражаете, если я закурю?

— Нисколько.

Из кармана был извлечен золотой портсигар, сопровождаемый зажигалкой с оригинальной черной с золотом мозаикой. Уэксфорд наблюдал за этими манипуляциями, ожидая, когда они кончатся. Человек обставлен, как комната, подумал он.

— Вот как это получилось, — начал посетитель снова. — Этот тип позвонил мне во вторник и сказал, что он из «Планет» и хочет сделать обо мне статью. О моей юности. Улавливаете? Я сказал, что он может прийти в пятницу, и он явился. Я дал ему чертовски длинное интервью, всю информацию, и в результате моя жена пригласила его позавтракать с нами. — Он так сморщился, словно унюхал что-то отвратительное. — Черт, — сказал Примьеро, — я даже предположить не могу, что он когда-нибудь в своей жизни видел такой ленч…

— Но статья не появилась, и, когда вы сегодня утром позвонили в «Планет», вам сказали, что никогда о нем не слышали.

— Откуда вы знаете?

— Случайно, — сухо сказал Уэксфорд. — Я удивляюсь вам, сэр. Человек с вашим опытом… Звонить в «Планет» надо было в пятницу утром.

— Это ставит меня в ужасно глупое положение.

— Никаких денег, осмелюсь спросить?

— Черт, нет!

— Только ленч, значит, и вы рассказали ему массу вещей, о которых лучше бы не упоминать.

— Вот дела. — Он помрачнел, но вдруг улыбнулся, хотя это было всего лишь подобием улыбки. Уэксфорду он всегда, пожалуй, нравился. — О, черт, старший инспектор…

— Однако вы проявили мудрость, придя к нам, хотя и не знаю, сможем ли мы что-нибудь предпринять, если он не будет дергаться.

— Дергаться? Что вы имеете в виду под словом «дергаться»?

— Ну, позвольте мне привести вам пример. Ничего личного, как вы понимаете. Просто предположение, что состоятельный человек, который кое-что значит в глазах публики, сказал что-то не совсем благоразумное солидному журналисту. Десять к одному, что тот не сможет использовать это, потому что подставит свою газету под обвинение в клевете, — Уэксфорд остановился и бросил на собеседника проницательный взгляд, — но если он сказал те же самые неблагоразумные вещи самозванцу, ловкачу… — Примьеро побелел. — Что может остановить самозванца, выведавшего кое-что действительно дискредитирующее? Большинство людей, мистер Примьеро, даже приличные, законопослушные люди, что-нибудь да имеют в своем прошлом, но не хотят, чтобы об этом прознали. Вы должны спросить себя: если он не честен, то к чему подступается? Ответ на выбор: или ваши деньги, или он сумасшедший. — И добавил мягче: — По моему опыту, девять из десяти из них просто сумасшедшие. Однако, если это поможет вам успокоиться, возможно, вы могли бы дать нам описание. Я полагаю, он назвался?

— Это было не настоящее его имя.

— Естественно, нет.

Примьеро доверительно наклонился к нему. Уэксфорд был старый служака и давно уже знал, как полезно быть в курсе дела всего, что касается парфюмерии, и теперь он заметил, что от Примьеро пахнет «Ониксом» от Лентерика.

— Он выглядел довольно прилично, — начал Примьеро. — Моей жене он понравился. — Его глаза начали наливаться влагой, и он очень осторожно коснулся их пальцами. Уэксфорду это напомнило плачущую женщину, которая не осмеливается вытереть глаза из опасения размазать тушь. — Между прочим, я ей ничего об этом не сказал. Оставил без внимания. Не хотел ее расстраивать. Он был учтив. Оксфордский выговор и все такое. Высокий честный парень. Он сказал, что его имя Боуман, Чарльз Боуман.

— Ага! — сказал Уэксфорд, но не громко.

— Я только что кое-что вспомнил. Он был… ну, он чрезвычайно интересовался моей бабушкой.

Уэксфорд почти улыбнулся:

— Из того, что вы мне сказали, думаю, могу поручиться, что для вас никаких серьезных последствий не будет.

— Думаете, он псих?

— Во всяком случае, безвредный.

— Вы сняли груз с моей души. — Примьеро встал, закрыл портфель и поднял газету. Он сделал это как-то неловко, будто был непривычен даже к такому простому самообслуживанию. — Впредь я буду осторожнее.

— Каплю предосторожности, знаете ли.

— Ну, не буду больше отнимать у вас время. — Он состроил, возможно искренне, печальное лицо. Влага в глазах добавила его взгляду меланхолии. — Прямо с похорон, по сути дела. Бедная старая Алиса.

Уэксфорд обратил внимание на то, как мрачно пылает сапфир на галстуке. Он проводил Примьеро до двери. В течение всего разговора он хранил официальное лицо. Теперь он позволил себе совсем тихий смех.

До двух часов делать нечего, кроме как осматривать достопримечательности. Чарльз вышел рано и купил путеводитель. Они сидели на террасе и изучали его.

— Говорят, — сказала Тэсс, — что Форби входит в число пяти самых красивых деревень Англии.

— Бедная Форби, — сказал Чарльз, — хвалят так, что не поздоровится.

Кершоу начал их организовывать.

— Как насчет того, чтобы всем погрузиться в мою машину… — он ткнул пальцем в карту, — и отправиться по Кингсбрук-роуд в Форби, не заезжая в Форби-Холл, а, Чарльз? Бросим беглый взгляд на церковь, а потом в Помфрет. Летом Помфрет-Гранд открыт во все будние дни, мы можем оглядеть его, и обратно в Кингсмаркхем по главной дороге.

— Восхитительно, — сказала Тэсс.

Кершоу устроился за рулем, а Чарльз сидел рядом. Арчери и Тэсс расположились сзади. Они следовали тем же маршрутом, каким ехали они с Имоджин Айд, когда она везла цветы на могилу старой миссис Примьеро. Когда они подъезжали к Кингсбруку, викарий вспомнил, как она говорила о воде, которая, несмотря на все человеческие усилия, продолжает течь по земле в поисках моря.

Кершоу поставил машину на лужайке. Деревня выглядела мирной и безмятежной. Лето еще не заставило потускнеть свежую зелень буков. Группы коттеджей окружали деревья, и на церковной стороне тянулась линия домов в георгианском стиле с арочными окнами, чьи темные стекла блестели, являя ситец и серебро. В деревне имелись только три магазина, почтовое отделение, лавка мясника с навесом и белой колоннадой и лавка с сувенирами для туристов. Выстиранное, как и положено, в понедельник утром, крестьянское белье сохло на теплом безветренном воздухе.

Они сели на скамейку, и Тэсс начала кормить уток галетами, которые нашла на полке под приборной панелью. Кершоу достал камеру и начал фотографировать. Арчери внезапно понял, что в их обществе не хочет все обходить снова. Он почти дрожал от отвращения при мысли о посещении галерей Помфрет-Гранд, вздыхая с лживым восторгом возле фарфора и притворно восхищаясь портретами семейства.