Читаем без скачивания Мир в подарок. (Тетралогия) - Оксана Демченко

– Не–а. Я раньше ее заберу. У нас с Карис дела, будем к утру, пусть медведи не шумят.

– Куда? – разом вскинулся он.

– К лекарю, – буркнула я, распутывая фирменный узел илла, фиксирующий повод рыжей кобылки. Спасибо, Дари показал секрет. – Притормози наших неутомимых коней, да и Карис подсади в седло.

Он растерянно послушался. Потом долго стоял у телеги, глядя нам вслед. Наконец колеса тихонько скрипнули, и копыта застучали в ускоряющемся темпе. Я не обернулась, продолжая рысить к лесу рядом с теплым конским боком, придерживая стремя и кончик повода.

Мы двигались в наползающую от древесных стволов ночь, главное время лошадиных страхов. Да и людских тоже. Танцовщица тихонько завозилась, поправляясь в седле. Когда лес сомкнулся за спиной, погружая мир в непроглядный для нее мрак, лошадка перешла на бодрый шаг, я переместилась к голове и коротко взяла ее под уздцы. Рабыня наконец решилась спросить тихим дрожащим голосом:

– Это ведь Гнилой лес, хозяйка?

– Во–первых, меня зовут Тиннара, коротко Тин. Во–вторых, – да, именно он. В–третьих, неужели здесь тебе хуже, чем в том подвале?

– Нет, – она вздрогнула, передернув плечами. – Только говорят ведь люди про этот лес разное, и всегда плохое.

– Зато заведения для отдыха знати пользуются хорошей репутацией, – зло бросила я и тут же раскаялась. – Извини, сорвалась. Ну зачем тебе бояться леса? И к чему верить в чужие глупые байки?

– Смею ли я надеяться еще раз увидеть Митэ?

– Завтра утром вернемся. Я хочу, чтобы она увидела тебя другой. Сколько тебе лет?

– Тридцать.

– Вот завтра тебе будет ровно тридцать, и никто, взглянув на тебя, не даст и годом больше. Тогда все ей расскажешь. Поэтому не бойся, все станет лучше.

– Так не бывает, – она устало усмехнулась. – И зачем мне молодость? Опять танцевать для богатых гостей? И дочь этому ремеслу учить?

– Мы едем на свадьбу. Можешь и станцевать, если захочешь. А таких богатых гостей, о которых ты говоришь, в Агрисе не жалуют. Кстати, приехали, ручеек рядом. Сползай.

Она обреченно огляделась, убеждаясь, что никакого лекаря нет. Ну что с ними делать, хоть плачь. Сидит и смотрит на меня, почти как ее дочь вчера. Спокойно, с застарелым отчаянием сбывшейся смерти. Я чуть улыбнулась. Нет, Митэ бы уже давно убежала, она–то боролась до последнего. Когда я привязала кобылку пастись на длинный повод и подошла, женщина даже не шевельнулась. Легким движением отослав Карис в сон, я пристроилась рядом. Это кто еще завтра будет трупом смотреться. Тут не лечить требуется, а влить в нее все силы, сколько есть, как в Риана возле избушки. Назад молодость вернуть – дело не шуточное. Как еще я завтра буду выглядеть? В целом–то знаю ответ.

Знать и испытать на практике – большая разница.

Утро началось с моего унылого стона. Голова ожидаемо гудела разбитым кувшином, боль переливалась в каждом осколке, позволяя ощутить все многообразие своих оттенков. Когда же мне хватит мастерства, чтобы добиться после большой работы эффекта умеренного, здорового похмелья от хорошего вина?

Аккуратно встав на четвереньки, я всхлипнула и, стараясь не качаться и не дергаться, плавно повезла голову к воде. Шагов двадцать, страшная даль, полдня ползти можно. Да еще непередаваемый желчный привкус во рту. Боги, ну неужели ничего нельзя изменить в лучшую сторону? В ответ на мои невысказанные вслух причитания сверху обрушился целый водопад. Ледяной, прямо на голову, шею, спину. Хорошо–о.

Карис нагнулась и подала мне плошку с водой. Со второй попытки удалось сесть и обеими дрожащими руками удержать верткую мисочку. Выпив, я получила еще. И еще. Мир постепенно проступал из мути опустошенности. Пели птицы, шумел легкий ветерок, розовые ранние лучи путались в густых и длинных шоколадных кудрях танцовщицы.

Значит, все удалось. Радость пуховым шаром защекотала гортань, тихо потекла по жилам, наполняя их теплом и силой. Ай да я!

Вот теперь шмыгнула носом уже от удовольствия и потянулась. Рядом виновато переминалась с ноги на ногу молодая Карис. Я тихо хихикнула. Пластические хирурги моего прежнего мира сдохли бы от зависти. Рубаха, купленная вчера старушке, не сходилась на поднявшейся груди и вызывающе топорщилась на бедрах. Не могу понять, как это возможно, продавать живых людей. Тем более таких удивительных красавиц. А уж превращать это кроткое совершенство за десяток лет в убогую старуху…

– В такое ведь нельзя поверить, – прошептала она виновато. – Тебе очень плохо?

– Уже хорошо. – я поднялась, опираясь на ее руку, и заковыляла на затекших ногах к лошади. Под коленями и в стопах бегали иглы, прокалывая мышцы мучительной судорогой. – Залезай в седло, если хочешь. Мне надо пройтись.

Она больше не спорила, но и не стремилась тупо исполнять указания. Двигалась неуверенно, словно не могла привыкнуть к новому, расправившему плечи гибкому и молодому телу. Глаза отрешенно следили за мной, а мысли были где–то далеко. Впрочем, в такое действительно нельзя поверить запросто. Пройдется, подышит, осмотрится. Пока она в своеобразном шоке, даже благодарить не стала за свое излечение. Мне и не надо, но судя по ее мягкой и доброй натуре, можно ожидать утомительной пожизненной признательности. Хоть бы в святые не произвела! Как тогда с ней общаться?

Отвязав и заседлав довольную качеством лесной травы кобылу, мы тронулись в обратный путь. Карис, конечно, в седло не полезла, она шла рядом и иногда тихонько принималась что–то напевать, видно, почти забытое. Мотив путался, она сердито встряхивала головой, каштановый водопад бликов переливался от макушки до бедер, и начинала сначала.

Ноги постепенно освоились, пошли легче, и мы обе забрались в седло, пустив лошадку рысью от опушки. Обратная дорога всегда короче, особенно ясным утром, в хорошей компании и приподнятом настроении. Я принялась рассказывать о Митэ, как девочка замечательно лечила своего «братца» и какая она смелая. Карис молча слушала, радовалась и почти совсем отвлеклась от мелькнувшей в сознании идеи моей святости. Может, обойдется?

Они ждали нас там, где я их и почуяла. Рыжие проснулись на гаснущем закате и сразу тормознули телегу до прояснения ситуации. Оба уже снова спали, и опять рядом с младшим приткнулась Митэ.

Зато араг усердно нарезал круги, хорошо заметные по напрочь вытоптанной за ночь траве, вовсю изводя себя красочными ужасами. Я приготовилась к интересной сцене, предположительно немой. Везет мне на этой дороге на излечимых больных и эмоциональные реакции.

Он не подвел. Отпад челюсти мы наблюдали вдвоем с Карис. На каменно–безразличном лице Наири эмоции смотрелись совершенно гротескно, даже неестественно. Глаза с расширенными зрачками потемнели, обнаружив неожиданный ярко–голубой, с вплетенными золотистыми нитями, оттенок. Где этот шелковый цвет до сих пор прятался? Впрочем, в «Ночных радостях» над рабами солнце не всходит, а небо всегда тоскливое и серое.

Никак, стук челюсти и последовавший хриплый вздох разбудили братьев. Иначе чем можно объяснить их рыжие всклокоченные головы, синхронно поднявшиеся из–за борта телеги. Как они смотрели на помолодевшую танцовщицу… Наверное, только в Агрисе и есть мужчины, способные так смотреть: в жизни своей она не знала, что можно быть красивой и видеть в мужских глазах такое искреннее восхищение, а не масленую пресыщенную похоть.

О женщины! Вчера еще она готова была умереть и говорила о своей красоте, как о большом зле и причине несчастий. А сегодня так мило розовела под изучающими взглядами братьев, суетливо поправляла тесную рубаху. Чуть потупившись, благодарно косилась на Наири из–под ресниц. Я даже почти завидовала ей. Ну не умею я носить себя так, с полным осознанием совершенства. Это тоже дар.

А потом она резко замерла, забыв обо всем.

Из сена вынырнула заспанная мордашка Митэ. Синяк за ночь почти исчез, опухоль на губе спала. Девочка приветливо улыбнулась Карис, совсем не удивляясь переменам, выбралась из телеги и закрутила головой, высматривая флягу с водой. Я возмущенно уставилась на арага, требуя известно чего. Он без звука указал в сторону матери – мол, она велела молчать. Карис зажмурилась, умоляюще затрясла головой, требуя времени хотя бы отдышаться. Мирах почесал в затылке, с растущим интересом наблюдая коллективное выступление мимов.

И решил все по–простому, как принято у них на селе.

– Эй, клещ! Эти олухи что, до сих пор не сказали, что мамку твою нашли? Да ты сама уж большая, при таком сходстве могла и догадаться.

– Я и раньше знала, – тихо ответила мелкая, ни на кого не глядя и усердно перебирая пальцами по ремню фляги. – И куда Най ходит, и что еду носит. Следила за ним, и ее я видела. Только мне не хотят говорить. Наверное, считают что так лучше. Вот я и молчу тоже.

Она бросила наконец флягу и села, закрыв лицо руками. Тамил что–то неодобрительное пробормотал про дураков и их дурацкие страхи, легко кинул свой немалый вес через охнувший от резкой нагрузки борт. Сгреб девочку в охапку и отнес Карис, сунув прямо в руки. Убедился, что теперь ревут обе, разом прижавшись друг к другу, кивнул и пошел запрягать коньков, приведенных Мирахом. Я развернула своего арага спиной к женщинам и лицом к повозке, и посоветовала помочь братьям. Нечего глазеть, и без нас разберутся.