Читаем без скачивания Анаис - Галина Полынская

Пилот высадил Алмона и сразу же улетел обратно. Набросив на плечо ремень дорожной сумки, полуволк направился через пустынный космодром, к виднеющейся вдали ограде и главным воротам резиденции.

Отдышавшись, она замерла на пороге, глядя по сторонам, в руке девушка все еще сжимала подсвечник. Поставив его на верхнюю ступень лестницы, она присела рядом. Искусственный ветер назойливо путался в растрепанных светлых волосах, вечную ночь станции едва-едва разбавлял серебристо призрачный звездный свет. Анаис смотрела на это холодное тревожное свечение, покуда к горлу не подступил комок. Не в силах больше сдерживаться, она опустила голову и расплакалась.

Подходя к воротам резиденции, Алмон невольно замедлил шаг. На вершине каменной ограды находилось множество древних скульптур: потемневшие от времени птицы, звери, люди, мутанты замерли, глядя вниз. Но самое удивительное находилось у самих ворот: статуи богов Марса, Фобоса и Деймоса, они казались такими древними, что все остальные скульптуры, в сравнении с ними, смотрелись только что созданными. Гигантская скульптура Деймоса возвышалась у левого края ворот: атлет с острыми орлиными чертами лица, длинными черными волосами и венком из птичьих голов. Одетый в богатую тунику, в одной руке он сжимал Большой Вселенский Меч, в другой Единый Символ Истребления Слабости, выполненный из Черного Камня. Алмон прекрасно знал свойства этого Камня – он не крошился, не плавился, не ломался, не тускнел, ему невозможно было нанести ни малейшего изъяна, тем более обработать или придать ему какую-то форму, поэтому верилось с трудом, что Символ сделан именно из него. Но, в руке статуи, на которую время наложило свой глубокий отпечаток, вопреки любой логике, сверкал Символ сделанный именно из этого, не подвластного разрушению Черного Камня.

Фобос – скульптура того же размера, что и Деймос, высилась у правого края ворот. Черты его каменного лица были тяжелее тонких аристократичных молодого Деймоса, на лице была печать мудрости и воли, суровой силы, а еще какого-то отрешенного покоя, который гробовщики придают посмертным маскам. Пронзительные, ярко-изумрудные глаза скульптуры с вдохновением созидателя смотрели в звездное небо. В отличие от прозрачно-синих глаз брата, Фобос нес во взоре затаенную печаль молодого старика. Его высокий массивный лоб украшал сложный шлем в виде многогранного кристалла Мудрости, окруженного темно-красными крылами Тьмы и черными цветами Тщеславия, цветы переплетались с бутонами Силы, с листьями Гордости и ягодами Гнева.

Алмон поднял взгляд на фронтон ворот, и встретился взглядом с ярко-рубиновыми глазами бога Марса. Женщины своими прекрасными телами, сплетенными в порыве страсти, создавали ему трон. Такой трон сделал бы честь не только Эросу, но и красноволосой Похоти. Сам Марс, одетый в короткую кольчугу из драконьих когтей, в расслабленной позе властелина, восседал на своем живом троне. Положив руки на волосяные подлокотники, он держал в унизанных перстнями пальцах неизвестный Алмону цветок, чьи лепестки были сделаны в виде алых улыбающихся губ, а середина – в виде глаза с золотистым прозрачным зрачком и длинными изогнутыми ресницами. В другой руке Марс сжимал тонкий стилет с рукоятью из раздавленного кровоточащего сердца. Ноги бога до колен овивало ажурное плетение колючих растений и миниатюрных обнаженных тел – все вместе это казалось единым живым организмом. Надменное темное лицо Марса излучало холодную космическую красоту, на губах играла полуулыбка. Черные с краснотой волосы сплетались в шлем в форме ящера, запечатленного в миг готовности к нападению.

«Что они здесь делают? – подумал Алмон, рассматривая шедевры. – Почему такие скульптуры не во Дворце, не на Марсе, а на мертвой станции?»

Приоткрыв ворота, он вошел на территорию резиденции и направился к зданию, не увидев, как братья проводили его взглядами.

Лежа на спине, Георг смотрел на поблескивающие в сумраке люстры. Голос навязчиво не давал покоя. Слушая ровное дыхание Терр-Розе, он понимал, что она не спит, а притворяется. Поднявшись с постели, Патриций набросил халат и прошел в соседнюю курительную комнату, наполнил темно-красным, почти черным вином бокал, не зажигая света, подошел к окну и отдернул портьеру. Звездный свет заливал сонный Парк расплавленным серебром, ночное время миновало свою середину, близился рассвет. С побледневшим лицом, с остановившимся взглядом, он стоял, не ощущая холода босыми ногами, лишь рука, словно отдельно, сама по себе, поднималась, поднося к губам бокал. Патриций мысленно блуждал по лабиринтам своей памяти, уходя все дальше, спускаясь все глубже в попытке отыскать первоисточник растревожившего его глубинного звучания… С рассветом, у самых истоков памяти, он все-таки сумел разыскать, понять, что это за голос такой. Это был голос древней планеты Мар.

Подойдя к резиденции, Алмон увидал на лестнице крепко спящую Анаис, на ступени рядом стоял массивный серебряный подсвечник. Полуволк долго смотрел на девушку, прежде чем склонился и тронул ее за плечо. От легкого прикосновения Анаис резко вздрогнула, просыпаясь. Поглядев на него бессмысленными сонными глазами, Анаис неожиданно схватила подсвечник, и если бы не реакция Алмона, он получил бы отличный удар по голове литым серебром. Выхватив подсвечник, полуволк отбросил его в сторону и подул девушке в лицо, чтобы она, наконец, проснулась.

– Что вы здесь делаете? – с недоумением спросила она, поправляя подол платья.

– Меня прислал Патриций присматривать за вами, – полуволк протянул ей руку, чтобы помочь подняться.

– Да? Присматривать? А вы сможете включить в резиденции свет? Там ничего не работает.

– Конечно, сейчас пойду, посмотрю, что там можно сделать. Пойдете со мной или подождете здесь?

– Подожду здесь.

Алмон скрылся в резиденции. В темноте он видел превосходно, поэтому без труда отыскал вход в управление зданием. Спускаясь вниз, он недоумевал, как же Патриций отправил дочь одну в непригодное для жизни место, ведь Анаис никогда не смогла бы отыскать системы питания, тем более подключить их, а это означало – ни еды, ни воды, ни света… «Но, он отправил следом меня, – сам ответил на свой вопрос полуволк, – а значит, все в порядке».

В резиденции вспыхнул свет, и Анаис облегченно вздохнула. Вдоль дорожек, вокруг деревьев стали загораться фонари, – мертвая станция оживала на глазах.

Дракула бродил по комнатам своих покоев и мучительно хотел крови. После стычки с толстяком он мог думать только о жертве. Рабами и пленниками Дворца он брезговал, слугами тоже… Он представлял, как расправляется с Сократом, и страшно досадовал, что не может сделать это на самом деле. «И почему он Патрицию так нравиться? – со злостью думал вампир. – Что за нелепые предпочтения?» Он боялся Патриция, тосковал по Терр-Розе, ревнуя ее к Повелителю, мучительно жаждал власти и чувствовал себя самым несчастным вампиром на всем белом свете.