Читаем без скачивания Не открывайте глаза, профессор! - Лея Болейн

хорошеньким смазливым парнишкой. Профессорши, принимавшие у вас экзамены, могли…

— Что ты несёшь, поганка мелкая! У меня была полноценная практика! — процедил Мортенгейн, так дёшево купившись на примитивную провокацию. — Свои «отлично» я получал на законных основаниях. И потом восемь лет отработал в лечебнице святого Венгария!

— А почему уволились? Или вас уволили? Небось у всех пациенток при виде вас случалась аритмия?

— Не твоё дело! — рявкнул Мортенгейн.

— Почему, профессор?

Желание поддразнить его было непередаваемо всепоглощающим.

К сожалению, желание продолжить всё остальное — тоже. Мортенгейн соскочил со стола и резко перевернул меня на живот, нависая сверху.

— Кто ты? Скажи мне.

— Просто обычный человек, — прошептала я, чувствуя, как он задирает мою юбку и завязывает её узлом на пояснице — платье я натянула, а вот на бельё время тратить не стала. Ладонь профессора прошлась по моему крестцу, скользнула между ягодиц, пальцы бесцеремонно принялись растягивать тугое колечко ануса. — Нет, подождите, так мы не договаривались, я против!

— Ты просто наглая болтливая девчонка, где-то доставшая редчайший сильный нейтрализатор… Думаешь, что я буду бесконечно терпеть твои глупые едкие шуточки и вилять перед тобой хвостом, пока ты играешь со мной в прятки?!

— Я думала, вы не будете меня принуждать! — взвыла я. Нет… так я не хотела! — Давайте, как раньше!

— В жизни надо попробовать всё. Тебе понравится.

— Станцевать на вашей могиле мне понравится! Уберите руки и слезьте с меня немедленно, а не то…

— А не то что, Аманита?

* * *

Вот теперь мне действительно стало страшно… очень. Что мешает профессору схватить меня в охапку, притащить в деканат, узнать моё имя, запереть в собственной комнате на пару дней до окончания лунного цикла — а потом с превеликим наслаждением вышвырнуть прочь? На что я надеялась?

Что мешает ему снова взять меня силой?

— Вы не насильник! — пробормотала я, понимая, что вообще-то грешу против истины. Мне вдруг подумалось, что ночь Болотника не наделяет дуплишей звериными чертами, а вытаскивает их на свет из потаённых глубин души. — Пожалуйста… профессор!

На мгновение воцарилась тишина, а потом Мортенгейн молча отступил, отпуская меня. Меня затрясло от повторно пережитого ощущения полной беспомощности. Хотя я знала, что проклятая наведённая чувственность в итоге взяла бы верх и, возможно, в итоге всё оказалось бы не так страшно… захотелось сбежать. И в то же время я застыла на месте, боясь пошевелиться.

— Хорошенького же ты обо мне мнения, маленькая дурочка, — внезапно проговорил Мортенгейн, мягко и тихо. — Нет, я не насильник.

И добавил невпопад:

— Но я всё равно найду тебя, как только зрение ко мне вернётся.

— Чтобы вышвырнуть прочь из Храма Науки?

— Чтобы узнать цвет твоих глаз.

От неожиданности я фыркнула, минутный ступор прошёл.

— Это ещё зачем? Профессор, я не собираюсь быть вашей удобной бесплатной любовницей после того, как этот лунный цикл закончится. И очень надеюсь, что вы не будете строить козни, это… это недостойно солидного взрослого дуплиша.

— Хватит тыкать мне моим возрастом. И кстати, просто ради любопытства — что такого отвратительного в том, чтобы быть моей любовницей? Я щедр. И… — он так ловко ухватил меня за предплечье, что я вздрогнула. Подтянул к себе. — Все мои любовницы были довольны. Обычно все в очередь готовы выстраиваться.

Вот ведь… выхухоль небесная!

— Не люблю стоять в очередях, знаете ли. Я замуж хочу, профессор. Меня прельщает честная жизнь с перспективой спокойной старости: сытое брюхо, чистая совесть, детей и внуков полный дом. А с вами это исключено.

— Ну отчего же, — миролюбиво заявил профессор. — Наши расы совместимы, так что могут быть и внуки.

— А совесть, профессор, жать не будет? Готовы плодить незаконнорожденных детишек и навещать их раз в квартал, тайком от жены-дуплишихи? Вы дуплиш, вам не нужны человеческие дети. Выберите кого-нибудь другого из очереди, раз кандидаток там хоть ложкой ешь. Ладно, отставим бредовые разговоры. Что у вас с семьёй?

— Что?

Кажется, Мортенгейн так глубоко задумался, что не услышал моих последних слов. Я хотела съязвить про снижающийся к старости слух — но не стала.

— Продолжаю думать о том, кто же пытается отравить вам жизнь. Итак, ваше семейное положение?

— Холост, если ты об этом.

— Брошенная разъярённая любовница в анамнезе?

— Собираешь историю болезни? Клинический диагноз? Брошенных любовниц пару десятков за последний год наскребу, но всё же не думаю… Расставались вполне мирно, деньги смягчают душевную боль, как масло — то самое удовольствие, что ты с негодованием отвергла. Впрочем, при определенной подготовке…

— Выхухоль небесная, перестаньте пошлить! Братья или сёстры у вас имеются? Лучше младшие. Племянники?

— Я единственный ребёнок у своих родителей, брат отца и сестра матери проживают не в Виснее, но, насколько я знаю, неплохо обеспечены и не нуждаются. При чём тут это?!

— Самые частые причины для заказного убийства — ревность, месть или наследство, — с умным видом заявила я, стараясь делать вид, что сижу рядом со своим научным руководителем во время обсуждения диплома, а вовсе не рядом с любовником на грани расставания. — С наследством, я так понимаю, не вариант, значит, ищите среди пары десятков обиженных и ревнующих ту, кто могла бы пригласить к вам таких гостей. А знаете что?

— Что? — Мортенгейн неожиданно ловко потянул меня за руку и усадил к себе на колени. Я попыталась сползти, но держал он крепко, и я не стала вырываться, сделав вид, что мне безразлично — стоять или сидеть.

— Гарпия, конечно, опасная тварь, да и пикси, и друдары… Но вы же такой здоровенный мощный волчара! Как-то для вас это слишком мелко, что ли.

— Приятно, что ты меня так высоко оцениваешь, — ухмыльнулся Мортенгейн, а потом посерьёзнел. — Не убить, просто напакостить?

— Именно. Напугать, отвлечь, ранить…

— Вообще-то, насчёт убийства я ничего и не говорил. Это ты, моя поганочка, страдаешь криминальными фантазиями.

Ладони Мортенгейна легли мне на грудь, и я возмутилась:

— Мы с вами вроде как думаем о деле!

— Думаем, думаем. И так мне легче, м-м-м, сосредоточиться. Особенно после твоего жестокого отказа

— Что общего у пикси, гарпии и дрударов? — вслух подумала я и заёрзала: дразняще-ласкающие прикосновения к груди отвлекали от мыслей о деле. Губы Мортенгейна коснулись моего уха.

— Они ужасно мерзкие. А ещё — очень-очень редко встречающиеся. В Виснее они вне закона, их положено отлавливать и уничтожать.

От его хриплого шёпота волоски по всему телу встали дыбом, и я заёрзала ещё сильнее.

— С другой стороны, если вам хотели просто испортить настроение — слишком много усилий для этого приложили.

— Именно, — ещё глуше и тише пробормотал профессор. Одна ладонь с