Читаем без скачивания Замена (СИ) - Дормиенс Сергей Анатольевич

— Аянами, — позвал Кадзи, наблюдавший за этой сценой в зеркало.

— Да, Кадзи-сан.

— Иногда можно просто улыбнуться.

Я кивнула: можно. Замечание странного садовника оказалось точным и обидным. Икари-кун еще раз посмотрел на меня с тревогой и уставился на собственные колени. На правой штанине белел мел. Я вспомнила сорок шестой кабинет, огромную угольную доску — окно в мрак, вспомнила скрип мела, запах невыжатой губки. Это был почти идеальный класс для урока по «Степному волку».

Машину мягко раскачивало на извилистых аллеях лицейского парка. Мы проехали мимо сияющей «Лавки», а потом миновали и последние парковые фонари. Центральный пост СБ лицея сейчас отключает средства Периметра, который все ближе.

Депрессивное поле. Сканеры. И — микроволновой барьер.

Микроавтобус тяжело перевалился через три «лежачих полицейских» и территория специального лицея образовательного концерна «Соул» осталась позади. Никаких ворот. Никаких заборов. Я смотрела в непрозрачное окно — свет в салоне, тьма на улице — и думала, что впервые за два года покидаю лицей. Если учитывать, что выезда на операцию я не помню, то — впервые за шесть лет.

Просто окно. Просто Ангел впереди. И очень интересно, что за урок провел Икари-кун.

— Опаздываем, — сказал Кадзи и повернулся к водителю. — Поднажми. «Втулка» уже десять минут греет двигатели.

Едва слышное гудение двигателя стало чуть выше: водитель подчинился. Осенний вечер, все глубже валящийся в ночь, замелькал за окном еще быстрее.

— Очень хороший класс, — вдруг сказал Икари-кун. — Ленивые немного, но умненькие. Вы их хорошо подготовили.

Акаги изумленно покосилась на него, потом посмотрела на меня. Потом изобразила что-то глазами и улыбнулась.

«Ленивые, но умненькие» — повторила про себя я. Мне нравилась характеристика.

— Они прочитали?

— Да. Знаете, хитрые такие. Они прочитали по частям и пересказали друг другу.

Я кивнула: знаю, еще бы.

— И вы это поняли. Как?

Икари-кун улыбнулся. Обезоруживающая улыбка — совсем не в тон беседе.

— Пересказать «Степного волка»? Неудачная идея.

Я подумала и согласилась: действительно, глупо. Тем более, на уроке у проводника, который не использует свои возможности, только если прилагает к этому усилия.

— Господа учителя, — окликнул Кадзи. — Если позволите, то ближе к делу.

Микроавтобус повернул, и в лобовое стекло ворвался свет.

Мы вышли под мертвый свет аэродрома, навстречу кто-то бежал, гулко выли двигатели, громкая связь выкашливала неразборчивые звуки. Яркие звуки, резкий свет — EVA зашлась от обилия впечатлений и впрыснула в меня боль — еще больше боли.

«Агорафобия в чистом виде», — подумала я, стараясь держать спину ровно.

— Наденьте, — услышала я еще одну вспышку. Откуда-то из калейдоскопа мне протянули шлем: большие очки, большие наушники.

Спасение. Неуклюжее, нелепое спасение.

Мир притих, и я вовремя посторонилась, пропуская микроавтобус. Мы приехали, кто-то уехал — горный аэродром жил в своем ритме.

— Сюда!

Свет прожекторов размазывал что-то громкое, свистящее, окруженное суетливыми силуэтами.

— Вертикалка, — крикнул кто-то, оживляя пляску бликов в глазах. — А я трясся через все предгорье!

Икари-кун прикусил губу: он пока не осознавал своей боли, всего лишь прикусил губу.

Мы шли к воющему свету. Навстречу спешил раскаленный ветер. Не знаю, чем он пах, нос воспринимал его как идею жара. Наверное, если бы не было так ярко, так горячо, я бы увидела — и могла бы показать Икари — обвислую груду цвета свежего гноя. Мобильный комплекс Белой группы всегда где-то здесь, они ждут, пока грянет тревога, пока М-смесь усыпит лицей.

«Лицей», — подумала я. Впервые после звонка директора, после его окровавленных перчаток я думала о деле. Огромный учебный комплекс, оставшийся позади, лишен защиты. Это оказалось неприятной мыслью, и я поторопилась о ней забыть.

Свет стал ослепительным, и под ногами показались металлические ступени.

— Руку, мэм!

На борт меня втащили — со звоном в суставе, с моей попыткой удержаться на ногах. Пока уходила судорога, пока стихал вопль потревоженной опухоли, я продолжала куда-то идти: навстречу внутренностям машины, навстречу вспышкам в глазах.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Садитесь вот здесь, пожалуйста!

И стало тихо. Гул турбин остался далеко на краю слуха, и слепящий туман перед глазами рассеялся. Салон был неярким, но выглядел очень дорого: дерево, кожа, мраморный пластик. Кресла стояли вокруг стола.

— Аэромобильный штаб СБ «Соула», — произнес голос Кадзи. — Доставим в ад с комфортом. Позвольте представить: мистер Велкснис, мой зам.

— Приветствую на борту.

«Руку, мэм!» — подсказала память. Велкснис был худ, бледен и в кресле сидел, словно переломленный. На его позу неприятно было смотреть. У него были огромные ладони и такой взгляд, что я невольно ощутила пустоту около его фамилии.

Велкснису не хватало звания. А затянувшейся паузе не хватало завершения.

— Ситуация такова, — продолжил переломленный. — Наш медиум случайно обнаружил прото-Ангела четыре часа назад. Прямо на «Метрофесте» в Нагано.

Икари неопределенно пошевелился, и Велкснис тотчас же повернул голову:

— Многокомпонентное ежегодное мероприятие. Несколько рок- и поп-площадок, залы, танцевальные подиумы. Текущее наполнение — семнадцать тысяч человек.

Это самое очевидное число для потенциального мартиролога. Окончательное зависит от того, насколько далеко развлекательный комплекс от населенных районов. Я почему-то вспомнила первые сводки об Ангелах. Я тогда еще была просто раковой больной, у меня была соседка, кашляющая кровью, и сотрудник социальных служб как единственный собеседник.

Когда боль позволяла, когда соседке кололи морфий и она затихала, я читала страшные сказки об облачных великанах, пожирающих людей.

В моем детстве Ангелы были ужасным бедствием. Потом появился директор Икари, и уже тогда они стали исчезать: сначала из новостей, потом из слухов. Однажды я проснулась, держась за руку Икари Гендо. Мы стояли на перекрестке.

* * *

Туман начинался сразу же за разметкой пешеходного перехода. Мне было холодно: мерзли босые ноги, больничная рубашка ни от чего не защищала. В спину светил негреющий прожектор, мигали синие огни. Ни я, ни Икари не отбрасывали теней.

«Он такой большой, и никакой тени», — думала я. Мне было холодно, больно и любопытно.

Я помнила тишину. В тумане что-то изменилось. Фонарные столбы сдвинулись и стали сплошными стенами вдоль погруженной во мглу проезжей части. Чудные ряды уходили в молоко и терялись там.

«Как ужасно, — подумала я. — Целые стены из фонарей. Сколько же нужно иликтри-чества?»

— Рей, тебе надо пойти туда.

Он не спрашивал, понимаю ли я. Он сидел на корточках, и на небритой щеке играл синий цвет. В ушах поселился зуд. Всегда зуд, когда много синего цвета, когда мигалки, когда скорая помощь.

— Туда?

Я видела свою руку как что-то отдельное — бледное, молочное, тонкое. Я указывала в туман цвета своей руки.

— Да.

— Зачем?

— Там не будет больно.

Я не понимала.

— Там уколют лекарство?

— Нет.

Я понимала еще меньше, и тогда пришла тревога. Была одна последняя надежда:

— Это как игра?

Икари прищурился: я видела, что он хочет сказать: «да, игра, Рей», — я слышала толчки крови в его висках. Он сказал — но не то.

— Нет, Рей. Это не игра.

* * *

— …То есть, вы выдрали двоих только из соображений секретности?

Я прислушалась. EVA долго дышала моей памятью, слишком долго, но я все поняла: говорила Акаги, она была сердита, и моего ухода никто не заметил.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Именно, — кивнул Кадзи. — Ангелов вне лицея не существует. И не будет существовать.

— А если кто-то раскроется там?

Доктор указывала большим пальцем себе за плечо, вряд ли куда-то конкретно, но все ее поняли.