Читаем без скачивания Горячий июнь - Виктор Побережных

Вырываясь, Яшка что-то бормотал, но я не слушал. Это была самая настоящая истерика, только радостная. Наконец я услышал, что он мне говорит:

— Да всё нормально. Ты чего? И хватит меня тискать! Я тебе не Олеська! Отстань в конце-концов! Уходить нужно! Там целая колонна показалась, через несколько минут будет поздно!

Отстранившись от него я оглянулся: дослушавший Ахундзянова Мехлис уже распоряжался о уходе. Только наша небольшая группа зашла за холм, направляясь на юго-восток, как сзади послышался гул моторов. Немец-кая колонна приближалась. Следующие несколько часов были настоящим адом! Нет, немцы нас не преследовали. Но идти зимой, в мороз, по пояс в снегу…Врагу не пожелаешь! Да ещё ветер поднялся, подняв снег в воздух. Разыгрался настоящий буран, под прикрытием которого, через несколько часов, мы вышли к селу Чичерино. Так получилось, что этот ветер нас и спас. Выйдя к домам, мы буквально уткнулись в стоящие немецкие бронетранспортёр и грузовик. Из большого дома, стоящего за ними, раздавались неясные, но явно весёлые голоса немцев. Мехлис, приказал осмотреть соседние дома. Через несколько минут вернувшиеся бойцы доложили, что немцы в двух, соседних домах. Судя по звукам — гуляют. Часовых нет, вернее уже нет. Как сказал один боец, виновато отводя глаза:

— А что было делать, када этот гад прямо на меня вышел? Ну и пришлось его того, приголубить. Но тихо, в домах ничего не услышали! Часовых трое были, все с запашком, пьяные, одним словом.

Выслушав бойцов, Мехлис, ни секунды не колеблясь, приказал:

— Немцев уничтожить! Постараться взять старшего в плен. Остальных, — и махнул рукой, — Командуйте, капитан.

Быстро распределив людей, попутно послав нас, с Яшей подальше, Чуприн приказал атаковать. Через пять минут всё было кончено. Итог: 15 солдат и один офицер убиты, взят в плен унтер-офицер. Вот тут-то и появилась проблема. Никто не догадался посмотреть документы у снятых часовых. Все считали, что это немцы. Мы ошиблись. Уничтоженное подразделение было румынским! Никто из нас не говорил на румынском, а взятый унтер не понимал ни русского, ни немецкого языков! Попали. Взяли пленного, от которого нет ни какого толку! Нужно было видеть наши лица, когда всё это выяснилось! Мехлис рвал и метал! Досталось всем, кто находился рядом: мне — за вылезшую неуместную улыбку, остальным — за то, что не проверили, с кем мы имеем дело! Наконец, успокоившись, Мехлис осмотрелся и…заржал. Да-а, ситуация действительно идиотская. Отсмеявшись, он приказал:

— Румына — в расход. Всем отдохнуть час, потом загружаемся в трофейную технику и выдвигаемся в направлении Прохоровки. А пока…Зильберман, Стасов, займитесь опросом местных, может что важное узнаете.

— Товарищ комиссар, а если кто с нами попросится? — я решил вмешаться, — Не думаю, что немцы и румыны спокойно отнесутся к гибели своих солдат, а чтобы хоть как-то оградить наших граждан от репрессий, нужно вывезти за пределы села трупы румын.

— Неплохая мысль, — Мехлис потёр лицо и досадливо поморщился, — Чуприн! Назначь четырёх бойцов, пусть закидают трупы в грузовик и вывезут за село, в овраг какой-нибудь. А добровольцы…Принимайте, только так, что бы мы их вооружить могли. Действуйте, товарищи. Времени мало.

Зильберман предложил, что общаться с людьми лучше в помещении колхозной администрации и мы отправили нескольких вездесущих мальчишек по селу созвать людей для разговора. Минут через пятнадцать, в ком-нату собраний набилось человек сорок, а ещё больше собралось на улице. Переглянувшись, мы решили, сначала поговорить со всеми сразу. Выйдя на крыльцо, Яша начал 'двигать речь'. Послушав его я поморщился — сплошные лозунги! Ну нельзя сейчас так, люди другого ждут! Поэтому, перебив Зильбермана я вышел вперёд:

— Товарищи! — и замолчал, в горле вдруг пересохло. На меня смотрели десятки глаз, с надеждой, со страхом, ехидно. Не было только безразличия, в этих молодых и старых глазах. Мне показалось, что они мне говорят '..-давай, давай, ври — защитничек!' и именно эта мысль, встряхнула меня, — Товарищи. Не буду говорить вам красивых слов и врать. Вы сами видите — фашисты прорвали фронт, мы вынуждены отступать, отдавая вас во власть врагов. Простите нас и поверьте — это ненадолго! Как бы ни было сейчас тяжело, мы победим! И они ответят за всё! В вашем селе мы уничтожили подразделение румынской армии, что бы не навлечь на вас месть захватчиков, трупы вывезли подальше от села. Пока мы можем только так попытаться сохранить ваши жизни. У нас есть к вам просьба. Именно просьба, не приказ. Может быть, кто-то из вас видел немецкие части или знает важную информацию, придите в контору, расскажите нам об этом. И ещё. Если кто хочет записаться в ряды Красной Армии, прошу туда же. Вот, товарищи и всё, что я хотел вам сказать.

На площади было тихо, люди молча стали расходиться, лишь изредка переговариваясь между собой. А я пошёл в контору, не обращая внимания на ошалелого Зильбермана. Усевшись за большой стол, я спросил:

— Яш, а что ты так занервничал?

— Андрей, ты вообще умеешь думать? — возмущённо, еле сдерживаясь от перехода на крик проговорил тот, — На хрена ты это всё наговорил? Думаешь похвалит тебя Мехлис за эту инициативу? Да, скорее, он тебе по бестолковке настучит, чтобы…

Яше пришлось прерваться, к нам зашёл предмет разговора, Мехлис. Подойдя к столу, он негромко сказал:

— Всё правильно. Правильно сказал Стасов и прав ты, Зильберман. Не умеешь говорить с людьми — не берись! Понятно, товарищ старший лейтенант ГБ? А если понятно, то вы, Зильберман, остаётесь здесь общаться с людьми, а Стасов пойдёт со мной.

Вернувшись в дом, в котором всё началось я стал ждать разноса, но последовало совсем другое.

— Андрей, пусть Зильберман общается с людьми сам. Ты так и не научился говорить по-нашему, а люди это замечают. Сказал ты всё правильно, по делу, поэтому разноса не будет. Попей чайку, передохни, времени мало осталось и давай помолчим.

Минут через двадцать вернулся Зильберман с которым пришёл и Чуприн. Пока Яша рассказывал о результатах бесед с колхозниками, я, наконец-то, познакомился с капитаном. Оказалось, что зовут его Александр Николаевич, сам он с Дальнего Востока, из Хабаровска (почти земляк!) и оказался компанейским мужиком. Было ему тридцать лет, среднего роста брюнет, с ранней сединой и 'эльфийскими' глазами, фантастически зелёного цвета. Прихлёбывая чай, он помимо своих 'анкетных данных' успел рассказать, что нашли 'подарки'. В румынском грузовике, обнаружили несколько ящиков оружия, причём советского. Где они только его взяли?

— …Понимаешь, Андрей, когда бойцы меня позвали, я чуть не сдурел. Да в моём батальоне было меньше ППШ, чем мы нашли в этой тарахтелке. Целых тридцать штук! Да патронов пара ящиков! Каково? Всех, у кого винтовки и немецкие МП перевооружил! Теперь хорошо можно немцам, при встрече, вломить. Да и то, что взяли с румын лишним не будет, мы теперь можем людей вооружить, а это… — от полноты чувств он аж головой закрутил, — Это просто отлично. А с учётом того, что твой товарищ пятнадцать человек привёл, то совсем здорово! Нас теперь почти два взвода! А с бронетранспортёром мы силой стали! Правда горючки меньше, чем хочется… — Грустно закончил он.

— Вот что, товарищи командиры. В свете последних событий, слушайте приказ. Выдвигаемся в направлении Прохоровка — Старогнатовка — Гранитное. Вооружить призванных бойцов и, — он посмотрел на часы, — через пятнадцать минут построить весь отряд на площади для принятия присяги пополнением. Пусть это не совсем правильно, но так нужно.

Через двадцать минут, я стоял в строю вместе со всеми и мысленно, вслед за новичками, повторял слова присяги:

— Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным бойцом, — торжественно повторяли за Мехлисом пятнадцать молодых парней, решивших пойти с нами, — Я всегда готов по приказу Рабоче-Крестьянского Правительства выступить на защиту моей Родины — Союза Советских Социалистических Республик и, как воин Рабоче-Крестьянской Красной Армии, я клянусь защищать ее мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами.

Если же по злому умыслу я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся.

Второй раз я слушал текст присяги и думал о разнице в текстах военной присяги сейчас и потом, в двадцать первом веке. В той присяге главное — защита 'конституционного строя' а уж потом народа и Отечества. Даже саму суть присяги изуродовали будущие властители страны. Главное — их власть, а остальное потом, если время останется. А военные клянутся, в первую очередь власть. Да, присягу нарушали только выполнять приказы и защищать многие и во все времена. Только в двухтысячных и нарушать не нужно, соблюдай дословно и всё. Для народа хорошего ты мало сделаешь, скорее всего. Для 'отцов-командиров' всегда будет отмазка, ведь защита долбаного 'конституционного строя' первая по важности, всё остальное потом. Хотя, может теперь и не будет той власти, для которой главное 'бабло', а не страна и люди? Дай-то Бог, чтобы я был прав!