Читаем без скачивания Смертельные акции - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В таком случае многое становилось понятным: и то, что именно она обнаружила труп мужа, и ее потрясающее самообладание во время разговоров со мной, и те пять тысяч долларов, которые она дала мне в качестве предаванса.
«Покупка адвоката? Не значит ли это, что меня купили?» Я улыбнулся от нелепости этой мысли. Я понял, что столь же нелепо и предположение о вине Ларисы. Но как адвокат я должен был иметь эту версию в виду и прежде всего проверить свою подзащитную. И только потом думать, как и от чего ее защищать. Но как проверить? И как защищать? Где взять алиби?.. Лариса была в Ялте с любовником, который бесследно исчез.
Допустим. Но больше всего меня настораживало, что труп обнаружила Лариса, оставшись одна, в собственной квартире, неплохо, кстати, охраняемой…
Нет, только не это! Эти глаза не могут врать. Эта женщина не может быть убийцей. Но что я могу привести в доказательство, кроме собственных симпатий к Машкиной?
Я прошелся по комнате. Неожиданно в моей голове появились другие мысли. Лариса и вправду была мне очень симпатична. Пытаясь вернуть себе рабочее настроение, я решил позвонить Турецкому. В ту же секунду в моей квартире раздался звонок.
– Слушаю, – я снял трубку, – алло, перезвоните, вас не слышно…
Почему-то подумалось, что звонила Лариса. Точнее захотелось, чтобы она позвонила. Удивительная женщина! Между прочим, ничем не хуже Марины. Ну разве что чуть-чуть. Размышляя таким образом, я пытался дозвониться Турецкому. Ну вот, наконец свободно.
– Турецкий слушает.
– Нужно поговорить, Александр Борисович.
– Давай. Я сейчас в городе. Можно встретиться в кафе на Тверской. В двенадцать.
Всегда точен, всегда аккуратен, всегда лаконичен. Признаться, я завидовал Турецкому, его способности понимать и чувствовать одновременно (что у меня никак не получалось), его редкому сочетанию силы и мягкости.
Я оделся, не спеша вышел из дому. У подъезда щебетали две девушки. Я невольно прислушался.
– Евгеша меня на велосипеде катал, в затылок возбужденно сопел: «Приходи ко мне вечером, мать у меня в ночную…»
– Ну а ты?
– Вот еще! А он потом с крыши цветы на балкон бросал, по телефону часами ерунду плел, а после… в подъезде на стене грязные слова писал…
– Сволочь.
– Не говори. Ну пока.
– Пока.
Девчонки заметили, что я прислушался к их разговору, смутились, одна поспешила скрыться в подъезде, другая свернула за угол. Мне стало немного не по себе, возникло ощущение, будто я без разрешения прочитал страницу из чужого дневника. Кстати, тоже полезное занятие для адвоката: подслушивать чужие реплики, читать жесты. Все пригодится. Собранный из случайных черточек прохожих, из реплик соседей, из собственных мыслей, наконец, когда-нибудь должен был сложиться в моем сознании образ преступника, убившего человека, жену которого я должен был защищать.
До двенадцати оставалось полтора часа. Я решил приехать раньше. Прогуляться по Тверской… Привести в порядок мысли… А мысли, признаться, были самые разные.
Может, имеет смысл взять Ларису под стражу, тем самым защитив ее от покушения, которое наверняка произойдет в ближайшее время? Или стоит просто установить за ней наблюдение, что в случае ее вины даст возможность найти ее сообщников, а то и вовсе узнать, чьим сообщником является сама Лариса?
Так или иначе, это как-то отразится на ее поведении, и тогда мой опыт подскажет мне, как вести себя с ней и чем подтолкнуть ее к откровенному разговору.
Покусывая эскимо, я брел по тротуару. До встречи с Турецким оставалось еще немного времени.
Пьяный дворник сметал мусор то в одну, то в другую сторону, то в одну, то в другую…
– Обниму коня, напою жену, – негромким пьяным тенором пропел дворник и добавил, – пардон, – неожиданно оказавшись прямо передо мной. Я не понял, к чему относилось его «пардон»: то ли к отредактированной им песне, то ли ко мне, явно не испытывающему к нему симпатии.
Коснувшись метлой моих ног, дворник шагнул в сторону – и снова мусор то в одну, то в другую сторону. Прохожие улыбались, поглядывая на него: небритый, нечесаный дворник скорее походил на бомжа, чем на блюстителя чистоты и порядка. Меня всегда удивляло это непонятное снисходительное отношение русского человека к пьяным людям. Словно к маленьким детям, все можно простить, потому что причина уважительная – выпил.
Где-то в глубине двора прозвенел школьный звонок. Пестрая толпа детей высыпала на тротуар, садились в припаркованные авто, самые разные – от «Жигулей» до «мерседеса», уезжали. Немногие отправлялись пешком.
Краем глаза отметив столь яркую перемену сегодняшней жизни, я снова углубился в свои мысли. Кому может быть выгодно убийство алмазного короля? Скорее всего, тому, кто сам собирается занять его место. Вполне возможно, сразу два места – и короля, и супруга. Нужно как можно скорее допросить любовника Машкиной – Родина. Вряд ли убил именно он, но в том, что Родин имеет к убийству какое-то отношение, я почему-то не сомневался.
Пронзительный детский визг заставил меня вынырнуть из собственных мыслей. На тротуаре неподалеку от школы явно что-то происходило. Толпа зевак становилась все больше. Я решил к ним присоединиться.
Увиденное потрясло меня. На тротуаре бился в судороге мальчик, на вид ему было лет семь-восемь. Поразила реакция окруживших ребенка людей: они не то что не пытались помочь ему, но как-то с интересом наблюдали за тем, что будет дальше. Не зная, как поступают в данных случаях, я подумал, что нужно вызвать «скорую». Оказалось, что я произнес это вслух.
– Не надо «скорую». – Сквозь толпу зевак пробирался пьяный дворник.
Отобрав у стоящего рядом опешившего малыша (одноклассник, наверное) бутылку газировки, дворник вылил ее себе на руки, наклонился над лежащим на тротуаре ребенком, разжал ему челюсти и что-то сделал. Что именно, я не успел понять. Толпа охнула. Ребенок успокоился.
– Все в порядке, – сказал дворник и ушел в толпу.
Женщина в белом халате склонилась над мальчиком, щупала пульс, жестом показывала собравшимся вокруг ребенка: «Расходитесь». Мальчик открыл глаза.
– Наша медсестра, – сказал детский голос за моей спиной.
Я посмотрел на часы: было без десяти двенадцать. Вот уж действительно, душа человеческая – потемки. Никогда не знаешь, чего от кого можно ожидать. Тот, кому так хочется верить, вполне может оказаться преступником, а дворник с лицом убийцы на моих глазах спасает чью-то жизнь.
Незаметно для себя я приблизился к кафе. Турецкий подошел через минуту. Обменялись традиционными приветствиями, заказали по чашке кофе, я задал вопрос, ради которого приехал.
– Александр Борисович, есть ли доказательства алиби Ларисы? Точнее, могу ли я быть уверен, что она…
– Не убийца, – продолжил мою мысль Александр Борисович. – На данный момент следствия эта версия нами рассматривается. И доказательств того, что она не причастна к этому убийству, нет. Пока что, во всяком случае, нет.
– Вы имеете в виду, что нет доказательств ее причастности?
– Как раз они есть.
– Но когда убили Машкина, Лариса была в Ялте. И не одна.
Турецкий словно читал мои мысли:
– А что мешало ей слетать оттуда на денек-другой к нелюбимому мужу. Подчеркиваю: к нелюбимому, потому что она была в Ялте, как ты выражаешься, «не одна», или, в конце концов, заказать его убийство?
– Интересно, как бы отнесся любимый к ее исчезновению? – попытался съязвить я.
– Это не вопрос. Женщина может найти тысячу способов, чтобы заставить мужчину поверить в то, что ей в данный момент выгодно.
– Такая женщина не может врать, – не выдержал я.
– А как насчет любовника? Неужели Машкин был в курсе? Хотя мне лично тоже хочется верить ей. Но наши собственные пристрастия и интересы или даже симпатии к преступникам или подзащитным не могут быть основанием для принятия официальных решений.
Я с удивлением посмотрел на Турецкого. Мне даже показалось, что я не сразу понял, что имеет в виду Александр Борисович.
– Поэтому в данном случае, – продолжал Турецкий, – мне ничего не остается сделать, как избрать в качестве меры пресечения взятие под стражу…
– Но она не виновата, – возмутился я, – это же ясно как…
– Кому ясно?
– Мне.
– А мне не ясно. Мне нужны доказательства. Если в ближайшее время не найдут любовника, а главное – он не подтвердит, что был в Ялте с Ларисой Машкиной, значит, алиби нет.
– Но я там был!
– С ней?! – насмешливо поинтересовался Турецкий.
Признаться, такого вопроса я не ожидал. При всем моем уважении к Турецкому подобная неделикатность просто обидела меня. Пока я сидел и думал, стоит ли мне демонстрировать свою обиду, Александр Борисович смягчился:
– Извини, но ты с таким восторгом говоришь о ней, что… Ну не буду, не буду травить твое бедное сердце, тем более что оно, судя по всему, неровно дышит в сторону твоей подзащитной.