Читаем без скачивания Легенды о славном мичмане Егоркине - Виктор Белько

Значит, иду я как-то себе на развод, на вахту заступаю, а тут слышу, командир сверху кричит: “Стой, куда, вернись, ты же офицер! Де-ж-ж-журный! А ну, найти мне Парилкина! Опять, подлец, исчез у меня из-под носа!”.

А Парилкин – это был наш помощник по снабжению – очень талантливый и последовательный лентяй и бездельник. Отчет по продовольствию – это важный завершающий аккорд в симфонии возвращения, и, пока этот самый отчет не представят и его не одобрят в соответствующих органах – командира в отпуск могут и не пустить – подвиги-подвигами, но материальная ответственность….

Так вот, этого самого отчета пока в природе не было. Как говаривал один из моих любимых командиров, в этом отчете еще “даже конь не расцветал”. Вот наш командир и решил посадить помощника под свой неусыпный контроль в свой собственный салон – чтобы он хоть так занимался своей работой и избежал неприятных сюрпризов. Только тщетно – помощник каждый раз исчезал, прямо из под носа, как дым в открытой форточке, лишь только командир, случалось, отворачивался. Этот самый Парилкин уже был давным – давно лишен приказами разных начальников всех мыслимых выплат и вознаграждений, и, поэтому, уже ничего не боялся! Командир уже не раз вслух жалел, что он не капитан пиратского корабля, тогда бы он бы давным-давно отправил Парилкина за борт по доске – да еще раза три, исключительно для садистского удовольствия – и своего, и старпома.

Но лентяя этими мечтами не проймешь! Однако, делать с ним что-то надо было!

И вот Тетушкин решил помочь командиру. Он привлек к этому делу меня, еще кое-кого. Мы собрались и заговорщицки обсудили коварный план нашего старпома, капитана 3 ранга Бориса Александровича Тетушкина, доработали детали и …. Для натуральности и чистоты эксперимента круг посвященных был ограничен, а роли были четко расписаны. Даже очень, потому, что каждый знал только свой кусочек сценария!

А тут вдруг приходит шифртелеграмма командиру. И в ней от командира базы в Арнобии – большой привет! Оказывается, после нашего ухода выяснилось, что кто-то продал местным спекулянтам большую партию советской говяжьей тушенки. Да еще в то же самое время среди местного населения прокатилась волна тяжелых отравлений, которые полиция связала с этой самой тушенкой. Назревал скандал на уровне посольства, местные власти требовали тщательного расследования и уголовного наказания виновных в смерти своих сограждан. Между прочим, в той же телеграмме говорилось, что судить виновного предлагалось их судом на их территории, а за такие штучки по военному времени у них приговаривали к смертной казни путем посадки на большой и толстый кол, обмазанный старым солидолом. Короче, все выглядело примерно так!

После прочтения и ознакомления командира с текстом телеграммы, последовало ее бурное обсуждение нашей “большой тройкой” – командиром, замом по политической части и старпомом. Командир делал “вливание” старпому, не стесняясь ни в тоне, ни в выражениях – да так что закрытая дверь его каюты не спасала от разглашения этой информации! Поэтому, об этой телеграмме услышали сразу несколько человек.

– Доигрались вы, уважаемый Борис Александрович, вместе со своим Парилкиным! – ревел командир на всю надстройку: – вот теперь вас всех за цугундер возьмут и поведут в подвалы иголки под ногти загонять! А я в этот момент буду выковыривать из своей…, м-да-а, здоровенную, неструганную морковку, которую мне засунет командующий за мою доброту к вам и приобретенную в море служебную слепоту! Только никому не говорите, но, по приходу в Противосолнечную губу нас будут ждать ревизоры, и прокуроры с машиной с решетками. Они опечатают всю документацию, а у него, у Парилкина-то, и отчета-то нет! Так что, выведут его отсюда в наручниках ненадолго – где-то лет на пять – шесть. Валерий Сергеевич, ты не знаешь, сколько теперь дают за воровство или халатность, вместе с убийством по неосторожности? А то и в Африку отдадут, а там… – командир замолчал. А что с Парилкиным было бы в Арнобии, все на корабле уже знали и так.

Старпом виновато оправдывался. Эти новости быстро разлетелись по кораблю при непосредственном участии вестовых кают-компании и других случайных свидетелей.

А я отправился искать своего друга-приятеля Петрюка. Тот, довольный, сидел в каюте и гремел костями “коши”, безжалостно обыгрывая простоватого боцмана. Ему удавалось выбросить нужную комбинацию, и соперник часто зло шипел и негодующе плевался. – Анатольевич, да за такой мухлеж в приличном обществе бьют подсвечниками!

– Я мухлюю? Да побойся Бога, все ведь на твоих глазах!

– Паша, – сказал я, – твоему начальнику, по всему выходит – абзац, его уже ищут! – и тут я выложил своим приятелям то, что случайно услышал под дверью командира. Тут Петрюк побледнел и обмяк. Ему вдруг стало не до игры! Я сказал, что, мол, ищи, давай, своего шефа, пусть он немедленно берется за отчет, вместе с тобой! Может быть, это и не вы виноваты вовсе, мало ли там всяких войск, да каждый со своей тушенкой! Да и провокация какая в полной вероятности!

Сказав это, я заторопился по своим делам. Однако, отойдя подальше, я спрятался за приоткрытую дверь душевой и стал смотреть, что будет дальше. Коренастый Петрюк резвым колобком покатился по коридору, живо спустился по трапу куда-то вниз, и оттуда тотчас послышались грохот грубо открытой двери и возбужденные крики – и его, Петрюка, и Парилкина, который слабо оправдывался, а мичман яростно нападал. Наконец, наш незадачливый помощник с заспанной физиономией, выполз из каюты и побрел на свое “рабочее место”.

Тем временем, мой приятель вернулся в каюту, я – за ним. Паша достал откуда-то из-под стола банку фруктового сока, двумя точными ударами ножа вскрыл ее, припал к отверстию в крышке и большими глотками опустошил литровую емкость наполовину. Спохватившись, предложил сок и мне.

– Извини, понимаешь, нервы! Так как ты думаешь, это серьезно?

– Серьезнее не бывает! Командир говорит, аборигены крови требуют! А ты-то, что вдруг задергался?

– Да так, вроде бы и не с чего – вот только не помню, на что я выменял черепаховый панцирь? Кофе, так вроде бы на хозяйственное мыло, орехи кола – на одеколон “Гвоздика”, брусок черного дерева – на личную “сгущенку”, а вот панцирь на что – убей, не припомню! Может, точно, на тушенку?

– Убьют – убьют, на кол вон посадят, представляешь?

– Да пошел ты со своим юмором! – обиделся Паша Петрюк: – у меня вот, аппетит даже пропал, а тебе – смешки!

– Ты бы, Паша, чем вот так мысленно дергать себя за … уши, уж лучше бы пошел и помог Парилкину, а то, как бы он волнения в транс не впал, плакал тогда весь отчет ваш, да и вы взрыдаете в суровых руках закона и прокуратуры!

Рука Петрюка сама по себе стала подбираться к увесистой гантеле, и я быстро исчез за дверью каюты. Меж тем, на море начиналось волнение – незадраенные переборочные двери ходили ходуном, грозный шум волн был хорошо слышен в коридорах на главной палубе, где-то со столов с грохотом летела посуда. Я заглянул к Парилкину – страдая от качки, которую переносил плоховато, он все же что-то подсчитывал на калькуляторе и вписывал цифры в разные таблицы, пытаясь сосредоточиться на только на своей работе. Петрюк перебирал кучу накладных, раскладывая их в какой-то системе.

– Палыч – сан, ты не выпендривайся, узнай у командира или старпома номер той партии “тушенки”, а мы бы проверили!

Я согласился и пошел к Тетушкину, с которым мы пошептались по нашим вопросам. Вернувшись, я сказал, что номер в телеграмме прошел нечетко и показал им ряд цифр, выписанных из шифровки.

Петрюк вызвал своих подопечных – старшин и они устремились в провизионки – искать нужный номер серии на банках и ящиках. На их счастье, продовольствия оставалось не так уж много, и работа была сделана быстро. Парилкин трудился, не поднимая головы – даже от чая отказывался. Меж тем, петрюковские бойцы нашли почти похожую серию – а вдруг, она самая, а номер не сходится из-за сбоя в телеграмме? Это навевало мрачные мысли не столько на Парилкина, сколько на самого Петрюка. Построив в укромном уголке своих коков и баталеров, он жестко и непедагогично выяснял, а не делился ли кто из них тушенкой с местным населением? За ответ, который не удовлетворял мичмана, кок и баталер испытывали прочность обшивки собственной спиной. Однако, ничего, кроме возвращения обратно в закрома родины некоторой части честно наворованных консервов, которыми эта братия подкармливала своих “годков”, добиться не удалось.

Меж тем, разведка донесла, что Парилкин перешел на валерьянку, глаз не смыкает, ест наскоро, не выходя из каюты. А его даже никто и не стережет! Наоборот, ему даже стали сочувствовать! А раньше – только критиковали нещадно! И даже его подчиненные коки обещали ему сухарей заготовить – для тягот будущей жизни!