Читаем без скачивания Возвращение - Дмитрий Манасыпов

Да потому, что каким бы крутым техасским рейнджером ты ни был, пусть даже и не рейнджером, а бойцом «морских котиков», но ты человек. И пусть где-то в домашнем сейфе у тебя хранится целая коробка побрякушек с мечами, крестами и прочей лабудой на ленточках, а в банке с формалином в самом углу лежит ожерелье из вражеских ушей или там скальпы, напоминающие о былых подвигах, но ты человек. И хочешь ты от жизни только ее саму, а в чем она выражается, скажите мне, о боги войны и герои минувших сражений? Правильно, уважаемые, конечно, вы правы. И пусть пускающие гордые слюни юные глупцы думают, что самое главное в жизни — честно выполненный долг, почести и слава. Мы-то с вами знаем, что важнее обычного человеческого счастья и душевного тепла нет ничего.

Пальмовые венки на голову тем, кто вернулся с войны, звезды героев и денежные выплаты? Ну а как же, конечно. Только заменят они то, что способно выгнать из вас отупляющий и душащий изнутри холод того, чем вы занимались? Смогут прогнать воспоминания о погибших друзьях и о тех, кто был с другой стороны, но кто тоже не вернулся? Способны ли гордые слова, которые говорят с высоких трибун во время праздников того или иного рода войск, специальностей или там краповых шнурков, если нет поблизости чего другого, убрать из памяти засохшие следы крови на штормовке того, кто еще недавно курил с тобой одну на двоих сигарету? Нет, они никогда не вылечат то, что в душе каждого, пришедшего с войны. А что здесь у нас, в Районе, как не каждодневная и затянувшаяся на годы война?

А тепла и душевности не будет, когда рядом нет того, кто вас любит. Любит по-настоящему, без скрытых мотивов, без каких-то планов, а просто так, потому что вы — есть. И только тогда ночью не снится снова лицо, перекошенное от злобы или от боли, и ты не вздрагиваешь от того, что прямо в тебя, да-да, лупят из станкача из кустов, а ты не успеваешь уйти с биссектрисы огня… только тогда. Если ты просыпаешься не от того, что обхватил ставшую насквозь мокрой от твоего собственного холодного пота подушку, а от того, что рядом есть кто-то теплый, домашний и любящий, тогда оно уйдет. То самое мерзкое чувство, что не отпускает и спустя много лет после того, как ты уже вернулся с войны, на которой оставил часть себя. А уж если война до сих пор в тебе, то тогда, будь уж добр, ищи и находи единственного человека, с которым ты будешь спокоен. И вот тогда, только тогда, счастье и покой обретет каждый из неизвестных героев, только тогда.

Проснувшись, я понял, что во сне был где-то далеко от Района, и не один, — и расстроился. Хотелось закрыть глаза и вернуться в тот странный, непонятный сон, который, казалось, вынырнул из какого-то далекого и светлого будущего, подразнив и дав почувствовать всю его сладость.

Что за комната с теплыми зелеными обоями, залитая ярким утренним светом, которого не бывает здесь, в Районе? Он, конечно, есть, но не такой теплый и мирный, дарящий радость. Почему во сне на мне был вовсе не свойственный мне сегодняшнему деловой костюм, серый, в легкую голубую полоску? Сумка из натуральной кожи… Ощущение того, что только что прилетел откуда-то… Торопливо открыл дверь в небольшой коридор, сделал несколько шагов вперед, и все… Ощущение безграничной радости от того, что я дома и что вот оно, мое счастье, сонно вставшее навстречу. Заснувшая прямо на неразобранной кровати, одетая во что-то очень домашнее, со своей самой ласковой улыбкой. И тут сон кончился, потому что кто-то рядом выругался. Ну что тут скажешь?..

Осталось только полежать немного, окунаясь снова в то, что было, и думать о том, что все-таки, видимо, начал стареть. А то, даже волосы седые появились, хотя и что с того? У Сдобного, который сейчас, судя по всему, и не думает спать, вообще половина башни белая. И ничего, это никак на нем не отражается. Так что, товарищ бывший старший лейтенант, будьте добры, в следующий раз не забудьте воспользоваться дорогущим средством из вашей собственной аптечки. Тем самым, после которого вы чувствуете в себе силы открутить голову хоть Годзилле и скачете аки новенький, только что с ручной сборки чоппер «Оборотень». А не вырубайтесь в самый неподходящий момент, право слово. Так, а кто это у нас так настойчиво трындит о чем-то интересном в дальнем углу, не давая заслуженному рейдеру предаваться мечтаниям во сне? Ну да, именно они, и чего я не удивлен… Точинов, Танат, Сдобный и Крюк, больше некому, а как же!

— Значит, контейнер не такой уж и большой, профессор? — Голос Таната удивительно напоминает мерзкий звук, который, если пофантазировать, могут издавать трущиеся друг о друга чешуйки какой-нибудь большой змеи, анаконды например. Ну, а если у нее чешуек нет, так хоть королевской кобры, хрен редьки не слаще. Короче, вы меня поняли, да? Отвратный у него голос.

— Да, Танат. Вакуумный, герметичный, корпус из металлопластика, выдерживает очень большие нагрузки. Вещество находится в сжиженном состоянии, весит довольно много, и контейнер наверняка будут нести в рюкзаке. Но поймите, небольшой — не значит маленький. Он похож на стандартный армейский термос. То есть рюкзак будет видно сразу, он минимум в два раза должен быть больше обычной эрдэшки.

— Ясно… — Это Сдобный, его-то голос я даже и во сне узнал. Точно, это он, вражина, матюгнулся. — Значит, нам нужно будет высматривать кого-то с охрененно большим вьюком на спине, ну, это не так уж и сложно.

— Ты, Сдобный, не устаешь меня удивлять. — Густой бас голема сложно спутать с кем-то еще. — А дальше-то что, после того, как ты все это увидишь? Чудится мне, по какой-то неясной причине, что возле того рюкзака народа будет больше, чем людей. И даже если мы с собой потащим несколько «Шмелей», то толку не будет, потому что на всех точно не хватит. Думать надо, думать…

Они замолчали. Эге, никак эти четверо решили разработать план кампании по уничтожению той самой дряни, что сейчас едет в нашу сторону? Ну, молодцы, что еще скажешь, прям, сука, Наполеоны вкупе с Кутузовыми и Жуковыми. Ну-ну, послушаем дальше…

— Пикассо… — Танат усмехнулся, зуб даю, что этот нелюдь именно осклабился сейчас, похохатывая надо мной. — Хорош прикидываться, что спишь. Ты уже минут пять как лежишь, не постанываешь, не пускаешь слюни и не пытаешься лобызать собственную подушку, называя ее то милой, то любимой, то еще как-то. Как он ее еще называл?

— Солнцем, счастьем и самой лучшей. — Точинов вздохнул. — Ну а что? Нам с вами остается просто позавидовать этому, в общем-то, весьма неплохому молодому человеку. Любовь у него, и нечего всяким циникам над этим ржать, это же и правда счастье. Да и порадоваться, что Скопа этого всего не слышала.

— Почему? — Сдобный явно не понял.

— Да потому что, уважаемый мой Сдобный… — Точинов снял с носа очки, чтобы протереть, и внимательно посмотрел на него. Да-да, я уже принял горизонтальное положение, наблюдая за этим советом в Филях или в Хрюшах, что ли? — Кто ей в этом сборище лихих и безбашенных героев без страха и упрека такие слова говорить будет? А она, к слову, очень красивая и молодая девушка, а им, девушкам, такое просто необходимо. Комплименты и прочее, ясно вам, господин заслуженный рейдер?

— Так точно… — Сдобный улыбнулся. — Надо ей, сразу как проснется, немедленно сказать, что она красива, как… как…

— Как она сама, — сестра буркнула это и перевернулась на другой бок. — Дайте поспать, бабники.

— Извини. — Сдобный кивнул мне, предлагая присоединиться, и отошел к самой двери. Взял один из десятка обычных армейских табуреток, стоявших в комнате, сел на него. Ну, спасибо за приглашение, что еще сказать.

Тело затекло, хотя вроде бы и лежал удобно. Правую руку вообще пришлось растирать, чтобы привести ее в нормальное состояние, но ничего. Подошел к ним. Шлепнулся на такую же табуретку, подставленную профессором. Танат молча протянул мне эмалированную кружку, в которой плескалась ядреная смоляная жидкость.

— Чай с дымком, по-цыгански… — Измененный ухмыльнулся.

— Чего?!! — Ба, да это же тот самый пароль, который Сдобный толкнул Рылу, да уж… — А отзыв?

— Без лимона, а с коньяком. Давай, бери, кружка горячая.

Как хорошо вот так, посреди ночи, если неожиданно проснешься, хлебнуть чаю, а? Вот я и хлебнул, да прилично так, памятуя Большого, который любил такой вот чаек. И понял, что насчет коньяка Танат явно не наврал, что было бы сложно, помня про его замашки сноба. Чего стоил «Баллантайн» у него в гостях.

— Так что делать будем, господа гусары? — Точинов обвел нас внимательным взглядом. — Сами понимаете, времени у нас в обрез, и что-то нужно срочно придумать.

— Это точно. — Крюк почесал в затылке. Смотрелось это страшновато. Такое ощущение, что у вас на глазах башенный кран решил, что хватит ему стоять на месте и надо бы пойти прогуляться. — Маловато нас для того, чтобы в лоб на них идти.

— Нас очень мало, — согласно кивнул Танат. — Но это не повод вешать головы. Тем более что есть кому поддержать такое благое начинание.