Читаем без скачивания Бернард Шоу - Эмрис Хьюз

Молодожены отправились в загородный дом Шарлотты. Необычными были не только бракосочетание, но и медовый месяц.

«У моей жены был восхитительный медовый месяц, — записал Шоу 10 июля. — Сперва ей приходилось нянчиться с моей ногой, а позавчера, когда я уже так хорошо пошел на поправку, я упал и сломал левую руку у запястья».

Выздоровление затянулось. По возвращении с курорта выздоравливающий Шоу решил прокатиться на велосипеде, правя одной здоровой рукой, и, конечно, упал, вывихнув при этом лодыжку. Врачи, не зная, как помочь ему, стали винить во всем диету. Сам неунывающий больной писал об этом осложнении:

«Жизнь предлагают мне на том условии, что я буду есть бифштексы. Плачущее семейство окружает мое ложе, протягивая мне Боврил в состав Брода[13]. Но лучше смерть, чем каннибализм. В моем завещании содержатся указания насчет моей похоронной процессии, в которой не будет похоронных экипажей, но зато будут шествовать стада быков, баранов, свиней, всякой домашней птицы, а также передвижные аквариумы с живыми рыбами, причем у всех сопровождающих гроб будут повязаны белые шарфы в память о человеке, который предпочел умереть, но не есть себе подобных. Если не считать процессии, направлявшейся в Ноев ковчег, это будет самая замечательная процессия, какую доводилось видеть людям».

Итак, Шарлотте с первых дней пришлось ухаживать за мужем. С большим или меньшим успехом, но с неизменной добросовестностью она осуществляла этот уход в течение сорока лет. Какой была Шарлотта? Осталось много де портретов, живописных и литературных. Однако мы по нашему обыкновению предоставим слово самому Шоу:

«В обычное время она весьма женственное существо… В высшей степени спокойная, и сдержанная, и приятная. Не снисходит до того, чтоб обладать еще какими-либо достоинствами. И все вдруг меняется, точно маска, как только она решает быть с вами откровенной и близкой».

И позднее, в письме той же Эллен Терри:

«Она не придаток, эта зеленоглазая, а самостоятельная личность».

Они договорились, что между ними не будет никакой супружеской близости. Биографы считают, что детей у них не было из-за того, что Шарлотта питала отвращение к подобного рода отношениям. Заявление Шоу о том, что он женился из за денег, было его любимой шуткой. Ко времени женитьбы уже две его пьесы ставились довольно успешно. Доход его почти удвоился, а репутация стремительно росла. Общий заработок его в 1895 году вырос до 270 фунтов. В 1896 году он заработал 1089 фунтов, считая и доход от постановки «Человека и оружия» известным американским актером Ричардом Мэнсфилдом, а также от неожиданно оказавшейся весьма успешной его же постановки «Ученика дьявола». Итак, доход его стал расти, а он толком не знал, куда ему девать и эти деньги. Материальных трудностей он не испытывал и при желании мог бы съехать с Фицрой-скуэр. В чем он по-настоящему нуждался, так это в уходе и женской заботе. Нужен был человек, который следил бы, чтоб он не переутомлялся, чтоб он вовремя ел и отдыхал от работы и от людей, чтобы другие женщины не досаждали ему. Все это Шарлотта и осуществляла более четырех десятков лет.

Шарлотта восхищалась им еще во времена его театральных рецензий и лекций в Фабианском обществе. Она считала, что главное его призвание не драматургия, а политическая пропаганда И Шоу никогда не изменял своему призванию пропагандиста социализма, блестящего политического публициста и проповедника новых идей[14].

В политике, как и в драматургии, Шоу неизменно сохранял свою совершенно независимую и оригинальную точку зрения. Примером может служить хотя бы его позиция во время англо-бурской войны, разразившейся вскоре после его женитьбы. Как известно, английское правительство, обеспокоенное судьбой своих золотых и алмазных копей в Южной Африке, послало туда войска, чтобы сломить сопротивление буров (по происхождению это были эмигранты из Голландии) и отстоять интересы монополий. Правительство не сомневалось, что сопротивление буров будет без труда сломлено. Не сомневался в этом и Шоу, который заявил, что хотел бы написать на эту тему памфлет, но полагает, что все кончится, прежде чем он успеет написать что-либо Однако война все тянулась и тянулась, и через девять месяцев Шоу написал свою брошюру «Фабианство и империя». Его точка зрения отличалась от точки зрения самых последовательных противников войны — радикальной группы либералов в палате общин, возглавляемых Ллойд-Джорджем, Независимой рабочей партии, возглавляемой Кейром Харди, и социал-демократов, возглавляемых Хайндманом. С другой стороны, в стране нарастали шовинистические настроения, и митинги оппозиционного меньшинства подвергались налетам. Ллойд-Джордж однажды едва избежал расправы бирмингамской толпы, переодевшись полисменом. В этой обстановке Шоу, как ни странно, не примкнул к защитникам буров и в письме Фрэнку Хэррису так объяснял это:

«В южноафриканском вопросе я не был пробуром… За несколько лет до начала войны Кронрайт Шрайнер… приезжал в Лондон. Я спросил его, почему он и Жубер и все остальные мирятся с Крюгером и с абсолютной теократией. Он сказал, что они все понимают, что это очень огорчает их, но что старик скоро умрет и тогда крюгеризм кончится сам собой и в стране будет установлен либеральный режим. Я высказал предположение, что подобное ожидание может таить в себе опасность; однако ясно было, что с дядюшкой Паулем им не справиться. Во время войны в Норвегии произошла любопытная история. Там, как и в Англии, считалось само собой разумеющимся, что права была антианглийская сторона. И вдруг Ибсен в своей обычной мрачной манере спросил: «А мы действительно на стороне Крюгера и его Ветхого завета?» Это было как удар молнии. Норвегия замолкла. Я разделял чувства Ибсена. Конечно же, я ни в коей мере не был захвачен кампанией, развернутой «Таймс». Однако я видел, что Крюгер — это означает семнадцатый век, и притом еще шотландский семнадцатый век; к своему величайшему смущению, я обнаружил, что стою на стороне толпы, в то время как вы, и Честертон, и Джон Бернс, и Ллойд-Джордж противостояли ей. Просто удивительно, в какую дурную компанию могут привести тебя передовые взгляды».

Будь Шоу жив сегодня, он смог бы добавить, что в свете того, как нынешние потомки буров расправляются со своим черным населением, он был не так уж не прав. И все же он не включил «Фабианство и империю» в свои избранные работы. Может быть, в свете нового расширения империалистических притязаний в начале нового века он отчасти усомнился в силе своих аргументов. И даже в самом начале памфлет этот был подписан Шоу только как редактором: «под редакцией Бернарда Шоу».