Читаем без скачивания Так начиналась война - Иван Баграмян

В 15 часов мы должны были послать в Москву свое первое донесение. Я занялся составлением его. Это был, пожалуй, самый трудный отчетный документ за всю мою штабную деятельность. Обстановка оставалась по-прежнему неясной: каково истинное положение армий, где враг наносит главный удар, каков его замысел — обо всем этом можно было лишь строить догадки. И наше первое боевое Донесение в Москву было полно общих мест и неясностей. Из-за этого я и мои помощники невольно чувствовали себя без вины виноватыми.

Мы быстро продумали и наметили более гибкие и действенные способы сбора и обработки донесений от подчиненных штабов. Частые порывы телефонных и телеграфных линий, неустойчивая работа радиостанций вынуждали полагаться прежде всего на офицеров связи, которых мы посылали в войска на машинах, мотоциклах и самолетах.

Из анализа поступивших к ночи на 23 июня данных стало все яснее вырисовываться, что главный удар враг наносит из районов Устилуга и Сокаля в полосе 5-й армии и на ее стыке с 6-й армией, в направлениях на Луцк и Дубно. Одновременно фашистские войска ведут наступление в полосах 6-й и 26-й армий. Ожесточенные бои разгорелись в районах Рава-Русской и Перемышля.

Как выяснилось впоследствии, против 5, 6 и 26-й армий нашего Юго-Западного фронта на участке Владимир-Волынский, Перемышль гитлеровское командование развернуло 37 дивизий (25 пехотных, 5 танковых, 4 моторизованные, 3 охранные). Их наступление поддерживали основные силы 4-го воздушного флота, насчитывавшего 1300 самолетов.

Только против 5-й армии в первый день наступления командующий группой армий «Юг» фельдмаршал Рунштедт ввел в сражение десять пехотных и четыре танковые дивизии, да в готовности к развитию успеха он держал здесь не менее двух пехотных, четырех моторизованных и одной танковой дивизий. Более двадцати дивизий 6-й полевой армии генерала Рейхенау и 1-й танковой группы генерала Клейста против пяти наших дивизий, находившихся у границы!

Командующий 17-й полевой армией генерал Штюльпнагель, развернувший свои дивизии на фронте от Томашува до Перемышля, наносил главный удар через Рава-Русскую на Львов и далее в общем направлении на Тарнополь. Отдельными ударами он сковывал наши силы, оборонявшие Перемышль и рубежи южнее этого города.

Такова была истинная группировка фашистских сил, вторгшихся в пределы Украины в полосе нашего фронта.

Но всего этого мы, конечно, в первый день войны не знали.

Вот в таких крайне неблагоприятных для нас условиях начались боевые действия на Украине. В не менее тяжелой обстановке они развернулись и в Белоруссии, и в Прибалтике. Гитлеровское командование спешило использовать все те огромные преимущества, которые давала ему внезапность нападения.

ДО ПОСЛЕДНЕГО ПАТРОНА

Первый удар фашистских дивизий обрушился на пограничные заставы и на небольшие гарнизоны укрепленных районов, еще не законченных строительством. Бойцы и командиры этих подразделений героически выполнили свой долг: никто из них не покинул своих позиций под натиском неизмеримо превосходящих сил врага. Заставы и долговременные огневые точки укрепрайонов сразу же превратились в маленькие островки, со всех сторон захлестываемые враждебной стихией. Полностью окруженные, они вели неравный бой.

Изумительную стойкость проявили бойцы 98-го пограничного отряда под командованием подполковника Г. Г. Сурженко. 9-я застава этого отряда во главе с лейтенантом Ф. Н. Гусевым не раз переходила в контратаки и не отступила ни на шаг от границы. Около 600 гитлеровских солдат и офицеров нашли свой конец в первый день войны на подступах к позициям этой заставы и соседних с ней огневых точек укрепленного района.

Попытки подоспевших частей нашей 5-й армии пробиться к окруженной горстке храбрецов были безуспешными. Всех нас волновала мысль: удастся ли спасти, их? Ведь к вечеру у них кончатся боеприпасы…

В еще более трудном положении оказалась соседняя застава. Первый внезапный артиллерийский налет врага нанес ей невосполнимый урон: сразу же были разрушены все здания и под их обломками погибли многие пограничники. Но уцелевшие бойцы во главе с политруком Ф. Т. Бобенко быстро заняли оборону и ударили по врагу. Южнее, в районе города Владимир-Волынский, мужественно дрались пограничники 90-го отряда майора М. С. Бычковского, оказавшиеся на направлении главного удара фашистских войск. Величайшую стойкость проявили пограничники 13-й заставу этого отряда во главе с лейтенантом А. В. Лопатиным. Вечером мы узнали, что они закрепились в подвале разрушенного здания заставы и продолжают сражаться. Успеют ли части 87‑й стрелковой дивизии выручить их?

По нашим самым оптимистическим предположениям, пограничники могли продержаться максимум два дня. Но многие заставы вели бой значительно дольше. А застава Лопатина устояла одиннадцать суток! Герои дрались до конца. Они погибли под развалинами здания, но не сложили оружия.

Мужественно держались пограничники Перемышльского отряда, которым командовал подполковник Я. И. Тарутин. На участке заставы лейтенанта П. С. Нечаева находился мост через реку Сан у Перемышля. Вражеское командование для захвата этого моста бросило специально подготовленный отряд. Ему удалось прорваться на мост и захватить его, но решительной контратакой пограничники отбросили гитлеровцев. Фашисты обрушили на наших бойцов шквал артиллерийского и минометного огня, под его прикрытием форсировали реку вброд и обошли пограничников с флангов. В неравном бою быстро таяли ряды героев. Наконец лейтенант Нечаев остался один. Он подпустил к себе фашистов вплотную и взорвал последнюю гранату.

Все это я рассказываю со слов очевидцев, а также на основе скупых донесений, поступавших с границы. Но вот еще одно свидетельство. К нам в плен попал немецкий фельдфебель, который участвовал в атаках на 9-ю пограничную заставу лейтенанта Н. С. Слюсарева. На участке этой заставы находился мост через реку Сан (восточнее Радымно). Показания гитлеровца были записаны фронтовым корреспондентом Владимиром Беляевым. Привожу эту запись.

«До сих пор, — сказал фельдфебель, — располагаясь поблизости от советской границы, мы слушали только песни советских пограничников и не предполагали, что люди, поющие так мечтательно, протяжно, мелодично, могут столь яростно защищать свою землю. Огонь их был ужасен! Мы оставили на мосту много трупов, но так и не овладели им сразу. Тогда командир моего батальона приказал переходить Сан вброд — справа и слева, чтобы окружить мост и захватить его целым. Но как только мы бросились в реку, русские пограничники и здесь стали поливать нас огнем. Потери от их ураганного огня были страшными. Нигде, ни в Польше, ни во Франции, не было в моем батальоне таких потерь, как в те минуты, когда порывались мы форсировать Сан. Видя, что его замысел срывается, командир батальона приказал открыть огонь из 80-миллиметровых минометов. Лишь под его прикрытием мы стали просачиваться на советский берег. Наша тяжелая артиллерия уже перенесла свой огонь в глубь советской территории, где слышался рокот танков. Но и находясь на советском берегу, мы не могли продвигаться дальше так быстро, как того хотелось нашему командованию. У ваших пограничников кое-где по линии берега были огневые точки. Они засели в них и стреляли буквально до последнего патрона. Нам приходилось вызывать саперов. Те, если им это удавалось, подползали к укреплениям и подрывали их динамитом. Но и после грохота взрывов пограничники сопротивлялись до последнего. Нигде, никогда мы не видели такой стойкости, такого воинского упорства. Мы уже обтекали огневую точку, двигались дальше, однако никакая сила не могла сдвинуть двух-трех пограничников с их позиции. Они предпочитали смерть возможности отхода. Советского пограничника можно было захватить только при двух условиях: когда он был уже мертв либо если его ранило и он находился в тяжелом, бессознательном состоянии… В нашем батальоне насчитывалось тогда 900 человек. Одними убитыми мы потеряли 150 человек. Больше 100 получили ранения. Многих понесло течением, и в суматохе мы так и не смогли их вытащить на берег…»