Читаем без скачивания Операция «Перфект» - Рейчел Джойс

На этой неделе случались дни, когда Дайана, казалось, совсем забывала о случившемся на Дигби-роуд. Она играла с детьми в «Змеи и Лестницы», пекла им «волшебное» печенье, но время от времени на нее все же находило – то забудет бросить кубик во время игры, то не заметит, что начала сыпать в миску муку, то вдруг возьмет и куда-то уйдет. А потом, буквально через несколько минут, притащит ведро с мыльной водой и начнет тщательно мыть машину, окатывая ее полными ведрами холодной воды. Она по-прежнему полировала «Ягуар» замшей, совершая неторопливые круговые движения, как того требовал Сеймур. Но когда дело доходило до того колпака на колесе, она останавливалась и то отходила от автомобиля, то приближалась к нему, чуть откинув голову назад и вытянув перед собой руку с замшей. Со стороны могло показаться, что она просто не в силах прикоснуться к этому колесу.

С другими матерями на школьной игровой площадке Дайана практически не разговаривала. Например, в четверг одна из них спросила, как она поживает, а Дайана в ответ просто пожала плечами и тут же отвернулась. Байрону было ясно, что мать изо всех сил старается скрыть от всех свои чувства, но та женщина, похоже, ничего не поняла и заявила:

– Пари держу, вы беспокоитесь о своем новом «Ягуаре». Я бы, например, до смерти боялась садиться за руль такой машины. – Этой даме очень хотелось быть вежливой.

Но лицо Дайаны вдруг как-то сразу осунулось, и она сказала:

– Глаза бы мои на него не глядели! – Байрон лишь однажды видел у нее на лице похожее выражение – она тогда получила известие о смерти матери. Столь резкий ответ явно очень удивил ту женщину, но она из вежливости все же попыталась рассмеяться и сделать вид, будто ничего особенного не произошло, однако сама Дайана резко развернулась и пошла прочь. Байрон понимал, что мать вовсе не хотела быть нелюбезной. Он прекрасно видел, что она с трудом сдерживает слезы. Эта сцена настолько его потрясла и встревожила, что вместо того, чтобы броситься следом за матерью, он остался возле той женщины и принялся развлекать ее светской болтовней, ожидая, что мать вот-вот вернется. При этом он несколько раз упомянул о погоде и заметил, что «Ягуар» у них в отличном рабочем состоянии. С ним никогда ничего плохого не случается, прибавил он, потому что его мать – водитель невероятно аккуратный и осторожный, и у них никогда не было ни одной аварии… Ох, как жаль, что он не сумел вовремя придержать язык!

– Боже мой! – сказала та женщина, озираясь, но Дайаны нигде не было видно. В итоге эта мамаша, натянуто улыбнувшись Байрону, сказала, что ей чрезвычайно приятно с ним беседовать, но ей пора, потому что у нее еще куча дел.

В ту ночь Байрона разбудило какое-то странное потрескивание. Он подошел к окну и увидел окутанный ночной темнотой сад, в дальнем углу которого, рядом с аккуратной калиткой из штакетника, мерцало оранжевое пламя. Он накинул махровый халат, сунул в карман фонарик и поспешил в спальню Дайаны, но там никого не было. Он заглянул в ванную и в комнату Люси. Матери не было нигде. Начиная тревожиться, Байрон спустился вниз, но в гостиной даже ни один светильник не горел. Поспешно сунув ноги в уличные башмаки, он вышел из дома, стремясь во что бы то ни стало найти мать.

На пустоши, на вершинах холмов, еще играли последние отблески заката, но внизу все уже было окутано тьмой, в которой, правда, еще можно было разглядеть неясные светлые пятна – пасущихся овец, больше похожих отсюда на россыпь валунов. Цветы в саду стояли высокие и неподвижные, в густых вечерних сумерках энотеры сияли, точно желтые фонари. Байрон прошел через верхнюю лужайку мимо беседки, увитой цветущими розами, мимо фруктовых деревьев, мимо огорода. Он все время двигался на яркий оранжевый свет костра и все более отчетливо слышал его потрескивание. Яблоки еще не созрели, но в воздухе уже чувствовался их чудесный аромат, как обещание хорошего урожая. Розовый месяц висел совсем низко и был такой тонкий, что больше походил на улыбку, гнездившуюся между щек пустоши.

Байрона совсем не удивило, когда у костра он обнаружил мать. Она грела у огня руки. Вообще-то она часто жгла костры. Но его удивило, что на этот раз она прихватила с собой стакан с каким-то питьем и сигарету. Он никогда раньше не видел, чтобы она курила. Хотя по тому, как она подносила сигарету к губам и с наслаждением затягивалась, можно было предположить, что это занятие ей нравится. Ее лицо как бы все сейчас состояло из четко вырезанных темных теней, но волосы и кожа так и сияли в свете костра. Она нагнулась и что-то достала из сумки, стоявшей у ее ног. Затем вроде бы минутку помедлила, сильно затягиваясь сигаретой и прихлебывая свое питье, а потом бросила эту вещь в огонь. Пламя ненадолго притухло под тяжестью упавшего предмета, потом вспыхнуло с новой силой, выбросив вверх длинный язык.

А мать снова поднесла стакан к губам. Она пила умело, и казалось, что стакан сам хочет, чтобы она поскорее его опустошила, а не наоборот. Докурив, она швырнула окурок на землю и затоптала его острым носком туфельки, словно уничтожая следы некой ошибки.

– Что это ты тут делаешь? – спросил Байрон.

Она резко обернулась. Вид у нее был испуганный.

– Это всего лишь я. – Байрон засмеялся и посветил себе в лицо фонариком, показывая, что вовсе не хотел ее напугать. Сильный свет фонарика ослепил его. Внезапно все вокруг словно исчезло в некой синей дыре, прожженной конусом яркого света, на мгновение исчезла и мать, и Байрону пришлось не сводить с нее глаз, чтобы не чувствовать себя полностью ослепшим. – Я просто никак не мог уснуть. – Он сказал это только для того, чтобы она не подумала, будто он за ней шпионит. Ослепительная синяя дыра начинала постепенно меркнуть.

– И часто ты выходишь из дома, когда не можешь уснуть? – спросила Дайана.

– Не очень.

Она печально улыбнулась, и он почувствовал, что, если бы ответил иначе, если бы сказал «да, часто, я сюда все время прихожу», она бы еще что-нибудь ему сказала, и благодаря этому их разговор пошел бы по совсем иному руслу и мог бы как-то объяснить происходящее в саду.

А мать тем временем вытащила из сумки очередной предмет, больше всего похожий на остроносую туфельку с каблуком-шпилькой. Туфлю она тоже кинула в огонь. В воздух с треском взлетели искры, и огненные пальцы мгновенно обхватили добычу.

– Ты что, сжигаешь свою одежду? – с тревогой спросил Байрон. Он не был уверен, что сумеет объяснить Джеймсу такой поворот событий.

Мать не ответила, похоже, она просто не сумела найти ответа.

– Это вещи, которые были на тебе тогда? – спросил он.

– Все они уже давно вышли из моды. Я их никогда не любила.

– А папе они нравились. Это же он их тебе купил.

Она пожала плечами и отпила еще глоток из своего стакана.

– Да, купил, ну и что? – сказала она. – Теперь все равно слишком поздно. – И, приподняв сумку, она раскрыла ее над огнем. Сумка была похожа на чей-то рот, раскрытый в зевке. Из нее змеями выползли два чулка, вторая туфелька на шпильке и кардиган из овечьей шерсти. И снова пламя радостно взметнулось вверх, а Байрон стоял и смотрел, как эти вещи чернеют, обугливаются и превращаются в прах. Ночная тьма словно таяла в жарком пламени костра. – Я не знаю, что мне теперь делать, – вдруг сказала мать.

И Байрону показалось, что она разговаривает не с ним, а с кем-то еще. Он молча смотрел на нее, страшась того, что может случиться дальше.

Но мать больше ничего не сказала. Только вдруг ужасно задрожала, сгорбилась и обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь, но это не помогало. Она дрожала все сильнее, ее тело словно сотрясали какие-то конвульсии, оно словно говорило: «Нет, нет, нет!», и теперь дрожала, казалось, даже ее одежда. Скинув с себя теплый махровый халат, Байрон осторожно накинул его матери на плечи. Он и сам не понимал, почему это так, но отчего-то вдруг почувствовал себя выше и сильнее, чем она, словно за то время, что они стояли у костра, успел стать совсем взрослым. Мать поймала его руки и крепко их сжала.

– Тебе надо поспать, милый, – сказала она. – Завтра ведь в школу.

Когда они шли обратно через луг и сад, прямоугольный профиль их дома был четко виден на более темном, почти черном фоне холмов. Окна дома сияли отраженным светом, точно стеклянная бижутерия. Они миновали пруд, где чего-то ждали гуси, смутно видимые во тьме у кромки воды. Мать споткнулась на своих каблуках, и нога у нее подвернулась в лодыжке так, словно там сломался какой-то крючок, но Байрон успел протянуть руку и поддержать ее.

Он думал о своем друге. И о его жуке-талисмане. И о том, какой замечательный план составил Джеймс. Он думал, как собрать денег на покупку колпака для «Ягуара». Отныне они вместе, он и Джеймс, будут защищать Дайану, как сейчас защищает ее от холода купальный халат, который он набросил ей на плечи. И Байрон сказал матери: «Все будет хорошо. Тебе ничего не нужно бояться», – и повел ее в дом, а потом проводил по лестнице наверх, в спальню.