Читаем без скачивания Сборник 7 Далеко за полночь - Рэй Брэдбери

— Вы можете кое-что себе представить?

— Попробую, — ответила она.

— Представьте, что вы американский журналист, ищущий материал для статьи, сидите вдали от дома, жены, детей, друзей холодной зимой в неприветливом отеле, в дождливый, пасмурный день, который не сулит вам ничего, кроме разбитого стекла, жеваного табака и грязного снега в вашей душе. Представьте, вы выходите на эти хмурые улицы, черт побери, заворачиваете за угол, а там — маленькая женщина с золотой арфой, и все, что бы она ни сыграла, превращает зиму в осень, весну или лето — в другое время года, которое приходит для всех и для каждого. И тает снег, рассеивается туман, ветер веет июньским зноем, и десятка лет твоей жизни как не бывало. Представьте все это, пожалуйста.

Она перестала играть.

Внезапная тишина обрушилась на нее.

— Ты чокнутый, — произнесла она.

— Представьте, что вы — это я, — попросил ее я. Вот я иду обратно в свой отель. И по дороге мне хотелось бы слышать какую-нибудь музыку, все равно что. Сыграйте. И когда будете играть, зайдите за угол и послушайте.

Она положила руки на струны и остановилась, шевеля губами. Я ждал. Наконец она вздохнула и издала жалобный стон. А потом вдруг закричала:

— Убирайся!

— Что?..

— Из-за тебя у меня руки сделались как крюки! Посмотри! Ты все испортил!

— Я только хотел поблагодарить…

— …мою задницу! — кричала она. — Безмозглый дурак, скотина! Не суйся, куда не просят! Занимайся своими делами! Оставь меня в покое, парень! О бедные мои пальчики, вас испортили, испортили!

Она смотрела то на них, то на меня с каким-то ужасным, пристальным вниманием.

— Проваливай! — закричала она.

Я в отчаянии бегом бросился за угол.

«Вот! — думал я. — Что ты наделал! Что ты наделал! Все ей испортил своей благодарностью. И себе тоже, тебе придется жить с этим! Дурак, кто тебя тянул за язык?»

Прислонившись к стене, я сполз вниз. Так прошла, наверное, минута.

«Пожалуйста, леди, — думал я, — давай. Сыграй. Не для меня. Сыграй для себя. Забудь, что я сказал! Ну, пожалуйста!»

Тут я услышал несколько робких, несмелых вздохов арфы.

И вновь тишина.

Вдруг снова подул ветер и донес до меня звуки арфы, игравшей медленно-медленно.

Это была старая песня, я помнил ее слова. И я начал напевать их про себя.

Походкой легкой с песнейСквозь бури ты иди,Но ни травинки нежнойТы не порань в пути.

«Да, — думал я, — продолжай».

Понежься в летнем зноеИ отдохни в тени.Благодари за муки,За встречи и разлуки,Ведь путь земной недолог,Пусть шаг твой будет легок,Не рань того, кто дорог.И уходя навеки,Отдай, смежая веки,Земному свой поклон.Ты заслужил сей сон.

«Надо же, — думал я, — какая же она мудрая, эта старая женщина».

Походкой легкой с песнейСквозь бури ты иди.

От восхищения я готов был задушить ее в объятиях.

Не рань того, кто дорог.

А я чуть не убил ее своей беспечностью.

Но теперь, играя песню, в которой было столько мудрости, что я не могу даже передать, она успокаивала саму себя.

Я подождал, пока она не доиграет до третьего куплета, прежде чем снова пройти мимо нее, коснувшись шляпы в знак почтения.

Но ее глаза были закрыты, она слушала то, что делали ее руки, бегавшие по струнам, словно маленькая девчушка, впервые увидевшая дождь и подставляющая ладони под его светлые струи.

Был период, когда она играла совершенно неосознанно, потом слишком осознанно, и наконец теперь она играла так, как надо.

Уголки ее губ были слегка приподняты в улыбке.

«На волосок, — подумалось мне. — Едва-едва».

Я ушел, оставив их вдвоем, как друзей, встреченных случайно на улице, — ее и арфу.

Я помчался в отель, чтобы отблагодарить ее единственным способом, который был теперь мне известен: делать свою работу, и делать ее хорошо.

Но по пути я зашел в «Дулиз».

А песня все звучала, и шаг был легок, и ни одно любящее сердце не было ранено, когда я тихонько приоткрыл дверь паба и заглянул туда, ища глазами человека, которому мне так хотелось пожать руку.

Выпить сразу: против безумия толп

Drink Entire: Against the Madness of Crowds 1976 год Переводчик: О.Акимова

Это была одна из тех проклятых жарких ночей, когда без сна лежишь пластом до двух часов, потом резко вскакиваешь с постели, обливаясь кисловато-соленым потом, и, пошатываясь, спускаешься в гигантскую печь подземки, где с пронзительным воем носятся заблудившиеся в ночи поезда.

— Ад, — прошептал Уилл Морган.

И это действительно был ад, в котором целая армия озверевших людей всю ночь напролет, час за часом, блуждала от Бронкса до Кони-Айленда и обратно в поисках случайного глотка соленого океанского ветра, заставляющего тебя вздохнуть с Благодарением.

О господи, где-то там, на Манхэттене или еще дальше за ним, дуют прохладные ветры. Я должен найти их, пока не пришел рассвет…

— Черт!

Он в отупении смотрел, как мимо него бешеным потоком несутся улыбки с рекламы зубной пасты: его собственные рекламные идеи преследовали его в эту душную ночь на всем пути через остров Манхэттен.

Поезд застонал и остановился.

На соседнем пути стоял встречный состав.

Невероятно. Там, напротив, у открытого окна сидел старик Нед Эминджер. Старик? Вообще-то они ровесники, им обоим по сорок, но…

Уилл Морган рывком поднял окно.

— Нед, сукин сын!

— Уилл, паршивец! И часто ты разъезжаешь в такой поздний час?

— Каждую жаркую ночь, черт бы ее побрал, с сорок шестого года!

— Я тоже! Рад тебя видеть!

— Лжец!

Заскрипели стальные колеса, и оба знакомца скрылись из виду.

«Боже мой, — подумал Уилл Морган, — двое людей, которые ненавидят друг друга, сидят на работе чуть ли не локоть к локтю, скрипя зубами, карабкаются вверх по служебной лестнице, вдруг сталкиваются случайно здесь, в этом Дантовом аду, в три часа ночи, под расплавленным от зноя городом.» Послушай, как эхом замирают наши голоса:

— Лжец!

Через полчаса, на Вашингтон-сквер, его лба коснулся прохладный ветер. Он пошел вслед за этим ветром и оказался в переулке, где…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});