Читаем без скачивания Чужой - Ирена Юргелевич

Но Вишенка думала совсем о другом. Ее заботило, что может сделать для спасения Зенека она сама. Всегда деятельная и готовая помочь, Вишенка считала своей обязанностью брать на себя любое дело. Однако сейчас она чувствовала себя бессильной. Нельзя было попросить у матери такую сумму без объяснений.

— Подумай, его могут арестовать каждый день, каждый час! — порывисто заговорила Уля, неправильно истолковав молчание подруги. — Нужно отдать эти деньги прямо завтра утром!

— Ах, Уля, если бы у меня были деньги, я отдала бы их хоть сейчас! — огорченно воскликнула Вишенка. — Но просить маму я не могу, просто не могу!

И, не ожидая расспросов, она рассказала Уле о своем разговоре с матерью после похода на шоссе. С тех пор нет между ними прежнего доверия. Мама держится сухо, а в то же время ее мучает беспокойство, она чувствует, что Вишенка что-то скрывает..

— Ты думаешь?

— Я же вижу, как она на меня смотрит. Иной раз мне кажется, что она меня насквозь видит, знает про каждое мое слово, про каждый мой шаг. И я просто боюсь иногда, что не выдержу и скажу ей все.

— Смотри! — строго сказала Уля. — Мы же обещали.

— Не беспокойся, я ни за что не скажу, я только тебе объясняю.

Больше они об этом не говорили. Уле оставалось одно: обратиться к отцу. И она решила сделать это.

Наступил вечер. Уля сидела на кухне. Вот-вот должен был прийти отец, но она до сих пор не придумала, с чего начать разговор. Ей хотелось сделать это совсем непринужденно, как бы между прочим, но она чувствовала, что так у нее не получится. Как же быть? Может, поговорив сначала о чем придется — о погоде, об ужине, — дать понять отцу, что у нее есть к нему просьба, и ждать, пока он сам спросит? Уля волновалась с каждой минутой все больше, и, когда у калитки раздался стук автомобильной дверцы, она с ужасом почувствовала, что в голове у нее совершенно пусто.

— Ты еще не спишь? — спросил отец, входя на кухню. — Поздно уже.

— Я хотела тебя дождаться.

— Меня дождаться?

В голосе отца Уле почудилась радостная нотка. Лица его она не видела — в кухоньке было полутемно, лампа освещала лишь кружок скатерти на столе, — и все же ей казалось, что отец улыбается. Прежде чем она успела что-либо сказать, он снова заговорил, удивительно весело и бодро:

— Сейчас я приду к тебе, доченька, дай только руки помою.

«Доченька»! Он подумал, что Уля ждала его, потому что соскучилась и хотела его повидать! Она почувствовала себя обманщицей. Как только отец вернулся и сел за стол, она отошла назад и сказала очень сухо и неприветливо:

— Не можешь ли ты одолжить мне пятьдесят злотых?

В кухне наступает мертвая тишина, слышно лишь мерное тиканье будильника. Отец сидит неподвижно, с застывшим лицом. Проходит минута, другая. Уле кажется, что время тянется бесконечно долго. Наконец отец слегка наклоняется, чтобы лампа не мешала ему видеть дочь.

— Зачем тебе деньги?

— Нужно.

И опять тишина. Уля решает, что все пропало, через мгновение прозвучит слово «не дам», и все будет кончено. Она молча ждет. Отец снова бросает на нее долгий взгляд.

— У тебя какие-нибудь неприятности? — Этот вопрос звучит уже более мягко, чем предыдущий.

Значит, отец не сердится? Уля удивлена.

— Нет. — Она старается отвечать спокойно.

— Что-нибудь, вероятно, все же случилось, только ты не хочешь сказать. А ведь я мог бы тебе помочь, посоветовать… Тебе это не приходило в голову?

— Нет.

— Жаль.

Последнее слово возмущает Улю. Какое право имеет отец так говорить?

— Ты мне не доверяешь, да? — спрашивает отец.

— Как я могу доверять? Я ведь тебя почти не знаю.

— Мне кажется, ты не только не знаешь, но и не хочешь узнать.

Уля вдруг отдает себе отчет в том, что отец прав, что так оно и есть. Но зачем ей его «узнавать», когда она и так все о нем знает? И вряд ли узнает что-нибудь новое. Свое мнение об отце она уже составила.

— Моей вины тут нет, — твердо отвечает она.

Доктор Залевский снова выглядывает из-за лампы, делает рукой какое-то слабое, неуверенное движение, как будто хочет подозвать дочь к себе. Но она не отходит от печки.

— Девочка моя, — отец говорит тихо, как бы боясь не справиться с волнением, — скажи мне. Ты что же, не хочешь дружить со мной?

Молчание.

— Все ясно, — иронически говорит доктор. — В таком случае, нам остается одно: побеседовать об этих пятидесяти злотых. Зачем они тебе нужны?

— Я не могу сказать.

— Боюсь, что ты собираешься сделать какую-нибудь глупость.

— Не бойся, пожалуйста. Я тебе отдам. — Уля отлично знает, что отцу не жалко денег, но обида и возбуждение заставляют ее нарочно говорить эти несправедливые слова.

— Уля! — Отец глубоко оскорблен. Ух, какой у него сердитый взгляд…

И тогда Уля, тихая, робкая Уля, поняв, что ее планы рушатся, начинает кричать:

— Дай! Дай! Я отдам тебе! Заработаю и отдам! Дай!

Доктор вскакивает из-за стола, подбегает к дочери и хватает ее за руки.

— Что с тобой? — спрашивает он, пытаясь заглянуть ей в глаза. Весь гнев его улетучился, осталась одна глубокая тревога. — Что-нибудь случилось? Беда?. Ради бога, я должен знать!

Но Уля не признает за ним этого права. Она упрямо откидывает голову назад и стоит перед ним с каменным лицом.

В то самое время, когда Уля разговаривала с отцом, Мариан миновал первые домишки деревни. Часть обратной дороги он проделал на грузовике, но все-таки очень устал. Шел он медленно, прихрамывая, потому что натер пятку, и со страхом думал о том, как его встретят бабушка с дедушкой. Он считал, что поступил правильно, тем не менее весь день мучился мыслью, что он обманул их и заставил беспокоиться, а теперь, когда ему вот-вот предстояло встретиться с ними лицом к лицу, это неприятное чувство усиливалось с каждым шагом. Наконец он не выдержал и, не обращая внимания на боль, пустился почти бегом. Пусть уж скорее все кончится.

Подойдя к дому, Мариан с удивлением увидел, что в окнах темно. Час был поздний, однако вряд ли бабушка легла спать, не дождавшись его. И Юлек тоже должен был ждать. Дедушка, правда, мог уйти к соседям, это случалось.

Дверь была заперта. Ключ лежал под половицей, куда его клали, если уходили ненадолго. В комнатах никого! В уголке около двери — Мариан первым делом посмотрел туда — не было дедушкиных сапог и рабочей куртки. Слава богу, дедушка не вернулся, — видно, остался на фабрике в ночную смену.

Однако где же бабушка и Юлек? Мариан снова вышел во двор, выглянул на дорогу. У Квятковских скрипнули ворота — хозяин запирал на ночь сарай.

— Вы не знаете, где бабушка? Может, ее к больному позвали? — спросил Мариан. (Бабушка слыла большим знатоком по части лекарственных трав и не раз оказывала людям первую помощь.)

— От Завадских ее кликали.

Видимо, Юлек, соскучившись в одиночестве и не желая ложиться спать, побежал с бабушкой. Мариан вернулся в дом, принес воды, растопил печку. Несмотря на усталость, эта работа доставляла ему удовольствие. Он снова входил в знакомую, налаженную домашнюю жизнь.

Подметя рассыпанную перед топкой золу, он уселся на лавочке около дома. Встреча с бабушкой его больше не пугала, напротив — он думал о ней с нежностью. Теперь можно было поразмыслить о Зенеке. Мариан помнил каждое слово их короткого разговора.

— Откуда ты тут взялся? — спросил Зенек, подойдя поближе и подозрительно взглянув на Мариана.

— Уля сказала, что ты идешь в Варшаву…

— А твое какое дело? Куда хочу, туда иду.

Наступил самый трудный момент.

— Я доехал на автобусе до Белиц, ну и вот, иду обратно, думал, может, тебя встречу… — говорил Мариан, надеясь, что больше ничего объяснять не придется. Однако, взглянув на враждебное лицо Зенека, поборол себя и прибавил: — Я… то есть мы… мы считаем, что все это было очень глупо.

Зенек, который, по привычке, смотрел в землю, поднял взгляд на Мариана и невесело усмехнулся:

— Жизнь вообще глупая штука, понял?

Что он хотел этим сказать, непонятно. Но Мариан почувствовал, что Зенек уже не так злится, как раньше.

— Вернись на остров!

— Нет.

— Не хочешь?

— Нет. Вы — это одно, а я — другое. Мариан опять не понял.

— Вы нормальные ребята. У вас есть папы, мамы, тетеньки, дяденьки, — как-то необычно терпеливо объяснял Зенек. — Ну и прекрасно. А я… Надо выкручиваться самому.

— Так ведь и ты еще не взрослый. Как ты будешь жить?

— Посмотрим. Сам еще не знаю.

— Зенек! — сделал еще одну попытку Мариан. — Послушай меня, пойдем!

— Нет. Мне лучше уйти.

И каждый пошел в свою сторону. Пройдя несколько шагов, Зенек вдруг окликнул Мариана:

— А Дунай?. Не появлялся?

— Нет! — крикнул в ответ Мариан.

— Скажи Уле, может, он еще вернется!