Читаем без скачивания Рыцарь Христа - Стампас Октавиан

— Да, сударь. Они увезли ее. Еще вчера, перед самым закатом солнца.

Я растерянно и расстроено сел на стул.

— Да вы не переживайте. Сейчас позавтракаете, поспите немного, соберемся и отправимся следом за ними. Оно и хорошо, подальше от чорта рогатого. Мне ведь все рассказали. И как он надругался над бедняжкой, и как вас связали и тоже издевались. Я и не думал живым вас увидеть.

— Нет, Аттила, завтракать мы будем в пути, а спать мне некогда. Хорошо бы нам догнать их в дороге. Ты знаешь, как ехать в Верону?

— Знаю только, что как выедем из замка, то за Матернус Капелле следует повернуть направо, так, чтобы монастырь Святого Иштвана остался слева. И ехать вперед. А там уж будем спрашивать. Бог даст, доберемся.

Через некоторое время мы выехали с ним вдвоем из Бамбергского замка, миновали Матернус Капелле, помахали рукой лежащей несколько в отдалении славянской деревне, свернули направо, проехали мимо монастыря Святого Стефана и дальше дорога повела нас лесом. Я покуда не спешил, зорко вглядываясь вперед, опасаясь, что компания Генриха встретится нам на пути. Хотя, скорее всего все они либо улеглись спать, либо отправились на охоту, ведь покойный Зигги уверял, что после ночных радений все они обычно были как не свои и тотчас устремлялись на охоту. Только когда мы проехали мимо поворота на Шедель, я пустил своего коня в галоп, заставив Аттилу сделать то же самое. Часа через три мы проехали Нюрнберг, небольшое поселение, где, правда, началось строительство замка, уже заложен был солидный фундамент. Здесь мы немного передохнули и подкрепились. Местные жители сообщили нам, что вчера на закате они видели отряд рыцарей и большую крытую повозку. Сумасшедшая старуха показывала нам язык, а потом вдруг стала бормотать что-то про позор всей Германии, который случится в этих краях после того, как не станет императоров.

Покинув Нюрнберг, мы отправились дальше на юг. Постепенно смертельная усталость начала одолевать меня все сильнее и сильнее. Айхштетт я видел уже как бы во сне. Аттила предлагал мне остановиться здесь и отдохнуть. Я отказался. Во второй половине дня нас остановила какая-то широкая река. Вдалеке на берегу мы увидели женщин, полощущих белье, и Аттила вызвался доехать до них и узнать, что за река и в какую сторону ехать до ближайшего моста. Я спешился, прилег и моментально погрузился в сон. Испугался, вскочил, нашел глазами Аттилу. Он стоял по пояс в воде, осенял себя крестными знамениями, кланялся и умывался речной водой. Я снова впал в забытье.

Когда я проснулся, стояла ночь, неподалеку горел костер и паслись наши лошади. Аттила сидел у костра и уплетал куриное крылышко. Увидев, что я проснулся, он расплылся в улыбке:

— Я, сударь, тоже поспал. Недавно проснулся от ощущения, будто в животе у меня не осталось ни крошечки. Вот, решил перекусить. А знаете, господин Луне, что это за река? Это Дунай, голубчик вы мой, Дунай! Я все выяснил, Если мы завтра утром поедем с вами налево и не будем никуда сворачивать, то дня через три приедем в наши родные места. Ведь как хорошо-то, а? Что вас теперь заставляет скитаться? Император, как я и говорил, оказался ядовитее мухомора. Не к папе же вам идти на службу. Так что, завтра отправляемся домой. Согласны?

— Утро вечера мудренее, — улыбнулся я Аттиле, чтобы до завтра он мог спокойно выспаться.

На заре Аттила растолкал меня и поведал бодрым голосом, что кто встает рано, тому Бог дает барана, а кто встает на рассвете, у того будут крепкие дети. Искупавшись в волнах родного Дуная, мы отправились влево, вниз по его течению, и покуда мы не доехали до моста, я не спешил разочаровывать Аттилу, который от души радовался, пел свои мадьярские песни, подпрыгивал в седле и присвистывал. У моста я по возможности вежливо объяснил ему, что состою на службе у императрицы Адельгейды, и если отец узнает, что я бросил службу, он не будет доволен своим сыном. С середины моста мы бросили в воды реки по зеленой ветке, и старина Дунай понес на своих волнах наш привет родимым краям. Дальше Аттила уже не пел и не посвистывал, а ехал хмуро, и чтобы развлечь его, я самым подробнейшим образом и не стесняясь в выражениях рассказал ему все, что произошло со мной накануне, начиная с того самого момента, как меня вызвали из монастыря в замок на позорное судилище, которое Генрих затеял над своей супругой.

Обедали мы в милой, уютной деревушке под названием Мюнхен. Немного отдохнув, отправились дальше. В Мюнхене жители не видали ни отряда рыцарей, ни огромной повозки, а значит, Адельгейда и мои друзья проехали иной дорогой. Я все-таки надеялся, что пути наши не разойдутся, а вышло по-другому. Во второй половине дня, после изнурительной жары пошел дождь, мелкий, приятный. К концу дня мы добрались до альпийских предгорий, ночевали в маленькой деревеньке на берегу живописного озера Грональдзее, где нашли и проводника. Маленький и сморщенный, но необыкновенно живой и подвижный старичок по имени Юрген за очень небольшую плату согласился сопроводить нас завтра до перевала Бреннер и провести через сам перевал.

— Вы и представить себе не можете, дорогие мои, до чего же хорошо в это время года, именно в это, а не в какое-нибудь другое, совершить путешествие через Альпы! — восторженно говорил он, угощая нас вкуснейшим холодным пивом. — Нет уже такой жары, спадает влажность, все дороги и тропинки сухие, как язык пьяницы с похмелья. Днем достаточно времени для совершения перехода, а ночью для того, чтобы выспаться. Знаете ли, что я был проводником императора Генриха, когда он отправился в Каноссу, где соизволил простить папу Григория…

— И дочиста вылизал ему пятки, — добавил Аттила, и мне пришлось пнуть его под столом ногой. — Вот сейчас возьмет Юрген, да откажется вести нас. — Но Юрген весело рассмеялся в ответ на замечание Аттилы:

— Думаю, что не только пятки, но и некие горные области, лежащие гораздо выше пяток и имеющие одно довольно зловонное ущелье. Не случайно, у нас даже вошло в поговорку, а один местный каменщик, большой охотник до баб, когда в очередной раз напроказничает, то идя на расправу к жене, всегда говорит: «Ну, братцы, пошел я в Каноссу».

Первое, что я услышал, проснувшись рано утром, был разговор между Аттилой и Юргеном о пользе раннего вставания. Юрген сказал, что кто рано встает, тот хорошо поет, а кто поздно встает, до вечера задницу трет. Довольный столь грубым, в его вкусе, юмором, Аттила не преминул поругать французов и итальянцев, которые, как он слышал, дрыхнут от полуночи до полудня, а некоторые и до заката, и лишь от заката до полуночи кое-как двигаются по Божьему миру. Юрген осторожно опроверг сие утверждение в отношении итальянцев. После этого они пришли будить меня, и вскоре, легко позавтракав, мы отправились в путь.

С нами вместе увязалась внучка Юргена по имени Ульрика, девушка лет пятнадцати, такая же, как ее дед, маленькая, худенькая и живая. Она бежала впереди моего коня, стараясь не отстать от своего деда, который, несмотря на возраст, очень быстро вышагивал, что-то напевая себе под нос про чьи-то глазки, щечки и кое-что другое. Время от времени Ульрика оглядывалась на меня, лукаво улыбалась и задавала вопросы, которые рождались в ее очаровательной головке легко, как облачка на небе.

— А как зовут вашего коня?

— Гиперион.

— Кажется, это такая страна, которая находится под землей?

— Нет, так звали одного из титанов, сына Урана и Геи.

— А как вы думаете, мне хорошо так подвязывать волосы?

— Думаю, что очень хорошо.

— Нет, я взаправду спрашиваю, а вы смеетесь.

— Я не смеюсь, у вас чудесные льняные волосы.

— А вам приходилось сражаться с драконами?

— К сожалению, пока не приходилось, но первого дракона, которого я убью, я посвящаю вам.

— Я согласна. А вы что больше любите, вишни или крыжовник?

— Конечно, вишни.

— Почему «конечно»?

— Потому что они похожи на губы девушек.

— А вы хотели бы жить на самой высокой вершине самой высокой горы?

— Хм, пожалуй что, я не задумывался покамест об этом.