Читаем без скачивания Орда встречного ветра - Ален Дамасио

сколь банальной для нас, столь невероятной для них, воображая, что лица их трепещут от восторга из-за моих рассказов о том, как мы разбиваем лагерь для ночлега, как Ларко рыбачит в чистом небе, как пьем росу, что иногда едим, о бурях. Меня облепили со всех сторон, пока я рассказывал про Страссу и наш первый катастрофический ярветер, в который мы попали, когда нам было по пятнадцать; про семь месяцев, проведенных в Аливанской пустыне в полнейшей автаркии, и про ту ночь, когда Аои вдруг встала и пошла прямиком к колодцу, скрытому под четырьмя метрами соляного нароста, и никто из нас нас и не понял, как она о нем узнала. Утопая в вопросах, я не заметил, как сильно рассосалась наша Орда по широченному кораблю, и спустя три часа непрерывных рассказов, когда настал момент удалиться в туалет — действие для меня крайне непривычное, — я вдруг почувствовал пустоту. Я неожиданно для себя понял, что чертовски нуждаюсь в нашей группе. Начал искать глазами Ороси, Пьетро, но никого не находил. Мне стало очевидно, что многим из нас было просто жизненно необходимо проветриться благодаря свежим встречам и хоть ненадолго сбежать из тисков Пака. В первую очередь для Караколя. Что же касается меня, мне всегда хотелось всем делиться с Ордой, вернее открывать все новое для нас вместе. «Тебе никогда не хочется побыть одному?» — спросила у меня

672

вчера Ороси, когда я откровенно затянул с пожеланиями «спокойной ночи». Нет, почти никогда. Мне была нужна энергия группы, переливающаяся от одного к другому, напряжение или же чувство полного единения, которые охватывали каждого из нас. Мне необходимо было чувствовать себя завязанным в клубке наших нитей.

Мне все-таки удалось найти Пьетро, тот беседовал с коммодором об организации праздника. В качестве благодарности за прием с нашей стороны и в присущей нам манере Пьетро предложил, чтобы перед ужином Караколь представил всех членов Орды и выполняемые каждым из нас обязанности. Он послал меня предупредить трубадура. Караколь обрадовался. Он обожал театрализованное представление нашего сдержанного и сурового Блока, который отнюдь не соответствовал подобной театральщине, такому звуковому и зрительному изобличению того, кем мы являлись. В назначенное время он все еще продолжал балагурить с приглашенными Диагональщиками.

— Караколь, Фреольцы ждут! Они хотят, чтоб ты представил Орду, пока факелы еще высоко. Ты как, в духе?

— Конечно, в духе. Только в чьем?

— Пьетро решил, что лучше провести представление на поле для игры в плато, на верхней палубе, там трибуны. Ты только не сильно дурачься. Голгот хочет, чтобы все было торжественно. Тебя ждут с нетерпением, слышишь?

— Разочаровывать, какое удовольствие…

π Мы надели сменную одежду и как смогли подстригли бороды. Девочки омыли лица и руки в расставленных для них чашах. Мы, разумеется, не стали выглядеть ухоженно, но, по крайней мере, были достаточно опрятны для парада. Поле для плато находилось в самом центре верхней палубы, в углублении, как и полагается, овальной формы,

671

метров сорок на двадцать, с трибунами из полированного дерева, опоясывающими поле по бокам. По безукоризненно навощенному паркету так и хотелось запустить рикошетом диск для плато. Ворота были сооружены из перпендикулярно установленных мачт и реек и завешены пеньковым волокном. Я выбрал это место, потому что оно позволяло расположить все семь рядов Орды на отдельных уровнях трибуны, а Фреольцев усадить на противоположной трибуне, обеспечив им таким образом полный обзор. Караколь будет вести представление с паркета.

< > Как забавно было на них смотреть, на наших храбрецов, такие все серьезные, как священники на службе. Тальвег себе щеку порезал, когда брился, на чистенькой рубахе Арваля красовалась крестообразная складочка, а Ларко надел свою самшитовую сережку, которая мне очень нравилась. Как бы мы ни старались, никто из нас не был так уверен в себе, как Караколь. Мы завидовали его раскрепощенности, присущей ему женственности, позволявшей, как, например, сейчас, элегантно надеть фетровую шляпку, которую он стащил неизвестно у кого. Кориолис просто обволакивала его желанием, не отходила от него ни на минуту с тех пор, как мы поднялись на корабль. Он же почти не обращал на нее внимания, подыгрывал ей время от времени, но по большей части избегал… Это только еще больше распаляло ее желание, она выпячивала грудь, старалась, как могла, привлечь его. Она хоть убей не понимала, хочет он ее или нет. Но я прекрасно знала. Я знала, что он ни к кому никогда не привязывается, наш трубадур, наш вертлявый котенок, он жил только настоящим, ничего не ожидая, не откладывая на потом, он лишь заскакивал в наши гнездышки, чтобы украсть у нас по перышку. Он не старался нас поцарапать, навредить. Он никогда ни о чем нас не просил, разве

670

что о самом трудном, о самом возвышенном: быть живыми, подвижными и игривыми, непрестанно готовыми подпрыгнуть, унестись вдаль, стать другими, тогда как я всегда была просто-напросто собой, Аои, «податливым ручейком», «водицей», как он меня называл. Это было еще в то время, когда он иногда захаживал ко мне по ночам, до того, как узнал про Сова. С тех пор его визиты стали реже, он не хотел сделать ему больно. Он все это забудет, Кориолис. Он всегда так восхитительно легко все забывал.

π Я всегда придавал очень большое значение представлению Орды. Зачастую это была единственная четкая картинка, которая оставалась в памяти людей после встречи с нами: Клинок, Пак, Блок; разнообразные контрпостроения, которые мы использовали в зависимости от ветра; разъяснение обязанностей каждого, к которым трубадур приплетал килограммы украшательств. Но люди приходили в полное изумление даже и без этого спектакля, просто так, от самого нашего вида. Благодаря признанной за нами скорости наша репутация всегда опережала нас. Никогда прежде, за исключением, возможно, 26-й первого Голгота, которая ошеломила всех своей прямой трассой через массив Гоббарт, ни одна Орда не вселяла в людей такую надежду дойти до Верхнего Предела. К тридцати восьми годам обойти предыдущую трассу на целых три года было просто неслыханно. Мы дорого за это заплатили. Мы контровали от рассвета до заката, останавливались в поселках лишь изредка и ненадолго, всегда придерживались прямой трассировки, которую Голгот сделал законом нашего пути.

) Фреольцы встретили появление