Читаем без скачивания Камень звёзд - Элисон Бэрд

«Нет, не может того быть!» — воскликнул король. Но поведали ему прорицательницы, что сын его впал в чернокнижие, ибо за многие годы сумел Враг сманить его на пути зла. Морлин выпустил силы зла на земли короля, потому что стал он заклинателем, как мать его.

И наполнилось скорбью сердце Андариона, но он знал долг свой. С другом своим сэром Ингардом Храбрым и великим войском рыцарей высадился он в Маурайнии. Замок Халдарион вооружился против него, и сын его не вышел к нему навстречу. Тогда рыцари осадили замок, и силы короля одержали победу. Проломив оборону внутренней цитадели, Андарион со своими людьми вошел в замок. Но хоть и обыскали цитадель от крыши до погребов, даже следа принца-изменника не нашли они.

Тогда сэр Ингард отыскал потайную лестницу, ведущую из самого глубокого подвала в некую пещеру. И лежало там озеро, которое чернокнижнику-принцу служило всевидящим стеклом. Пока рыцари в страхе созерцали черное лицо озера, налетел на них из темноты принц Морлин. Но его чернокнижие бессильно было против Андариона, сына фей, и тогда принц выхватил меч. Сразились отец с сыном, и отступать стал Андарион, и казалось, что придется ему умереть от руки врага, которого сердце его не хотело сразить. И бросился тогда вперед сэр Ингард и сразился с принцем. Долго боролись они в темноте, и, наконец, нанес Ингард Морлину смертельный удар, и упал принц в черное озеро, ушел в глубины вод и более не показывался. Так погиб принц Морлин, чернокнижник.

Но Ингард тоже был ранен смертельно, и взмолился он к плачущему Андариону, чтобы вынесли его на поверхность земли, чтобы умереть ему, глядя в небо. Паладины поступили, как он просил их, вынесли его из этой пещеры ужаса в тепло и свет солнца, и держал его Андарион в объятиях, и принял его последний вздох. Так избежал Андарион пролития крови собственного сына, и так избавилась Маурайния от принца-чернокнижника.

Эйлия откинулась назад, в прыгающие тени, отбрасываемые пламенем.

— Магистры же говорят, что принц Морлин действительно существовал и был обычным человеком, а после его смерти люди стали складывать о нем легенды. Но есть и те, кто говорят иное: что он действительно был чернокнижником, что есть подземное озеро глубоко под стенами замка. Иногда из его темных глубин встает дух принца и бродит по развалинам своих владений.

— Но ведь это просто сказка, да, Эйлия? — пискнула одна малышка с вытаращенными от страха глазами. — Это же сказка, это не на самом деле?

Видя эту тревогу, Эйлия поспешила успокоить детей:

— Конечно, сказка. А теперь — всем пора спать.

— Если у них из-за тебя будут кошмары, я не удивлюсь, — с легким упреком сказала Арианлин, когда девочки стайкой устремились к двери.

— А мне чертовски понравилось! — заявила Лорелин. Она смотрела в огонь, в синих глазах плясали язычки пламени. — Хотелось бы мне быть рыцарем — вроде Ингарда.

Все уставились на нее, кое-кто засмеялся.

— Рыцарем? Это невозможно, — объявила Белина. — Ты девушка!

— И что с того? — Лорелин схватила кочергу и несколько раз взмахнула ею на пробу, как мечом. — Наверняка я могла бы владеть мечом не хуже любого мальчишки. А как хорошо было бы скакать по земле, исправляя несправедливости!

— В наши дни рыцари ничем таким не занимаются, — сказала Эйлия. — Рыцарство — это всего лишь почетный титул, даваемый королем. И только мужчинам он дается, Лори.

— Ради всего святого, положи ты эту кочергу! — взмолилась Арианлин. — Пока никого не стукнула.

— Смотрите, какая странная штука, — вдруг сказала Венда, показывая в окно рукой. — Только что я видела свет в мужской церкви. Такой, знаете, тусклый, и он двигался туда-сюда.

— Призрак! — заверещали малышки, застряв у дверей и вцепляясь друг в друга.

— Чушь! — бросила Арианлин. — А тебе, Венда, стыдно должно быть так пугать маленьких.

— Нет, она права, — заявила Лорелин. Отбросив зазвеневшую кочергу, она прыгнула к окну. — Там действительно кто-то ходит.

— Наверное, кто-нибудь из монахов что-то там забыл и теперь ищет, — предположила Жанет.

— Нет, не может быть. Что-то тут не так, — возразила Лорелин. Казалось, она смотрит невидящими глазами, слегка покачиваясь. — Я это чувствую… что-то такое… темное.

— Опять у Лорелин припадок! — воскликнула Венда с испуганным видом. Кое-кто из девушек попятился подальше.

— Лорелин, хватит! — резко сказала Люсина. — Прекрати немедленно, или я скажу матери-настоятельнице.

Высокая девушка вдруг вышла из транса.

— Я пойду туда и посмотрю, как там и что.

— Лорелин, нельзя! — ахнула Венда. — А если это… если это призрак?

— Так что с того? Я никогда не видала призрака, — ответила Лорелин, направляясь к двери.

— Ты туда не пойдешь, Лорелин, — твердо высказалась Арианлин. — Тебе известно, что нам запрещается выходить за стены монастыря после захода солнца. Если там призрак, пусть им занимаются мужчины.

— Кто-то же им должен об этом сказать, — так же твердо ответила Лорелин.

И не успел никто ничего сказать, как она уже вышла быстрым шагом.

— О Господи! — вздохнула огорченная Эйлия. — Теперь она непременно попадет в беду. Не надо было мне рассказывать эту глупую сказку.

— Не беспокойся, — устало сказала Арианлин. — Монахини ее в такой час из здания не выпустят.

— Она из окна вылезет. Ей уже приходилось. Я должна пойти за ней: если она попадет в беду — будет моя вина. — Эйлия встала.

— Сядь, Эйлия, — велела староста. — Нет смысла тебе попадать в беду вместе с ней. Ей, чтобы чему-то научиться, надо себе шишек набить.

Дамион тщетно старался заняться своими набросками к завтрашней проповеди. Но слова расплывались и прыгали перед глазами, а мысли возвращались к тревожным событиям дня.

Родители… Он последнее время редко о них думал. В детстве, конечно, он часто гадал, кем бы они могли быть. Еще грудным его оставили у стен монастыря, и монахи не видели, кто его принес. В приюте родителей ни у кого не было, и потому его это мало волновало. Тяжесть нераскрытой тайны его происхождения стала ощущаться лишь последние годы, когда он вышел из монастыря в мир. Кое-кто из его друзей детства, например, Каитан, кое-что смутно помнил о родителях, другие даже знали их имена и свой род. Но для Дамиона — две безымянные фигуры, не имеющие лиц, становящиеся все более призрачными с каждым ушедшим годом, как на осыпающейся фреске. Он смирился с фактом, что никогда не найдет ответа, как это бывает в романах. Ни предсмертная исповедь старой няньки, ни древний медальон с локоном, спрятанный в пеленках подкинутого младенца, не раскроют ему тайну его происхождения.