Читаем без скачивания Пуля-дура. Поднять на штыки Берлин! - Александр Больных

Тогда полковник, чтобы хоть как-то оправдаться, предложил показать полковое учение, ведь перестроения полка всегда были самыми трудными и требовали слаженности и отменной выучки. Полковник не преминул вставить льстиво, что учения будут в согласии с «Описанием пехотного полкового строя», составленным графом Шуваловым.

Ну, вот, опять суета началась, опять этот от Тайной канцелярии что-то такое придумал. По полю побежали флигельманы со значками, на которых цифирь нарисована. Но то офицерам знать положено, а солдату грамота ни к чему. Ее, грамоту, тоже немец проклятый выдумал, через него кабальные записи получились. Капральства собирались вместе, и строились роты и батальоны. Полковник сам схватил протазан и вышел вперед, не иначе полковое учение, будь оно неладно.

Как положено по уставу, батальоны строились в четыре шеренги, гренадеры и мушкатеры вместе. Так оно надежнее, всем опчеством себя надежнее чувствуешь. Шум постепенно затихал, реже становилось звяканье штыков и шлепанье патронных сумок, завяла тихая ругань солдат и офицеров. Наконец весь полк замер, и полковник, надсаживаясь, крикнул:

– Смир-р-рна!

Тут же вразнобой майоры при батальонах и поручики при ротах повторили:

– Смир-рна!

Над полем повисла мертвая тишина. Сейчас не зевай, начнется. Самое обидное, когда из-за соседей наперекосяк перестроение, виноват один, всыплют всем. Среди солдатских треуголок видны обшитые галуном унтер-офицерские, сверкают офицерские бляхи, четко разделяя роты и батальоны, холодно поблескивают иглы штыков и широкие лезвия алебард.

– Слушай! Будет учинен батальон де каре!.. – заорал полковник. – Правое крыло швенкуйся налево, левое швенкуйся направо!.. Средние две части подавайтесь к вашим надлежащим местам и смыкайтеся!

Тотчас подхватили майоры и поручики:

– На-пра-во!.. Ступай!.. На-ле-во!.. По-прежнему!.. Стой!.. Стой!..

Но не получилось, вместе железного квадрата батальоны сбились в непонятную кучу, стройные шеренги сломались, волнуясь и изгибаясь. И зачем солдату все это? Перестроения какие-то. Встали ровненько и пошли ломить стеной, никакой немец со всеми выдумками своими погаными не устоит. А полковник совсем озверел, капралы страшно очами засверкали. Ну, ясно, будет вечером…

– Отставить, – люто взвыл полковник. – Позор! Что за галдеж!.. Почему вторая рота пошла вразнобой с третьей?.. Неравномерно подаете команды!.. Ворон ловите, господа офицеры!.. Потрудитесь смотреть на мой знак! Зачинайте сначала!.. Барабанщики, бей…

Снова пошел мерный грохот слаженного шага батальонов, но теперь все получилось. Один батальон вышел вперед, другой осадил назад, иные зашли плечами, и вот уже вместо длинной ровной линии на поле стоит квадратная крепость, как и предложено. Постепенно фасы крепости выровнялись, она стала неприступной.

– Первая шеренга на изготовку! Задняя приступить! Первая шеренга на колено!.. Стрельба нидерфалами!..

Господи, слова-то какие жуткие! Как их только немец выдумал? Нет чтобы быстро, марш-марш – и вперед! Штык да приклад – верное дело, никакие там нидерфалы не нужны. А полковник с этим из Тайной канцелярии опять о чем-то говорит, не иначе новую экзерцицию начинают. Ну, спаси, господи, и так вечером поручики да капралы за ошибку при маневре всем выпишут. Если же снова ошибутся – и подумать страшно. Но нет, поручик полковника по плечу хлопает, благодарит вроде. Да, силен он, если его высокородие так вот запросто потчует. А полковник и доволен. Так, может, обойдется? Авось…

– Слушай! – снова полковник надсаживается. – Наша всемилостивейшая государыня императрица Елизавета Петровна повелеть соизволила полк в армию отправить, на войну. Так не посрамим славы оружия русского, великим Петром своим детям оставленной!

А что война? Война хорошо. Там точно не до экзерциций будет, а ежели в бою капрала убьют, так и самому повезет капралом стать. Лепота! И еще, помнится, старики рассказывали, что после сражения солдатам город на три дня отдают. Вот бы такое взаправду! Уж мы-то не растеряемся… Покажем немцу проклятому! А слава… Ну, слава – дело господское, до нас не касаемое.

Петенька понемногу начал впадать в меланхолию. Во всех инспектируемых полках он видел примерно одно и то же. Строю солдаты были обучены, где-то получше, где-то похуже. Ружейные приемы знали, но никто и нигде не стрелял ни разу, все полковники в один голос отговаривались нехваткой пороха и свинца. Поэтому первоначальная задумка – отобрать наиболее метких стрелков для обучения канонирами – разлетелась в прах. Полки были, но стрелков в них не имелось как таковых. Осторожные расспросы показали, что их и быть не могло, потому как никто из рекрут до того, как забрили, ружья в руках не держал. Крестьяне, что с них взять. Это тебе не казаки, которые с ружьем в руке рождаются и в седле вырастают. Собственно, не раз офицеры говорили ему: «Учить крестьянина стрелять?! Да я же не враг себе! Это же все равно что волку железные зубы вставить! У меня в имении даже приказчик ничего, кроме кнута, не имеет. Мне спокойнее, и крестьянин послушливей».

Вот такие мирные размышления были прерваны внезапным грохотом и диким вскриком. Откуда-то из-за елей прогремел выстрел, и раненый сержант Василий, обливаясь кровью, мешком свалился с лошади. Петенька даже растерялся, ну никак он не ожидал, что в Смоленской губернии на воинскую команду могут засаду устроить. Он бестолково закрутился на коне, и лишь Северьян, который сильным толчком сбросил его на землю, спас от второго выстрела. Василий только стонал, зажимая простреленную руку, из которой толчками била кровь, но Иван уже сорвал фузею с плеча и, спрятавшись за деревом рядом с дорогой, высматривал, откуда стреляли.

А стреляли с правой стороны, потому именно там, в чаще, мелькнул голубоватый дымок, и еще одна пуля с треском срубила ветку над головой Ивана, который, не замедлив, выстрелил в ответ. И, кажется, метко, потому что из чащи долетел протяжный стон. К этому времени Петенька с Северьяном тоже уползли с дороги, утащив с собой постанывающего Василия. Затаились.

Время тянулось мучительно медленно, назойливо звенели комары, норовя залезть прямо в глаза, но больше выстрелов не было.

– Посмотреть бы, – неуверенно предложил Петенька. До сих пор с разбойничьими засадами он не сталкивался ни разу, а потому просто не знал, что делать.

– Так это нужно уметь по лесу красться, как наши кержаки, – резонно ответил Северьян. – Они звериной тропкой пройдут, листик не шелохнется, к спящему зверю подкрадутся, тот ухом не шевельнет. А мы такому не обучены.

– Дело говорит, – согласился Иван. – Давайте лучше Ваську пока перевяжем да подождем. Нам спешить некуда.

Рана сержанта оказалась не слишком тяжелой, хотя кровила изрядно. Пуля пробила руку выше локтя, но, по счастью, кость не была задета. Иван рванул исподнюю рубаху и перетянул рану, Василий к этому времени опомнился. Стонал раньше он больше от неожиданности, чем от боли, потому что сейчас только шипел злобно да ругался сквозь зубы. Подождали еще, но больше никто не стрелял, кусты не шуршали, ветки не шевелились и, судя по всему, нападавшие, видя, что затея не удалась, удрали.

– Пойдем посмотрим? – не выдержал наконец Иван. – Только ты, ваше благородие, оставайся здесь с Васькой. Полагаю, охотились на тебя, сержанты им ни к чему. А грабить воинскую команду уж точно никто не станет.

– Да кому я нужен? – удивился Петенька.

– Э, не скажи, ваше благородие, – не согласился Иван. – Тебя его сиятельство зачем отослал? Чтобы ябеда голштинская заглохла, а ты опять на рожон попер. Забыл, какими глазами на тебя тот майор посмотрел, коего ты от службы отрешил?

– Ты думаешь, это голштинцы?! – У Петеньки даже глаза на лоб полезли.

– Ничего я не думаю, пойдем да посмотрим, кто там кроется.

И они вместе с Северьяном, пригибаясь, сторожко пошли в сторону, намереваясь большим крюком обойти засаду и выйти к ней сзади. Петенька остался с Василием, который ругался, словно заведенный, время от времени щупая раненую руку, словно хотел убедиться, что она не отпала. Прошло довольно много времени, Иван с Северьяном воротились, уже ни от кого не прячась, с шумом и треском.

– Ну что там? – бросился навстречу им Петенька.

– А ничего, – ответил Иван. – Только лужа крови, и все. Ушли злодеи и раненого али убитого с собой унесли. По следам видно было, что тащили что-то тяжелое. Человека три их было, так что мы легко отделались. Или просто у них не было ружей в достатке, потому стрелял один. Темное дело.

Глава 7

– Ну ты, братец, резв оказался, я даже и представить себе такого не мог! – Александр Иванович не без удовольствия оглядел нервно ежащегося Петеньку. – Ну кто бы только подумать мог! Я его отправляю подальше от столицы, чтобы утих шум, так он и там ухитряется скандал учинить.

– Простите, ваше сиятельство, я не понимаю, в чем дело, – твердо ответил Петенька, действительно не знавший за собой никакой вины.