Читаем без скачивания Исповедь послушницы (сборник) - Лора Бекитт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Девушка ехала в карете, которую прислал за ней Энрике, и ее обуревали мечты. Неужели совсем скоро они рука об руку выйдут в свет? Неужели ей суждено увидеть королевский двор?! Вместе с тем Паола не совсем понимала, как быть с прежним миром. Иногда девушка думала, что попросту сложит его в сундук и увезет с собой, хотя чаще ей казалось, что это решение способно разрушить все то, чем она жила десять лет.
Паола жалела о своем саде, в котором провела детство и который стал приютом ее грез. Она вспоминала, как подрагивала влажная от росы листва, приветствуя ее по утрам, как приятно было ступать босыми ногами по упругой траве и прикладывать прохладные ладони к горящим щекам.
Однажды настал момент, когда и дом, и сад стали казаться ей ловушкой, тюрьмой, из которой она пожелала вырваться, вырваться любой ценой, но так ли это было на самом деле?
В смутных тайниках души Паолы хранились воспоминания, которые она не любила ворошить. Девушка почти не помнила мать, которую увели незнакомцы, и себя, заточенную в монастырь. Потом появился Армандо, забрал ее к себе и внушил ей, будто он ее отец. Паола всегда знала, что он стережет ее подобно тому, как цепной пес стережет кость, и в ее душе брезжила надежда на освобождение. Девушка верила, что когда-нибудь она заживет другой жизнью. Когда на горизонте появился богатый и знатный Энрике, Паола стала лелеять надежду, что именно он станет ее спасителем.
Молодой дворянин встретил свою гостью у ворот и помог ей спуститься на землю. На нем был шикарный наряд: расшитый золотыми медальонами камзол из черного бархата с гофрированным воротником, короткие штаны, чулки и украшенные разрезами атласные туфли.
Увидев перед собой столь ослепительного вельможу, Паола слегка оробела. Энрике торжественно провел девушку в свои владения, дабы она могла насладиться видом роскоши, в которой ей предстояло жить.
Великолепный дом имел прямоугольный внутренний двор, вдоль которого шли галереи второго этажа. Потолок в главном зале был деревянным, а украшения стен и дверей выполнены из гипса. Девушка впервые увидела такое количество резной мебели, мраморных каминов, гобеленов, ковров, до блеска начищенных медных канделябров, золота и серебра. Для освещения комнат использовались дорогие восковые свечи, какие можно встретить только в церквах.
– Твой дом похож на королевский дворец! – прошептала Паола, и Энрике самодовольно изрек:
– Король правит государством, я же управляю своим поместьем – каждому свое, и каждый счастлив по-своему! Ты станешь украшением моего дома, истинным бриллиантом моих покоев!
Последние слова не понравились девушке, но она не нашла что возразить. После того как владения были осмотрены, Энрике приказал подать вино и сладости и заставил Паолу выпить два бокала терпкого, густого и красного как кровь вина, отчего ее голова отяжелела, а на душе, напротив, стало легко, захотелось смеяться и болтать.
– За наше будущее! – сказал Энрике, сияя улыбкой. – Ты подарила мне свое сердце и тем самым отворила двери в рай!
В следующую секунду у Паолы захватило дух от его поцелуя и она почувствовала, как сильные руки Энрике властно подхватывают ее и куда-то несут. Девушка очнулась за закрытыми дверями, перед кроватью с роскошным балдахином, очнулась, когда ее одежда уже пришла в беспорядок, а губы молодого человека ласкали ее обнаженную грудь.
Охваченная стыдом Паола хотела оттолкнуть его, но не смогла. Каким-то чудом Энрике переместил ее из мира, в котором он ей поклонялся, в мир, где он мог ею владеть.
– Паола, я схожу от тебя с ума! Если ты любишь меня, докажи это сейчас!
Девушка не вполне понимала, что он подразумевает под доказательством и зачем это нужно делать. У нее не было ни матери, ни подруг, и она была плохо осведомлена о тайнах пола. Иной раз Армандо туманно намекал ей, что существуют запретные удовольствия, придуманные мужчинами и для мужчин, в которых женщина – всегда обманутая и страдающая сторона. Девушка знала, что муж и жена спят в одной постели и занимаются чем-то не вполне пристойным, на что Церковь тем не менее закрывает глаза, потому что это естественный акт, придуманный Богом для продолжения рода. Однако Паола не могла объяснить, как это связано с доказательством ее любви к Энрике. Почему и зачем она должна что-то доказывать? Потому что он ей не верит или потому что она сама не уверена в этом?
Однажды отец сказал ей: «Одно дело – любить женщину чистой любовью, и совсем другое – грязно домогаться ее».
Говоря об этом, Армандо забыл о том, как страстно желал тела Асусены Альманса. Теперь ему казалось, что он любил ее столь возвышенно и безгрешно, как любят Деву Марию.
Пока Паола размышляла, Энрике раздел ее до сорочки и опустил на постель. Девушка была охвачена противоречивыми чувствами и задыхалась от его поцелуев, которые внезапно показались ей назойливыми, неприятно властными, поразительно чужими. Однако ее руки сделались странно слабыми, а тело безвольным; когда ее пронзила острая боль, Паола испуганно и беспомощно затрепыхалась. Губы девушки задрожали, а на глазах выступили слезы. Она приехала сюда, конечно, не за этим, а между тем, вероятно, это была плата за вступление в сверкающий золотом и поражающий своим великолепием мир.
– Теперь ты моя, – сказал Энрике, когда все закончилось, и крепко прижал ее к себе. – Завтра я навещу твоего отца и объявлю о своих намерениях, а когда мы придем к соглашению, я заберу тебя к себе.
Паола, опустошенная, лежала неподвижно. Надо было встать и одеться, привести себя в порядок, но у нее не было сил, ни физических, ни душевных.
Энрике взял амулет, висевший на шее девушки, и с любопытством повертел в руках.
– Что это за языческая штуковина? – шутливо произнес он.
– Она предохраняет меня от дурных людей, – прошептала Паола и добавила про себя: «Но только не от разочарований и ошибок».
– Отныне она тебе не нужна, ибо теперь твоя судьба в моих руках! – сказал Энрике, и эти слова пробудили в душе девушки тайное и до боли острое чувство протеста.
Обратный путь прошел для Паолы словно в тумане. Сидя в карете рядом с девушкой, Энрике шептал ей ласковые слова, целовал ее лицо, шею и руки, но ни разу не спросил о том, как она себя чувствует после того, что случилось. Для него это было привычным делом, приятным и забавным приключением, по поводу которого не стоило ни задумываться, ни огорчаться.
Очутившись в своем доме, Паола прошла в кухню. Ей хотелось пить, и она попросила у Химены воды. Руки девушки, принявшие глиняную чашку, слегка дрожали, а губы были бледны, как лепестки увядших цветов. Вместе с тем она была рада тому, что очутилась в привычном мире. Череда великолепных комнат, диковинные предметы, бьющая в глаза роскошь – все вдруг показалось нелепым сном. Реальными были только боль, сохранившаяся в теле, и обида, пустившая корни в душе.