Читаем без скачивания Журнал `Юность`, 1973-3 - журнал Юность

— Что-то случилось, — сказал Иванов с беспокойством.

— Может, пожар? — предположил Панкратов.

— Шпиона поймали, — усмехнулся Ананьев.

— Бежим посмотреть, — сказал Расул, первым вскакивая и начиная одеваться.

— Взвод связи! Подъем! — резко скомандовал Иванов.

Четыре сосны, росшие метрах в десяти—двадцати одна от другой, были окружены солдатами. Улюлюкая, задрав головы вверх, они кого-то высматривали в ветвях сосен. Несколько солдат стучали кто палками, кто просто сапогами о сосновые стволы.

— Белка! — закричал Градов. — Ананьич, — толкнул он Ананьева, — нам бы теперь к Яшке белку — полный зоопарк.

Яшка был еж. Его нашел Панкратов во время перехода с зимних квартир в лагеря. Яшка жил в палатке у связистов в длинном ящике для обуви, составлявшем часть нар, на которых лежали тщательно заправленные одеялами матрацы. Яшку любили, кормили и берегли; в первую ночь, предоставленный самому себе, он не удрал из палатки, а умудрился забраться под одеяло к Иванову. То, что он в холодную ночь оказался под одеялом и именно у Иванова, расположило к нему всех и заставило считать существом разумным и веселым.

— Надо лезть, — сказал Панкратов.

Стволы сосен у основания были, как бабки у рысаков, забинтованы тщательной побелкой.

Сметанин подошел поближе, вглядываясь в ветви сосны, на которую все указывали, стараясь разглядеть зверька. Наконец он увидел белку. Она сжалась в развилке ветвей у самого ствола, свесив легкий пушистый хвост и чуть позодя им, словно подзадоривая людей.

Сметанина охватил общий охотничий азарт.

— Лови! — закричал он со страстью.

Белка мелькнула по ветке, соскользнула с нее, будто по невидимой горе, полетела к другому дереву. В этот момент крики и свист солдат слились в единый пронзительный шум. Белка уже у самой ветки вдруг судорожно перевернулась в воздухе и мягко упала на землю.

Несколько человек бросилось к белке.

— Готова, — сказал Маков, и, услыхав это «готова», Сметанин остался на месте.

— Это что такое? — раздался вдруг голос подполковника Мишина. Он своим мерным, крупным шагом, наклонив голову, направлялся к месту происшествия.

Перед ним расступились. Те, кто был подальше, начали быстро расходиться.

Заложив руки за спину, Мишин постоял над белкой, глядя на её распушенный хвост, будто поросший пшеничными остями, на маленькую головку.

— Так, — шепотом за спиной у Сметанина сказал Градов, — я смываюсь…

— Вы что же… дикари? — спросил Мишин негромко, но так, что услышали все, и обвел взглядом лица. — Вы люди! — закричал он, надсаживая голос и багровея.

От этого почти женского крика, так не вязавшегося с обликом подполковника Мишина, с его мощной фигурой и щегольскими усиками, Сергей Сметанин почувствовал свою, именно свою вину за насмерть загнанную сотней парней рыжую белку; одновременно он ощутил мгновенную нежность к командиру батальона.

— Вечно дядя Федя так, — сказал Андреев, когда Мишин, приказав сержантам собраться у штаба батальона, пошёл, ссутуля спину, вверх по косогору. — Из-за белки людям выходной портить…

— Нехорошо, — сказал Расул Магомедов. — Плохая история…

— Сейчас тебе будет выходной, — пообещал Панкратов.

— Пошли к расположению, — сказал Золотов.

И следом за другими солдатами батальона связисты потянулись к палаткам.

«Непонятно, нельзя объяснить… Что же это за жестокость такая? — думал Мишин, шагая к штабу батальона. — И почти все в этом участвовали. И это же не охота… И не дети они, которые в кулаке воробья затискивают… Им ведь по двадцать… В двадцать лет я вернулся с Отечественной… Войны они не видели? Страданий не знали?»

XIII

Перед рассветом с запада накинулись низкие тучи, и заря занялась уже где-то за ними.

Пошёл некрупный прямой дождь, загнав сонных дневальных под грибки между строевой линейкой— плотно утрамбованной дорогой — и генеральской линейкой — тщательно разрыхленной граблями полосой.

Сметанин проснулся за десять минут до побудки.

Кругом палатки слышалось шипение дождя по песку, то и дело пронизываемое звонким «блинь», «блинь», «блинь» капели. Сергей видел, как в палатку вошел дневальный, как он разбудил Иванова, как ещё заспанный Иванов медленно одевался; позевывая и потягиваясь, Иванов вышел.

«Хорошо бы подъема не было сегодня совсем, лежали бы, читали… Что в такой дождь делать…»

Труба пропела по-петушиному хрипло и коротко.

Иванов, уже совсем иной, чем был пять минут назад, свежий, подтянутый, бодрый, закричал, встав на пороге палатки и откидывая полог входа:

— Взвод связи! Подъем!

От палатки дежурного по части, от дневального к дневальному зычно и озорно понеслась команда:

— Форма на зарядку: в трусах…

— Форма на зарядку: трусы в скатку…

— В скатку тру… сы…

— Чего валандаемся, салаги! — закричал Золотов, сбрасывая одеяло и пружиной вскакивая на нарах. — Забыли — инспекторская! Подъем, салаги!

По всей линии палаток, ежась, выходили под дождь солдаты босиком, в трусах…

— Оправиться и через две минуты строиться, — скомандовал Иванов.

Кургузые плащи не спасали от дождя. К стрельбищу через сосновый лес взвод шёл по песчаной дороге, испещренной траками танкеток. Песок был мокр, сер, сапоги с хрустом впечатывались в него. Вдали слышалось неравномерное постукивание автоматных очередей, баханье безоткатных орудий. Сосны-подростки в светлых свечках цветения, усыпанные дождевыми каплями, были холодны и пушисты.

Суглинистая насыпь рва, с которого начиналось стрельбищное поле, раскисла. Через ров были перекинуты неширокие настилы из свежих, медовожелтых досок, слякотно заслеженных солдатскими сапогами. По команде надо было залечь перед насыпью с заряженным автоматом, затем пробежать мостками через ров и бежать дальше по утоптанной тысячами ног тропинке до первого столба.

Вззод связи стоял на исходном рубеже перед рвом. Старший лейтенант Углов давал последние указания:

— Не забывайте, чему учили… Старайтесь не волноваться… Быстро не бежать…

Сам Углов волновался вдвойне: во-первых, он волновался за взвод, за то, как отстреляются молодые солдаты, а во-вторых, за показ мишеней — бегущие фигуры третьего упражнения показывались командами по радио, а схема этого устройства была придумана Угловым, и он же её отлаживал.

— Связисты не должны ударить лицом в грязь, — сказал он.

— Грязи вон сколько, как не ударить, — сказал Золотов.

— Не остри… Тебе хоть бы хны, а для молодых — первая проверка…

Все уже знали, и старший лейтенант Углов был тем озабочен, что на стрельбище находится командир дивизии, что он сам выбирает подразделения и людей из них для проверки и что второй батальон отстрелялся неудачно — комдив недоволен.

— Товарищ старший лейтенант… — предупреждающе произнес Иванов.

Углов обернулся и увидел, как по гребню рва идут командир дивизии, командир полка и офицеры штаба.

— Ну, ни пуха, — быстро сказал Углов взводу.

— Илья Андреевич, почему же всё-таки спецподразделения так слабо стреляют? — спрашивал полковник Меркулов командира полка, стараясь тоном своего вопроса выразить озабоченность, которой у него не было и не могло быть, оттого что дивизию он принял недавно и всякий замеченный недостаток воспринимался не как что-то огорчительное, а как побудитель к действию, который по-молодому будоражил его и заставлял радоваться даже сегодняшнему бесконечному дождю.

— Мне кажется, сказался переезд в лагеря, ведь на оборудование классов ухлопали почти полмесяца…

— Илья Андреевич, согласитесь, это не довод.

— Взвод! Смирно! — крикнул Углов, повернувшись в сторону комдива.

— Это кто такие? — спросил у командира полка комдив Меркулов.

— Связисты третьего батальона…

— Очень кстати…

— Товарищ полковник, взвод связи третьего батальона готовится к проведению боевых стрельб… — доложил Углов.

— Вольно, — перебил его полковник Меркулов и, отняв руку от козырька, обвел неспешным взглядом голубых глаз людей взвода связи в потемнелом от дождя обмундировании.

— Взвод! Вольно! — выдержав паузу, выкрикнул Углов.

Взвод выдохнул.

— Вот вы, гвардеец, — подходя вплотную к строю связистов и указывая кивком головы на Сметанина, сказал полковник Меркулов. — И вы, — он кивнул на Андреева…

— Гвардии рядовой Сметанин, — выпалил Сметании.

— Рядовой Андреев, — сказал Андреев и выжидательно посмотрел на комдива.

— Получите боеприпасы и на огневой рубеж шагом марш…

«Ах, как неудачно, что Андреева, — подумал Углов, — почему же Андреева? Лучше уж Ярцева… Не мог Андреев сделаться незаметнее…»