Читаем без скачивания Иуда Искариот - Юрий Вахтин

 - Что ты сказал, гад? – зашипел он.

 - Мужики! Вы что, мужики! – закричал Куклин и бросился разнимать, но резкий невидимый удар Виктора отбросил его в угол комнаты.

 - Стоять! Что ты сказал, повтори! - Виктор взял Фокина за подбородок.

 Внизу послышались голоса, шаги, кто-то поднимался по лестнице.

 - Витек, прости! Хорош, идут сюда, - прохрипел Фокин.

 Виктор вздрогнул. Казалось, в ту минуту он был без сознания, и теперь сознание к нему вернулось. Он быстро вскочил, поднял за руки лежащего на полу в пыли Фокина, стал отряхивать ему брюки. Подскочил Куклин, тоже помог Фокину, придерживая того под руку, подвел к открытому окну. Фокин не мог самостоятельно твердо стоять на ногах, он хрипел от нехватки воздуха. Через минуту снова тишина, голоса прошли, пошли вверх по лестнице на этаж выше. Виктор подошел к Фокину:

 - Игорь, прости! Перемкнуло. Я тебя прошу, не говори плохо о Вике никогда. Лучше оскорби или ударь меня. Ее не надо, прошу.

 Фокин молчал, он облокотился о подоконник, тяжело дышал, Куклин придерживал его сбоку.

 - Сумасшедший, ты же мог убить меня. За что? Я пошутил, это обычная шутка мужиков о бабах, - проговорил, наконец, Фокин.

 - Может, нормальный, Игорь. Может быть, но не о ней. Она совсем другая, - голос Виктора стал спокойнее, мягче. – Пожалуйста, не говори о ней плохо.

 - Пожалуйста. Я же не знал, что ты не понимаешь шуток. Не буду говорить. Извини.

 Они пожали протянутые руки, слегка боднувшись головами.

 - Откуда такие навыки рукопашного боя? – почесывая ушибленную руку, поинтересовался Куклин. – Я думал, у тебя «крышу сорвало». В спортроте служил что ли?

 - Да нет, я с детства занимаюсь, еще до армии КМС по боксу, - ответил Виктор.

 - Понятно, нас не служивых, больных убивать, - пошутил Куклин. – Ну, давай мировую по сотке.

 Тройка весело засмеялась. После выпитого повторили еще. Стали уже обниматься, и Виктор дал честное слово, если кто обидит его друзей, он порвет обидчика на части. В общем, разошлись уже ближе к десяти. Только Фокин пил больше всех, но алкоголь не мог залить обиды, клокотавшей внутри: «Не такая, как все». Все они одинаковые. «Не такая. Я докажу, какая она, я докажу», - бормотал он по дороге к гостинице, где жили командировочные из Москвы. Куклин уже нашел разведенную женщину, она работала маляром на их стройке, и, подумав, пошел спать к ней.

Глава 20

 Ивана Егоровича Захарова разбудил тот же сон. Сон, который снится ему больше сорока лет. Иногда сон снится часто, почти каждый месяц, иногда сон не снится почти год. Память все забывает, успокаивается, и ему снова начинает казаться, что этот сон -  всего-навсего сон. Детский сон-фантазия восьмилетнего мальчика, и никогда не было и не могло быть ни холодного январского дня 43-го года, ни выстрелов, ни громких женских криков: «Помогите! Люди, помогите!». Но сегодня сон приснился снова. Так же четко и ясно, будто это не сорок шесть лет назад, а все произошло сегодня, вот этой октябрьской ночью.

 Проснувшись, Иван Егорович ощущал дрожь во всем теле. Встал, пошел на кухню, закурил, выпил успокоительных таблеток, которые прописали доктора, когда он пожаловался при удобном случае на навязчивый сон, правда, не передавая при этом его содержание. Просто сон из войны, который отложился в памяти восьмилетнего мальчика. Сколько их, его ровесников, детей войны не на бумаге, а наяву видевших все ужасы войны, теперь, перешагнув пятьдесят лет, переживают войну снова только во сне? Снова вскакивают по ночам от свиста пуль, разрыва снарядов. И их детям достаются ужасы уже другой, чужой, но для кого-то навсегда ставшей их войной. За все прошедшие годы никто никогда не напомнил Ивану Егоровичу о той страшной ночи и дне в деревне Николаевка. Только четыре года назад сон ему пришлось пережить снова. С новой силой, потому что никогда прежде он даже себе не признавался, что в той трагедии есть и его, пусть косвенная, вина. Или не его, Ванятки Захарова, в больших не по размеру валенках и отцовской шапке.

 К сорокалетию Победы ЦК партии издал указ: «ни один участник боевых действий, ни один инвалид Великой Отечественной не должен оставаться без жилья». Указ ЦК партии должен выполняться, такие люди вновь находились. Хотя после тридцатилетия Победы райкомы рапортовали о стопроцентном обеспечении жильем и ветеранов, и инвалидов войны. Находились такие, которые по каким-то причинам теряли жилье, оставляли детям, надеясь на свои льготы. Так, в одном из райцентров области участник войны, Герой Советского Союза Климов получал уже жилье три раза, но всегда находились люди, назвавшиеся родственниками, которым он продавал свою однокомнатную квартиру, деньги быстро кончались, и старик жил на вокзале или в котельной в зависимости от времени года. К сорокалетию Победы он снова оказался на вокзале. Картина не для советской пропаганды: заросший, давно не бритый пожилой человек с орденскими клинками и Золотой звездой Героя. Правда Золотую он давно заложил, и местные умельцы сделали звезду один в один, но из дешевого сплава, и теперь герой войны мирно спал на лавочке на местном железнодорожном вокзале.

 В Урывском районе, как и по всей стране, создали специальную комиссию по вопросу обеспечения жильем ветеранов и инвалидов войны, ее возглавил заместитель председателя райисполкома Сергиенко. В мартовский день 85-го года в преддверии исторического апрельского пленума ЦК КПСС почти во всех райкомах знали, какие вопросы будут рассматриваться на пленуме. Знали, вот только, куда повернет страну тот пленум? Жизнь размеренно текла, страна готовилась к торжественному празднованию сорокалетия Великой победы, все шло своим чередом. Составили список очередников, их было снова больше, чем предполагали, как будто жилье участникам войны стали давать только спустя сорок лет после Победы.

 Иван Егорович работал в своем кабинете. Секретарша Зиночка доложила:

 - На прием настоятельно, даже нагло по вопросу о ветеранах просится Наталья Кузьминична Логинова, участница войны.

 - Зиночка, Вы же знаете, это не ко мне, комиссией о ветеранах занимается Сергиенко, все вопросы к нему, пожалуйста. Я очень занят.

 Иван Егорович составлял какой-то отчет по запросу из обкома партии. Зиночка вышла, но через десять минут вновь постучала в дверь кабинета и робко вошла:

 - Извините, Иван Егорович, я все объяснила гражданке Логиновой. Она даже не хочет понимать. Говорит, она Наталья Кузьминична Логинова – Захарова, 1922 года рождения, - добавила Зиночка, прочитав записанные данные на листке.

 Сердце кольнуло у Ивана Егоровича. Как он сразу не сообразил, что тетка Наташа давно могла быть не Захаровой, а написать, как и все женщины, вышедшие замуж, фамилию мужа. Это без сомнения его родная тетка Наташа, сестра его отца, и он не видел ее с июля 1943 года. Сразу после снятия оккупации и с приходом наших войск тетка, как и многие в те годы молодые парни и девушки, завербовалась на Дальний Восток в Хабаровск. Шла война, и стране нужны были самолеты, пушки, танки, обмундирование для бойцов и командиров. Строились новые заводы и фабрики, стройки объявляли ударными комсомольскими. Молодежь, в основном с деревень, ехала на эти стройки за тысячи километров в надежде найти свое счастье, выполняла свой патриотический долг: «Все для фронта, все для Победы».

 Секунду поколебавшись, Иван Егорович отложил исписанные листы и ручку в сторону, посмотрел на часы и сказал секретарше:

 - Хорошо. Наверное, не отвязаться мне от назойливой старушки. Пригласите ее, Зиночка. Минут пятнадцать я смогу ей уделить, заодно и глаза отдохнут. Писанина не мое занятие, - он снова улыбнулся, закрыв глаза большой ладонью.

 - Иван Егорович, такая бойкая старушка, она тоже участник войны и медаль у нее «За победу над Японией», - защебетала Зиночка, обрадованная тем, что ей больше не придется в десятый раз объяснять настырной бабушке, что Иван Егорович Захаров - государственный человек, и он занят важным государственным делом. А комиссию по всем вопросам о ветеранах при исполкоме возглавляет Сергиенко Владимир Павлович, а Иван Егорович - второй секретарь райкома КПСС - не занимается этим вопросом.

 - По мне хоть Генеральный Секретарь. Я кровь в окопах проливала, здоровье потеряла, вот слепая почти, - старушка была в больших роговых очках с толстыми стеклами. – Не вижу ничего. Мне надо к Захарову, - настаивала беспокойная посетительница и положила большую пачку документов и красную книжечку участника Великой Отечественной войны сверху.

 Зиночка, довольная своему избавлению, выпорхнула из кабинета. Вошла высокая худая старушка в очках, темном платочке, повязанном по-старушечьи, под подбородок. Иван Егорович даже не узнал свою тетку и, встреть он ее на улице, просто прошел бы мимо, как ежедневно проходил мимо десятков старушек, которые всегда толпились недалеко от райкома у районного отдела по соцобеспечению.