Читаем без скачивания Штрафной удар - Фридрих Незнанский

— Слушай, Гарринча, я все тот последний матч вспоминаю, девятнадцатого ноября. А у тебя есть какие-нибудь фотографии?

Гарринча расцвел:

— Целый альбом. Все подряд снимали — игру, друзей, стадион! Снимки супер получились? Показать?

Филе пришлось выдержать еще одну пытку: битых полчаса они рассматривали фотографии. Но он был вознагражден за свое терпение, удача не то чтобы улыбнулась, но уже показала личико. На двух фотографиях в фанатском секторе отчетливо были видны три молодых человека, по виду своему сильно отличающихся от соседей. Один из них был, без сомнения, водитель Деревянко, точнее, Подлесный — по прозвищу Раптор. Двое других были типичные «братки» — бычьи шеи, короткие стрижки, кожаные куртки.

— Ну и рожи, — сказал Филя, ничуть не погрешив против истины. — Неужели тоже из наших?

— Черта с два. Бандюки самые натуральные. У одного еще такая татуировка прикольная на руке была: жук такой рогатый. Я их хорошо запомнил, потому что эти уроды чуть с нашими не сцепились. Я еле обстановку разрядил, сунул этим придуркам наши трещалки, и они как-то переключились.

Филя стянул оба снимка, пока расчувствовавшийся хозяин полез за другим фотоальбомом, в котором была зафиксирована потасовка с фанами московского «Салюта». Зрелище было впечатляющее.

— Ну вот, — сказал Филя, пребывающий уже в отменном настроении, — а говоришь, эмоции выплескиваем только на стадионе.

— Так и есть, — вполне серьезно возразил Гарринча. — Посмотри внимательно, мы же деремся на беговой дорожке.

Немудрено, подумал Филя, что у тебя с бизнесом все в порядке. После такого всегда найдется, кому зубы лечить.

Уже в дверях Филя повернулся:

— Еще кое-что. Когда приходить за петардами?

Филя позвонил Вячеславу Ивановичу Грязнову. Когда-то он служил в его ведомстве, потом Грязнов-старший, отошедший на время от государевой службы и организовавший частное охранное предприятие «Глория» (лицензия № 01934 от 15.08.1994), пригласил Филиппа к себе на работу. Филя знал, что Денис не очень приветствует, когда к дяде-генералу обращаются через его голову, но в данном случае повод был существенный и срочный. Филя сообщил Вячеславу Ивановичу, что имеет фотографии неких темных личностей, находившихся в контакте с Раптором в то время, когда он еще был Деревянко и возил тренера Рябова на службу. Нельзя ли этих ребят пробить по муровской картотеке? Снимки, правда, так себе, но все же…

Вячеслав Иванович сказал, чтобы Филя немедленно их привозил, причем лично, а не смел, как это обычно делает Денис, отправлять в отсканированном виде по Интернету. Тоже завели, понимаешь, моду, ленятся задницу от стула оторвать.

Филя съездил на Петровку, отдал снимки. После чего отправился в Фили, где тихо-мирно уже который год на пенсии проживал один его старинный знакомец.

Филя надеялся, что облегчить розыск приятелей Раптора может татуировка, которую видел Гарринча. Если только она воровская, то это может сузить поиск.

Дело в том, что воровские татуировки — это одновременно и «паспорт», и «досье», и «орденские книжки», и «грамоты», и «эпитафии» конкретного человека. Не посвященный в тайный смысл воровских татуировок воспринимает их как хаотический, случайный набор знаков. В действительности же тело представляет собой уже отнюдь не разрозненный набор знаков языка тату, а некое целостное смысловое послание.

И был человек, который хорошо в этом разбирался.

Иван Трофимович Гальцев, заслуженный московский криминалист, ныне пребывал в отставке. И поскольку большая часть его карьеры пришлась на те времена, когда научно-технический прогресс еще не столь могущественно вмешался в криминалистическую науку и не было в ней сегодняшних узких специализаций, то был Иван Трофимович на все руки мастер, но главным его коньком являлись татуировки. Никто другой не был в той же мере осведомлен о русской воровской традиции в этой области изобразительного искусства.

Филипп Агеев был неплохо знаком с Гальцевым и обращался к нему в затруднительных ситуациях, равно как и прочие сотрудники детективного агентства «Глория». Гальцев с удовольствием помогал, его знания и картотеку не мог заменить никакой компьютер. Даже Макс относился к старику с пиететом. Обычно Гальцев начинал свою аналитическую работу с фразы: «Язык татуировок — это колоссальный набор символов и передаваемые в устной традиции правила их сочетания и чтения». Это было нечто вроде ритуала.

— Иван Трофимович, срочное дело, — затарахтел Филя вместо обычных своих приветственных шуток-прибуток. И Гальцев тут же увидел по его лицу, что дело обстоит именно так. А еще Гальцев увидел кое-что, что сам Филя в спешке несколько упустил из виду: а именно то, что он чертовски голоден. В самом деле, ничего ведь во рту не было с самого утра, если не считать коктейля этого ненормального Гарринчи.

Гальцев впихнул Филю на кухню. Иван Трофимович был отменным кулинаром, он много экспериментировал, отдавая, впрочем, предпочтение русской кухне. Сегодня он без устали лепил пельмени, как чувствовал: теперь вот было кому их поглощать. У Ивана Трофимовича от этого мигом поднялось настроение, он знал, что, несмотря на свои скромные кондиции, едок Филя отменный. И Гальцев засуетился у плиты.

Когда Филя отказался от стопочки, Иван Трофимович понял, что дело не только срочное, но очень серьезное, тем более что всегдашний балагур Филя никак не мог расслабиться.

— Жук, — сказал Филя с набитым ртом, — там был рогатый жук.

— Нарисовать можешь?

Сыщик отрицательно покачал головой. Потом прожевал и добавил:

— Я его не видел. Это с чужих слов.

— Плохо. — Гальцев отправился в комнату — рыться в своих криминальных библиях и талмудах.

Сейчас он скажет, подумал Филя, что язык татуировок — это колоссальный набор символов и передаваемые в устной традиции правила их сочетания и чтения.

— Понимаешь, Филипп, — сказал из комнаты Иван Трофимович, — времена сильно изменились. Сейчас ведь много салонов, где делают татуировки с помощью различного современного оборудования и рисуют, что хотят сами или по желанию клиента. Восточные мотивы стали очень популярны, иероглифы там всякие, шмиероглифы. Вавилонское смешение культур. Если так, то любые наши потуги найти ключ, используя классические трактовки, будет…

— Но ведь попробовать-то мы всегда можем, — заметил Филя, отставив тарелку и тоже перемещаясь в комнату. Он был слегка удивлен, что не услышал привычную фразу, с которой Гальцев всегда начинает свою работу.

— Можем и должны, — подчеркнул Иван Трофимович. — Кроме того, хочу тебе заметить, что язык татуировок — это колоссальный набор символов и передаваемые в устной традиции правила их сочетания и чтения. Язык этот подобен воровскому жаргону и играет похожую роль — скрывает тайную воровскую информацию от непосвященных фраеров.

Гальцев отложил одну книгу, полистал другую.

— Вот, например, старая воровская татуировка «Сохрани раба твоего Алексея». Существует еще известный воровской оберег-тату «Да принесет мне воровскую удачу царица небесная».

— Что такое оберег?

— Защита. В данном случае, татуировка-талисман. К оберегам же относится и распространенная надпись «Спаси от легавых и суда». Встречал, наверно?

Филя вздохнул, он знал, что это неизбежно — озвучивание постулатов.

— Животных много, — бормотал тем временем Гальцев. — А вот насекомых не очень жалуют… Вот если бы ты пришел ко мне со змеей там, летучей мышью, а то жук! Прямо какой-то Эдгар По получается. Может, не воровская татуировка-то, а, Филипп?

— Может, — вздохнул Агеев. После длинного рабочего дня и сытного ужина его стало понемногу клонить в сон.

— А ты приляг, — тут же сказал старик, кстати повернувшийся в это время к сыщику спиной, — отдохни, кто знает, сколько времени понадобится. — Ко мне недавно из Мичиганского университета один наш бывший хлопец приезжал, он там диссертацию пишет по наколкам американских зэков. Так, знаешь, много общего, оказывается.

Филя решил, что спать он, конечно, не станет, как-то неловко все же, но вот прилечь на диване поудобней, расслабить мышцы, помочь пищеварению — он вполне заслужил. Вполуха он продолжал слушать неторопливую речь старика-криминалиста, который все перебирал свой архив в поисках чего-то одного ему ведомого.

— Татуировка использует обычные, на первый взгляд всем знакомые знаки (обнаженная женщина, горящая свеча, тюремная камера и так далее) для передачи тайного знания, то есть на самом деле является символическим знаком… Понимаешь, Филипп? Язык этот предельно социален, предельно политизирован… Нет, это не то… — Он что-то отложил в сторону. — Так что неудивительно, что подчас у тех, кто сидел много лет, человеческая кожа функционально превращается прямо-таки в мундир, покрытый регалиями, орденами, знаками чинов и отличий… Кстати, на воровском жаргоне комплект воровских татуировок называется — «фрак с орденами»… Я говорил тебе уже о так называемых оберегах? Так вот, изображение жука-скарабея относится к ним впрямую. Это очень древний оберег.