Читаем без скачивания Брошки с Блошки - Елена Ивановна Логунова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А если нет? – На входе в арку Ирка притормозила и обшарила прощальным взглядом двор-колодец. – Если Волька сам не вернется, что тогда?
– Тогда объявим его в розыск, – пообещала я и сразу же начала думать, как это сделать.
Удачно, что у меня в телефоне есть прекрасное фото кота, можно будет распечатать листовки с его портретом и расклеить их по окрестностям…
У Марфиньки нас ждал сюрприз, неприятный, но не сказать что неожиданный: хозяйка дома снова была слегка не в себе и меня не узнала, зато Ирку кинулась обнимать, как родную. Называла она ее при этом Верочкой, и тетушка, болезненно морщась, украдкой нашептала мне:
– Даже я не знаю, кто это такая.
Светочка у Марфиньки снова была Клавкой, зато тетя Ида – самой собой.
– Как причудливо тасуется колода, – прокомментировала она это знаменитой фразой булгаковского Воланда, имея в виду, видимо, некую картотеку знакомых персон в голове у старинной подружки.
Моей лучшей подруге не понравилось зваться чужим именем. Она хоть и не противилась, откликалась на эту загадочную Верочку, но очень хотела поскорее выйти из навязанной ей неясной роли, порывалась откланяться и удалиться. С большим трудом нам удалось убедить Марфиньку, что у Верочки есть очень, очень срочные дела, из-за которых она вынуждена сократить их радостную встречу. Ирке пришлось пообещать, что вскоре она непременно явится с более продолжительным визитом.
– Например, завтра, – подсказала я подходящее время.
У Марфиньки странности чередуются. Сегодня она не в себе, а завтра может оказаться вполне нормальной. Жаль, что у нее не имеется четкого расписания прибабахов, было бы очень удобно: по четным дням бабуля как огурчик, по нечетным – как перчик: жжет.
Кое-как отделавшись от хозяйки, мы с Иркой с ускорением сбежали по невысокой лесенке и, оказавшись на улице, дружно выдохнули:
– Фуххх!
– Я как будто снова попала в школьный театральный кружок, – пожаловалась Ирка. – У нас там было странное упражнение – «Сыграй некий предмет». Мне как-то пришлось изображать рояль, и, я тебе скажу, это было легче, чем представлять какую-то Верочку. Рояль я хотя бы видела и знала, что это музыкальный инструмент. А кто такая Верочка? Как можно убедительно войти в образ без всяких вводных?
– У тебя прекрасно получилось, детка, даже Станиславский не придрался бы, – прозвучало над нашими головами.
Мы запрокинули лица – за москитной сеткой открытого окна, как под вуалью, пряталась тетушка.
– Подойдите ближе, я должна вам кое-что сказать. – Она оглянулась, придвинулась к окну и зашептала, прикрываясь ладошкой: – Я тут осмотрелась и выяснила, что пропало не только платье! Ну, то, которое винтажное, из кинофильма…
Мы с Иркой дружно кивнули – поняли, мол, о каком платье речь.
– Еще нет столового серебра, фужеров муранского стекла и кружевной скатерти, но ими Марфинька сто лет не пользовалась, так что установить, когда они пропали, вряд ли получится. Я даже не стала ей пока говорить…
Мы с Иркой снова кивнули – мол, какой смысл сообщать об этом бабуле, чья главная пропажа – память.
– Возможно, это не все, я еще посмотрю потихоньку, откровенно проводить ревизию как-то неловко, – сказала тетушка. – Но уже можно с уверенностью заключить: Марфинька лишилась не только налички из сумочки.
Она снова оглянулась и совсем другим голосом, громко и оживленно, заговорила с кем-то в глубине комнаты:
– Смотрю, как герань поживает, тебе не кажется, что ее надо бы подкормить?
При этом ладонью за спиной тетя сделала отмашку, и мы с Иркой шустро шмыгнули вдоль фасада, торопясь удалиться.
– Нравится мне твоя тетка, – сказала подружка, когда мы отбежали на полквартала. – Наш человек!
– Человек, да… А я все про нашего кота думаю: что с ним случилось?
– Разберемся. – Ирка помрачнела.
С Волькой у них почти любовь: коту очень нравится, что Ирка его нахваливает и балует, а подружка, мне кажется, воспринимает тетушкиного усатого-полосатого как близкого родственника своего собственного питомца. Иркин Макс, вывезенный нами из Антальи, такой же здоровенный мохнатый зверь с чрезвычайно выразительной кошачьей речью. Его «мо», «ма» и прочие мявы тоже понятны, как телепатические сигналы, при наличии должной чуткости и фантазии их несложно расшифровать, развернув в полноценные фразы.
Мысли о пропавшем коте угнетали, и к условленному месту встречи с мистером Уорреном мы подошли не в лучшем настроении. И странным образом совпали с приятелем-интуристом: он нынче тоже был угрюм и взирал на Медного всадника с таким мрачным видом, словно имел какие-то претензии к Петру Первому. Или к его коню – точно проследить направление взгляда Наташика не представлялось возможным, ибо тот был расфокусирован.
– Эй, да ты пьешь тут, что ли?! – возмутилась Ирка, заметив под боком у нашего заокеанского приятеля бумажный пакет с предательски выглядывающим из него бутылочным горлышком. – В одиночку, как последний алкаш?!
– Почему же, он соображает на троих – с Петром и его лошадью. – Я попыталась пошутить, но никто даже не улыбнулся. Тогда я села рядом с Уорреном на травку и сменила ехидный тон на сочувствующий: – А что за повод?
– Печальный, я так понимаю. – Ирка плюхнулась с другой стороны от американского товарища, бесцеремонно сунула нос в пакет и скривилась: – Фу, вискарь. – Манящим голосом она сообщила: – А у меня коньячок есть…
– Мы разве не выпили его вчера? – машинально удивилась я.
– Обижаешь!
– Прости, прости! – Я вскинула руки, подумала секунду и осторожно опустила левую на плечо Уоррена, приобняв его по-дружески. – Так что у тебя случилось-то?
