Читаем без скачивания Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой - Александр Александров

Красивые слова, претендующие на афористичность, а если вдуматься не более чем юношеская чушь, благоглупость. Она все время думает о Пьетро и примеряет на себя замужество, ей хочется уверить себя, что ей одежды брака совершенно не нужны.

В то же время она записывает в дневнике:

«У Пьетро и без меня есть кружок, свет, друзья, словом, — все, кроме меня, а у меня без Пьетро — ничего нет». (Запись от 19 апреля 1876 года).

Можно было бы поверить, если бы в неопубликованных записях дневника в это же самое время не возник некий граф Александр Лардерель. Сын француза и итальянки из семьи князей Сальвати, связанных родственными узами с Боргезе и Альдобрандини, звучными и известнейшими итальянскими фамилиями. Он близок к королевской семье, его сестра приходится невесткой морганатической супруге короля Виктора-Эммануила II. Не слишком высокий, сутуловатый, с кривыми ногами, он везде показывается со своей любовницей. Ему двадцать четыре года, он практически одного возраста с Пьетро, он постоянный герой светской хроники ведущих газет от Неаполя до Рима, он промотал состояние и семья недовольна им и, наконец, что самое главное, он напоминает ей герцога Гамильтона. Он полностью соответствует образу денди: ведь денди отличается тем, что у него громкое имя, блестящая жизнь, любовь к конному спорту и мотовство, как двигатель всей его жизни.

По приезде в Рим она тут же делится своим новым увлечением с Диной.

Дина поражается, как она может с таким постоянством влюбляться в подобных прожигателей жизни и распутников. Муся смеется:

«Что ты хочешь, я их обожаю, особенно Лардереля. Ах! Лардерель! Я опять в восторге от одного воспоминания об этом чудном развратнике. Пьетро — очевидное для меня существо, а тот — только тень, которая вдохновляет меня». (Неизданное, запись от 23 апреля 1876 года.)

Она ничего не скрывает от будущих читателей своего дневника, и это дает ей право записать:

«Все мемуары, все дневники, все опубликованные письма — только покрашенные измышления, предназначенные к тому, чтобы вводить в заблуждение публику. Мне же нет никакой выгоды лгать. Мне не надо ни прикрывать какого-нибудь политического акта, ни утаивать какого-нибудь преступного деяния. Никто не заботится о том, люблю ли я или не люблю, плачу или смеюсь. Моя величайшая забота состоит только в том, чтобы выражаться как можно точнее». (Запись от 19 апреля 1876 года.)

К сожалению, в контексте теперешнего текста дневника ее высказывание насквозь фальшиво, жеманно и неискренно, но ее вины, в который раз уж повторяю, в том нет. Однако если помнить, что наряду с графом Пьетро Антонелли, существует еще и развратник граф Александр Лардерель, которого она вожделеет, может быть, не меньше, если не больше, чем Пьетро, то этим словам веришь.

Но Лардереля нет рядом, а Пьетро появляется, как только они возвращаются в Рим. И тут случается то, о чем опять дневник не повествует.

«А теперь, я прошу вас, не читайте то, что я сейчас напишу. До сих пор я думала, что эта книга будет образцом морали и будет рекомендована для чтения в школах и пансионах. Послушайте, я советую вам не читать дальше, потому что вы разочаруетесь во мне, вот и всё!.. Он притянул меня к себе… не читайте, еще не поздно!.. он поцеловал меня в правую щеку… и вместо того, чтобы оттолкнуть его, я отдалась в его власть и обняла обеими руками за шею… Черт возьми!.. он положил мне голову на плечо, целуя мне шею слева и… какой ужас! Первый раз я была в объятиях мужчины. Я собрала все мои силы, а так как наши лица были чрезвычайно близки друг к другу, я приняла важное решение и поцеловала его в губы; я, которая до сих пор даже не коснулась его губами. И этот первый плечо». (Неизданное, запись от 25 апреля 1876 года.)

Всего несколько дней они пребывают в Риме и все эти дни, вечерами, рядом с ней стонет ослабевающий от страсти Пьетро: «Я вас люблю! Я вас люблю! Я вас люблю!!»

Мусе нужны веские доказательства его любви, она надеется, что он, наконец, представит ее семье, но этого не происходит. Как же так? Она-то была готова на все, она все поставила на карту, она не сделала только последнего шага, как она сама пишет в неизданном дневнике: «Я дошла только до того момента, до которого хотела дойти, и ни шагу больше».

Она зовет его в Ниццу, требует, чтобы он приехал, он клянется у ее ног.

На вокзале во время прощания она признается Пьетро, что любит его. Они расстаются, поезд трогается, бедный Пьетро остается на перроне. Уже в поезде, стоя у окна с Диной, она вдруг решает, что вернется в Рим с тетей через десять дней. А ее решения, как известно, не обсуждаются. Видимо, она чувствует, что никуда сам Пьетро не приедет, и она сама хочет его дожать.

В Ницце, когда она еще принадлежала Италии, был обычай встречать май, или поворачивать май. На улице жители вертели огромное сооружение из листьев и цветов, украшенное венецианскими фонариками. Муся сетует, что с тех пор, как город отошел к Франции, древний обычай забывается, во всем городе осталось три-четыре фонаря, под которыми танцуют жители.

Она занимается устройством праздника, ей с удовольствием помогает слуга дедушки Трифон. Ему поручено устроить фейерверк и зажигать бенгальские огни.

Играют арфистки, флейтисты и скрипачи, вино льется в изобилии. Местные жители со всего квартала собрались к их вилле. Муся с Диной и с сестрами Сапожниковыми, Марией и Ольгой, царят на празднике. Они участвуют в хороводах и поют вместе со всеми народную песню жителей Ниццы «Лети, соловей». Женщины стараются сказать мадемуазель Башкирцевой доброе слово, она популярна среди жителей и это, как подчеркивает Муся, нравится ее матери. Мать не знает, что в это время кошки скребут у нее на сердце. После праздника она записывает в дневнике:

«Если Пьетро забыл меня — это кровное оскорбление, и вот еще одно имя на моих табличках ненависти и мщения…» (Запись от 7 мая 1876 года.)

Она хочет немедленно выехать в Рим, но выезжают они только 10 мая, ровно через сутки они на месте. Она понимает, что ее поездка, не что иное, как ужасное доказательство любви, которое она дает Пьетро. Но это ее не смущает. Вещи их еще не пришли и прямо в дорожном костюме, вместе с тетей, она бросается искать по Риму своего возлюбленного. Она прекрасно осведомлена, в каких местах он может быть, и первым делом едет на Корсо, на бега, как будто бега — это первое, что должна увидеть ее тетя в Риме. Там его не оказывается и она несется в клуб, где ей, вероятно, сообщают, что он находится на вилле Боргезе, где проходит областная выставка земледелия. В те времена среди аристократов было модно интересоваться земледелием, в Париже сельскохозяйственное общество было также престижно, как Жокей-клуб.