Читаем без скачивания Карманный атлас женщин - Сильвия Хутник

Так что разбитая лампадка — это, ей-богу, как муха насрала. На самом деле не будем раздувать.

Как и каждая девочка в ее возрасте, Марыся ходила в школу. Как она училась — неизвестно, да и чему там могут научить в наше время, я вас умоляю. Дополнительных занятий у нее не было, языками не владела, с пианино тоже не в ладах. Сидела на уроках, не прогуливала, потому что не знала, что так тоже можно учиться. Готовила уроки, но обязательно допускала ошибку. Разумеется, нарочно. И когда учительница польского брала ее написанное круглыми буковками домашнее задание, то знала, что хоть одну маленькую ошибочку, но обязательно найдет. Ее взгляд плавно скользил по странице, голова одобрительно кивала, и вдруг гримаса раздражения пробегала по лицу. Ну надо же, в последнем предложении, ну неужели так трудно, вот орфографическая ошибка, смазано, неправильная грамматическая форма. Облом. И оценка снижается по крайней мере на полбалла. А ведь как прекрасно могло бы быть.

На родительских собраниях классная руководительница просила Марысину маму: «Вы за ней построже следите, вы ей объясните, что спешить некуда. Она способная, только какая-то ленивая, рассеянная, может, ей уже расхотелось учиться». И мама дома дочери: «Я, доченька, очень тебя прошу, будь повнимательнее на уроках, ты ведь можешь, учительница говорила, что можешь, ну так чего же ты, соберись, сконцентрируйся, пиши хорошо». А Марыся ноль внимания. Вот и на рисовании та же история: нормальный рисунок, а под конец как нажмет посильнее на карандаш. Хоп — дырка в листке, вроде всего лишь точка, а весь вид портит. А как все хорошо начиналось. И в конце спортивной игры на площадке Марыся вдруг останавливалась, а команда соперников ломала оборону, довольная, что может заработать два решающих очка. В раздевалке подружки набрасывались на нее: «Блин, Марыська, если не умеешь играть, следи хоть за игрой или сваливай». Все девчонки, с опрысканными дезодорантом потными подмышками, с налаченными волосами, с лаком и на ногтях, стояли на пороге созревания. У некоторых уже были первые менструации, и теперь они лениво выходили на перемену. Ловкачки, у таких всегда наготове оправдание, что плохо себя чувствуют.

Тем временем перепалка в раздевалке продолжалась, на нашу разиню вешали всех собак, какого, мол, хрена стояла столбом и дала выиграть этим сикухам из параллельного класса. Так все хорошо начиналось, а эта дебилка вдруг остановилась, и мяч полетел прямо в руки соперника. Никогда ничего у нее не кончалось хорошо, всегда что-нибудь да сорвется.

Прямо из школы Марыся шла в магазин, где покупала очень нездоровую еду, плохо влиявшую на здоровье подростка. К счастью, она была худой и не обременяла себя подсчетом калорий, как это делали ее ошалевшие ровесницы-анорексички. Чипсы с колой, а на десерт — батончик или желатиновые мишки-мармеладки. И ни с кем не делимся — не для этого мы единственные дочки в семье.

Девочка съедала не все. В каждой пачке оставляла по одному мишке каждого цвета и клала их в коробочку. Аналогично поступала и со старыми жевательными резинками. Писала на бумажке «Живительная резинка» и клала рядом с мишками. Все может пригодиться в нужный момент. Хрустя кружочками со вкусом сыр & лук, она размышляла о мироустройстве. Должен же быть какой-то клапан для выпускания пара, какой-то способ все изменить, хоть на мгновение. Чтоб не вставать утром, не помогать бабушке добраться до толчка. Чтоб можно было делать бог весть что, все, что угодно. Возможно, это привилегия старших, но само сознание, что не всегда игра обязана идти в соответствии со сценарием, приятно щекочет воображение.

Должен же существовать способ взломать код, найти ключ. Надо замутить бучу. Повывинчивать винтики, переставить шестеренки. Надо бороться. С кем, с чем — не важно, просто вырваться и быть такой Марысей, какая придет на ум в данную минуту.

Часто на пересечении улиц Варшавской Битвы и Груецкой она видела такую девушку. Лет ей было примерно двадцать, в общем, старая. Выглядела как разноперая птица — такой прикол на фоне общей серой массы. Красные дреды и большое количество колечек на лице. Одежда — нездешнее сочетание юбок, кофточек, брюк и старых кед. Все небрежно продуманное и все такое… ну… просто Марыся всегда засматривалась на нее, когда проходила мимо. У нее на майке было что-то написано или нарисовано. Но не только Марыся пристально смотрела на эту девушку. Народ — тоже, если было время, — и тогда в ее адрес слышалось «Сучка окольцованная» или «Бля буду, трансвестит». Но, как правило, все быстро проходили мимо и лишь изредка кто-нибудь неодобрительно качал головой. От таких ротозеев она и узнала, что эта девушка — панк. Марыся сразу спросила маму, что это такое.

Дитятко, девочка, знаешь ли ты, хорошая моя, кто они такие? Господи, ведь это, сама даже не знаю, стоит ли говорить, может, ты уже слышала, ну, такие люди, они клей нюхают и травку… На вокзалах спят, ну, обоссанные. Наркоманы, что тут говорить, к сожалению. Совсем не учатся, живут кучей, все в одной постели. Не знаю, дитя мое, кто тебе велел о них разузнавать, забудь об этом. Сходи в библиотеку, там есть что почитать. Сенкевича, например.

Марыся не могла заснуть. Переваривала информацию. В одной постели спят, вместе живут, не учатся? Так это ж здорово! Боженька милая, к тебе молитву свою обращаю, Дева Пресвятая, потому что у меня к Тебе огромная просьба. Можно мне познакомиться с такой девушкой-панком? Прошу Тебя и обещаю больше не запирать бабушку одну в квартире без еды, не плевать в суп и причесываться. Умоляю Тебя, Мария, я каждый день буду молиться, знаешь ведь, как я Тебя обожаю, честное слово. У меня должна, должна быть такая замечательная подружка!

И стало по молитве Марысиной. Не зря она столько времени провела за чтением молитв. В один прекрасный день она снова увидела эту девушку. Та ехала на велосипеде. Что делать? Подбежать? Спросить, который час? А, ладно, была не была. Чтоб я и не спросила?!

— Простите, э, это… который час?

Девушка остановила велосипед и полезла в сумку на поясе. Достала видавший виды мобильник, облепленный наклейками. «Какая красота, сил нет, о боже», — простонала Марыся.

— Почти пять.

— Ага. Ну спасибо большое. А еще, ну, это, короче, вопрос у меня, только не знаю, можно спросить?

— Само собой, можно.

— Где ты живешь?

Живу в вагонеНа перегонеВ автомобилеПока не сбилиНа лавке на вокзалеПока не прогналиВезде меня сыщешьГде ветер свищетВ парке, в кустах, на чердакахНе жизнь — малинаКлево быть однойНет господинаНад тобой

Марыся почувствовала, что дольше не выдержит. Обалдеть. Стояла как вкопанная, уставившись на весело рэпующую велосипедистку, восхищенная девушкой, ее внешностью, свободой речи и взрослостью. А потом ноги сами понесли ее куда-то. Обдумать все это.

У каждой девочки, как правило, есть подружка. Та, которой она поверяет свои секреты, неразлучница, сторожащая дверь в публичном туалете. У Марыси такой подружки не было.

«Дорогая Подружка из Дневника!

Я не люблю таких оборотов, как, например, “дорогой дневник” или “дорогой мой”. Это все искусственные словечки, а я люблю настоящие слова, близкие сердцу. Так что я буду говорить… нет, не говорить! То, что я написала, пишу и буду писать, — это вроде как письмо подружке, которой на самом деле у меня нет. Так что я смело могу говорить “котенька”. Если бы у меня была подружка, я бы тоже так говорила ей или мужу, если бы был муж. У меня сейчас нет подружки, только знакомые, да и те только в школе, в классе. Они на меня обижаются, сама не знаю почему, просто они глупые.

Утром я поехала на дачу. Взяла с собой две купленные в Варшаве книги Люси Мод Монтгомери (“Аня в университете” и “Эмилька”), точилку для карандашей, шариковые ручки, блокнот фирмы “Фломо”. Все с картинками в розовых тонах. Красиво!! Раньше я писала в тетради разные истории, но мне надоело. Сейчас я дома, время — 21.44, но пока не сплю. Постараюсь не заснуть до часу ночи! Не знаю, удастся ли. Когда у меня последний раз была Агнешка, моя двоюродная сестра, мы хотели в полночь вызвать духов и даже поставили будильник в русской игре с волком и зайцем на 23.58, но мы не проснулись, потому что крепко заснули. Наутро мы были в плохом настроении. А теперь уже 22.10, и мне хочется пить, но в темноте идти на кухню страшно, потому что там баба-яга. Она, в общем, ничего, но ненормальная».

Вот если бы я смогла познакомиться с загадочной девушкой на велосипеде, то ей можно было бы рассказать о новых точилках. Собирать с ней желатиновых мишек, а потом, прихватив их, тихонько выходить в город. Только захотела бы она водиться с такой малявкой? Ох, Матерь Божья, помоги мне! Плииз, плииз!!

Девочки должны сами справляться со своими трудностями. Жить либо как бог на душу положит, либо по написанному сценарию. Откуда им знать, как играть свою роль? Какие интонации придать голосу, как двигаться, кем быть. Ведь надо всем вокруг нравиться: и учительницам, и родителям, и знакомым.