Читаем без скачивания Искры на ветру (СИ) - Карпов Илья Витальевич

Гном взлохматил рыжие волосы мага и расхохотался.

— Не, хитрость явно не твой конёк, парень. Я мало что знаю, всё-таки с десяток лет её не видел. Ну, что знаю, расскажу. Помнится, любила она простые цветы, ромашки там, лютики. Они же в городе жили, был у них сад, а там мальвы, гвоздики, розовые кусты по самые плечи. В общем, для неё всё это привычным было, не интересным. А вот полевые цветы видела нечасто, потому они и нравились больше.

— Но букет полевых цветов — это как-то… Скучно.

— Ну, тут уж сам решай, — усмехнулся гном. — Моё дело рассказать, а ты пораскинь мозгами.

Оставшееся время прошло за безобидной болтовнёй. Игнат рассказывал забавные истории из Академии, и так увлёкся, что случайно смахнул рукой кружку с остатками медовухи.

— Эх, руки-крюки! — раздосадовано проговорил маг, глядя, как золотистая жидкость тонкими струйками растекается по дощатому полу.

— Не беда, — похлопал его по плечу гном, — нам всё равно уже пора. Но я начинаю беспокоиться за нашего бледного друга. Сердце разрывается, глядя как мы наслаждаемся божественным напитком, а он засыхает заживо.

— Я не любитель выпивки, — коротко сказал Драм.

— Если боишься выболтать страшный секрет, то напрасно, — приободрил его Дунгар. — Я могила. Но дело хозяйское. Знавал я одного остроухого, он тоже капли в рот не брал, а потом как-то сорвался и порезал двоих бедняг на лоскуты. Так что поди знай, что тут будет хуже. Ну, идёмте. Таринора наверняка не узнать.

Когда они возвращались в цирюльню, из её дверей вышли двое коротко стриженных эльфов. Увидев Драма, они на мгновение замерли, после чего поспешно прошли мимо, оживлённо о чём-то переговариваясь. Когда они отошли на несколько шагов, Драм вдруг резко обернулся, а его лицо исказила злоба.

— Эй, что стряслось? — спросил Дунгар. — Они тебе что-то сказали?

— Не мне, друг другу, — ответил тот. — Думали, я не слышу.

Драм прошипел что-то на своём языке, сделал шаг, но гном потянул его за рукав.

— Эй, не стоят они того. Или ты собираешься кидаться на каждого бестолкового эльфа в этом городе?

— Они сравнили etheldiar с животными! А ещё сказали что-то о моём лице! Клянусь, будь мои клинки с собой…

— Устроил бы резню? — укоризненно спросил Дунгар. — И подтвердил бы тем самым их слова?

— Мой народ выживает во мраке подземелий, а они живут под солнцем в изобилии и богатстве! Как они смеют…

— Эти-то? Брось. Знаешь, что они делали в цирюльне? Волосы свои продавали. Потому и стрижены по-солдатски, хе-хе.

— Эльфы продают волосы? — удивился Игнат.

— Ещё как продают. Отращивают, а потом продают. Половина лысеющих богатеев Энгаты ходят в париках, сделанных из эльфийских волос, а другая половина не признаётся в этом. Для местных эльфов торговать собственной шевелюрой — обычное дело. В основном для молодёжи, у них волос особенно мягкий, чистый шёлк. Многие остроухие живут тут не слишком богато, так что лишняя монетка не повредит.

— Почему бы им не заняться ремеслом? — спросил маг. — Как тому портному.

— Ремесленники платят налог. А эльфы-ремесленники — платят вдвое больше. Немногие потянут такие условия, только самые умелые и искусные. А если учесть, что налог на подмастерья-эльфа также увеличен, немногие мастера хотят брать их в ученики. Вот и приходится остроухим тут перебиваться случайным заработком и собственными волосами торговать. Так что если они и злословят, то больше от обиды на собственную жизнь.

Услышав это, Драм поостыл. Он сделал глубокий вдох и поглядел вслед паре эльфов. Но теперь в его взгляде злоба уступила жалости.

— То-то же, — сказал Дунгар, открывая дверь. — Пойдёмте взглянем на нашего красавца.

Если бы Игнат увидел Таринора в новом облике где-нибудь среди прохожих, он бы ни за что его не узнал. От спутанных косм не осталось и следа, вместо них красовалась аккуратная причёска, а чисто выбритый наёмник хрустел огурцом, сидя на стуле, пока брадобрей вносил в неё последние штрихи. Сосредоточенно нахмурив брови, он отстригал невидимые постороннему глазу волоски крохотными ножницами, казавшимися слишком маленькими для его руки. Наконец, когда последний локон упал на засыпанный волосами пол, брадобрей отложил ножницы в сторону, утёр лоб и широко улыбнулся.

— Готово, Таринор, принимай работу, — похлопал он наёмника по плечу и протянул ему серебряное зеркальце на витой ручке.

— Ну, нечто такое я себе и представлял, — задумчиво проговорил Таринор. — И спасибо, что уши на месте.

Брадобрей повернулся к вошедшим:

— У твоего друга, Дунгар, язык поострее моих бритв будет. Даже жаль, что пришлось попросить его помолчать, но иначе от смеха у меня бы дёрнулась рука и я бы точно отчекрыжил ему ухо.

— Отлично справился, не придраться! — развёл руками гном. — Вот теперь не стыдно на приём хоть к энгатскому королю, хоть к аккантийскому провенту, хоть к ригенскому императору.

— Если я случайно не отрезал ему красноречие, — усмехнулся брадобрей, — будь уверен, всё получится, о чём бы не попросили.

Покинув цирюльню, компания не отправилась обратно в банк. Вместо этого Дунгар предложил отобедать в одном заведении, которое ему очень рекомендовали, но посетить которое он до сих пор не находил ни времени, ни повода. На поверку оно оказалось добротной ригенской харчевней неподалёку от моста святого Готфрида, где улыбчивая блондинка в пышном платье с дутыми рукавами подала на стол четыре миски густого наваристого супа, столько же кружек золотистого пшеничного пива, а посередине, между всего этого поставила широкое блюдо с огромным карпом, запечённым в сметане.

— Ну и похлёбка, — изумлённо сказал Игнат. — Такая густая, даже ложка стоит!

— Это айнтопф, — многозначительно заметил Дунгар, подняв указательный палец. — Суп, сваренный в одном котле. Помнится, наш отрядный повар готовил его так, что после одной такой миски сил хватало на день пути. Воплощение слова «сытный» — вот что такое айнтопф.

— Единственное хорошее, что имперцы принесли в Энгату… — задумчиво проговорил Таринор, помешивая суп ложкой. Поймав на себе укоризненный взгляд гнома, он поспешил добавить: — Так говорят.

— Брехню говорят, — буркнул Дунгар, зачерпнул ложку айнтопфа с горкой, подул на неё и отправил в рот. — Знаете, что творилось здесь до Ригена?

Ответом ему был вопросительный взгляд трёх пар глаз.

— Бардак, самый настоящий хаос, — ответил на собственный вопрос гном. — Десятки королевств рвали Энгату на части, страна пожирала сама себя, люди гибли почём зря. А потом приплыл Эдельберт…

— И сколько же людей погибло при завоевании?

— Я понимаю, к чему ты клонишь, но всё же под единой властью Ригена страна перестала быть кипящим котлом. А все те бунты и восстания, что случались после, были и близко не столь разрушительными, как прежде, когда целые дома с вековой историей уходили в небытие. Та война была как прижигание, необходимое, чтобы Энгата не истекла кровью. Благодаря ей впервые за долгое время наступил какой-никакой мир.

— Стало быть, та война была благом? — спросил наёмник.

— Выходит, что так, — пожал плечами гном. — В какой-то мере.

— Но потом случилось восстания Одеринга, и теперь, того и гляди, империя устроит новое завоевание. А дальше всё повторится по-новой, — вздохнул Таринор. — Думается мне, каждый завоеватель считал, что затевает войну, которая положит конец всем войнам, а люди заживут мирно и счастливо под его мудрым правлением. Но даже если предположить, что он и в самом деле так мудр и справедлив, как о себе думает, рано или поздно ему на смену придут жадные и глупые преемники, которые вновь ввергнут подвластные ему земли в кровавую мясорубку. Нет, в войне, которая положит конец всем войнам, должны погибнуть вообще все. Но тогда едва ли её можно будет назвать благом.

— Стало быть, ты тоже считаешь, что имперцы не принесли в Энгату ничего хорошего? — прищурившись спросил Дунгар.

— Разумеется, я так не думаю. Нет в нашем мире высшего блага, которое было бы одинаково благим для всех. Да зла, как такового тоже нет. Уверен, когда Дериан Рейнар укокошил собственного брата, он тоже считал, что действует во благо. Никто не хочет считать себя злодеем, каждый оправдывается, как может.