Читаем без скачивания Я – паладин! - Виктор Косенков

Паладин был жив.

Он единственный, кто смотрел прямо на Леона, будто ждал его!

И взгляд паладина был страшен!

Мальчишка замер, ему вдруг захотелось бежать, бежать как можно дальше! Бежать, утирая слезы, звать маму, сделаться снова маленьким, да и вообще не жить на белом свете, все что угодно, только бы никогда не попадаться на глаза этому страшному человеку, ведущему за собой смерть!

Вот о чем говорил отец! Вот о чем, вдруг осенило Леона… Но никчемное это знание уже ничем не могло помочь.

Паладин ткнул в него пальцем, оказавшись вдруг, каким-то немыслимым скачком, совсем близко.

– Ты! Вставай, мальчик! Вставай! Проснись! Проснись, Леон!

И его грязное лицо придвинулось вплотную.

Леон закричал, взмахнул руками, кинулся прочь и… проснулся.

Чувствуя, как подкатывает к горлу рвота, он кубарем скатился с сена, упал на земляной пол и, толкнувшись ногами, вылетел во двор. Там его вывернуло.

Однако этим дело не закончилось. Какая-то неведомая воля погнала Леона на улицу. Он бежал, спотыкался, падал, снова вставал и остановился только когда ткнулся лицом в чьи-то сапоги.

Леон, тяжело дыша, поднял голову.

Над ним, поддерживая раненого оруженосца, стоял паладин. Точно такой же, каким он видел его во сне. В изуродованных доспехах, раненный. Но один. Без отряда, мертвецы остались там, где им и положено было оставаться.

– Мальчик, – прохрипел паладин. – Хорошо, что ты пришел, мальчик.

Он уложил оруженосца на землю, тот застонал, закашлялся.

Паладин встал на одно колено. Полная луна накладывала жутковатые тени на его лицо.

Он поднял Леона. Взял крепко за плечи.

– Мальчик. Ты должен мне сослужить одну службу. Извини, мальчик.

Леон хотел было отказаться, вырваться и убежать, но вместо этого, сам себя не понимая, часто закивал головой. И вдруг понял – да! Он сделает все, все как просит этот человек! Умрет, но сделает!

Почему?

Леон не знал ответа.

– Возьми вот это. – Паладин сунул что-то, завернутое в грязную тряпку. – Возьми вот это и беги. Ты должен бежать, понимаешь?! Бежать отсюда, потому что за мной идет смерть. Понимаешь? Смерть! Но эта штука не должна. – Он сбился. – Сохрани ее! И беги, мальчик. Беги, отдай это паладину. Любому паладину, понимаешь, мальчик? Тебя найдут, обязательно найдут. Паладины. Такие, как я. И только им ты должен отдать это. Тебе понятно? Беги куда угодно. В город. В столицу!

На каждое слово воина Леон кивал. Эти слова проникали чуть ли не в душу его, врезались в нутро, навсегда застревали в его голове. Бежать. Сохранить. Отдать паладину. Бежать.

– Смерть будет искать тебя, мальчик. Будет искать. Я попробую остановить ее… – Паладин будто захлебнулся. Закашлялся. Но продолжил сдавленным голосом. – Я задержу ее сколько смогу. Прости! Прости меня, мальчик!!!

Последние слова он буквально выкрикнул. Сорвал с шеи большой тяжелый медальон, сунул его Леону.

– Это поможет! Беги!

Паладин толкнул Леона в грудь. Поднялся. Вытянул меч. Огромный, широкий и сверкающий. Сейчас, даже в изломанных доспехах, в грязи и крови, паладин был похож на грозного бога войны.

– Беги и прости меня, мальчик.

Позади раздался топот. Вдоль по улице бежал солдат, грязный, в одном сапоге, с перекошенной от страха физиономией.

– Разбудил, ваша светлость! Поднял на ноги!

– Что же молчат колокола?! – рыкнул паладин. – Что же молчат?!

– Сейчас, ваша светлость…

И словно в ответ на его слова заговорил колокол церкви. Это сумасшедший отец Карла, что работал теперь при церкви звонарем, бил в набат. Страшно и тревожно!

Послышались голоса. В окнах загорелся свет. И вот уже люди с факелами выбегают на улицу. Крики, тревожные голоса… Но Леон уже бежал, прижимая к груди неведомый сверток, бежал к дому.

Буквально в воротах он ударился в грудь отцу. Тот нес факел и вилы на длинной ручке.

– Леон! Что случилось?!

Белая рубаха отца была расстегнута на груди. Спросонья он путался в кушаке, пытаясь завязать его правильным узлом. Леон запомнил его таким, чуть несуразным, домашним.

– Паладин! – крикнул мальчишка. – Он велел…

Леон почувствовал, как слезы выступают на глазах. Нет! Не выступают, а льются уже по щекам! Леон ткнулся отцу в плечо. Прижался, будто тот мог ему чем-то помочь.

– Он велел мне… – захлебываясь плачем, Леон с трудом выговаривал слова. – Бежать!

Глаза отца потемнели. Он в нерешительности опустил руки. Но Леон не мог ждать. Слова паладина гнали его, жгли ему душу! Но бросить отца он был не в состоянии!

Тот присел. Заглянул Леону в глаза.

– Пойди домой, – тихо сказал отец. – Возьми сумку. Оденься как следует. Еды возьми. Сухарей и сала. И иди, раз он приказал. И еще.

Он поймал Леона за руку.

– Ты это. – Отец замялся. – Сестренку возьми. Береги ее. Матери скажи, что я велел. И еще. Я люблю тебя, сынок.

Надсадно сипя, из темноты вынырнул солдат. Тот, что был вместе с паладином.

– Ну ты здоров бегать, малец. – Он оперся на створку ворот, согнулся пополам, тяжело хватая воздух широко открытым ртом. – Я… Этого-того… с тобой… пойду. Приказ такой.

Он посмотрел на отца, искоса с подозрением.

Тот поднялся, отпустил Леона и сказал с достоинством:

– Он идет. Уже идет.

Солдат тяжело кивнул.

Леон тем временем пробежал по дому, схватил сумку, ту, с которой обычно ходил за стадом. Мелькнула мысль: «Как же теперь коровы-то?» Мелькнула и пропала.

Кинул краюху хлеба, сала.

– Мама! Мама!

Она выглянула из-за перегородки. Испуганная и бледная.

– Златка со мной идет, отец сказал! Собери там, чего надо.

Мать всхлипнула и заплакала вдруг. Жалобно и внезапно.

Но стоять утешать ее Леон не мог. Его гнало и гнало вперед слово паладина.

Мальчишка метнулся в амбар, раскопал ямку в углу, вытащил оттуда сверточек с золотыми монетами царя царей, сунул в мешок. Авось пригодятся.

Туда же сунул пращу да горстку круглых речных камешков, запасенных заранее и подобранных по размеру и весу. Такими камешками было ой как хорошо сшибать ворон, что горланили на церковной колокольне.

Что еще?! Нож? На поясе. Огниво!

Леон кинул в сумку небольшой серый камешек.

Все! Больше ждать было невозможно! Он физически чувствовал жар паладинского слова!

Мальчишка кинулся в дом, подхватил осторожно тряпичный кулек с маленькой девочкой, которая хлопала глазами, но почему-то не плакала, словно понимала.

– Погоди! – Мать ухватила за руку. Быстро, ловким движением, перекинула ему через грудь платок, завязала. Примостила Злату, как в колыбель. Поцеловала обоих и подтолкнула к дверям. Леон побежал, понимая, что если обернется, то не сможет уже уйти! И тогда что-то лопнет в нем, взорвется, и жить будет больше невозможно и незачем!