Читаем без скачивания Тысяча забытых звёзд - Мария Чурсина

В больнице главенствовала тишина. Подъёмный кран, застывший за окном, пожирала ржавчина безвременья.

— Да. — Горло сдавливало судорогой. Влада почти не могла говорить, но всё равно должна была сказать. Столько слов перепробовано за эти дни — самое время найти подходящее. — Остановись. Я не могу видеть, как ты себя уничтожаешь.

Тишина больницы стала жуткой. Виктор Юрьевич молчал, и Влада больше не ощущала его ладони над своим плечом.

В углах комнаты зашептал тошнотворный сквозняк. Загудели трубы отопления — их в просторном помещении было много, тонких, толстых, переплетённых в радиаторы и подвешенных под потолком. Подъёмный кран стал медленно, рывками поворачиваться — это Влада заметила краем глаза, и похолодела. Время возвращалось. Реальность возвращалась в саму себя.

— Плевать, нужна ли ты этому миру, — выдохнула она, ощущая, как сводит челюсть. — Ты нужна мне.

Бумажный платок, который она до сих пор сжимала в ладони, раскис и распадался теперь на клочки.

— Прос-ти, — шевельнулось ветром у самого карниза, за окном, заклеенным на зиму.

В глубине больницы заработал лифт. Мимо двери — Влада услышала это особенно хорошо — провезли половой тряпкой, и тут же застучали каблуки. Подъёмный кран тащил на крышу недостроенного дома большой оранжевый блок.

Она разжала судорожно сведённые пальцы, и остатки бумажного платка вывалились на пол, похожие на комок подтаявшего снега.

Эпилог

«Сколько же ему лет?» — думала Влада, болтая в крошечной белой чашке остатками кофе.

Она только сейчас заметила, что Виктор Юрьевич полностью седой, и у него от уголков глаз к вискам расходятся пергаментные морщинки. Почему раньше она этого не замечала? Почему раньше он был другим?

Кафешечный кофе отдавал запахом гари, но она всё равно допила его, потому что когда сложно говорить, лучший выход — пить кофе.

— Мне интересно услышать, что произошло за эту неделю, — сказал он привычным тоном хитрого старого лиса.

Влада всю неделю думала, как она скажет ему это. Глупо было бы прыгнуть на шею: «Вы меня спасли!». Слишком цинично было бы составить список того, что изменилось. А если честно и без эмоций — получалось суховато.

— Это странно, — сказала она наконец. Мимо прошла официантка, показушно отбивая ритм каблучками. На официантке было форменное жёлтое платье и белый фартук. Влада раньше никогда не видела таких платьев. — Всё изменилось. Я не знала, что люди видят мир таким ярким. Таким разнообразным.

Она смотрела на красочные баннеры над стойкой заказов: «Закажи два салата по цене одного», «блюдо дня — черничный маффин». Раньше она не думала, что в мире есть черничные маффины, полсотни черничных маффинов, и всего-то нужно, что прийти и взять один. А вчера в магазине она полчаса рассматривала ассортимент сметаны, и сердце билось очень быстро и громко, потому что она никогда не думала, что люди видят мир настолько бесконечным.

Её бывший мир начинался и заканчивался у электрического чайника на кафедре, а потом — кафельные плиты и старая половая тряпка, но вспоминать это было уж совсем грустно. Были ещё оранжевые абрикосы над дорогой, но абрикосы ей не принадлежали, то был чужой мир, из которого она воровала по кусочку.

Виктор Юрьевич смотрел выжидающе, и Влада поняла, что вряд ли сможет ему объяснить. Тем скупым набором слов, которым изъясняются люди, невозможно выразить новый мир, не наговорив банальностей.

— У меня эйфория, — сказала она и улыбнулась. — Я необъективна.

Он склонил голову на бок. Влада поняла, что от неё снова ждут объяснений.

— Каждый день — он новый, — попробовала она. Слова на вкус тоже были новыми. Раньше она их не чувствовала так.

— Это не эйфория. Просто жизнь, — произнёс он наконец.

Влада потянулась к его шоколадке и отломала себе кусочек.

— Вы выглядите совсем по-другому, — заметил он, и морщинки у глаз сделались ещё глубже.

Влада застенчиво опустила взгляд в кофейную чашку. В городе оказалось столько новых улиц, что она решила проходить по одной в день, чтобы рассмотреть их все. На Старой Военной нашёлся деревянный дом в зарослях орешника. На улице Лебедя — высотка с круглыми окнами. Проспект Конфетти поразил её замолкшим фонтаном с бесформенной скульптурой в центре.

— Вы меня спасли, — сказала она всё-таки.

Виктор Юрьевич покивал, скупо улыбаясь.

— Дай-то бог, всё наладится.

Когда он ездил забирать её из дома на окраине села, он сказал точно так же: дай-то бог. А потом Влада узнала, что комната на втором этаже превратилась в её собственный склеп, выложенный кафельной плиткой. И было, наверное, очень страшно, в темноте и затхлости искать девчонку, которая кусает тебя за пальцы, стоит только протянуть ей руку.

Он привёз её в город, и как только втащил в свой кабинет, та-Влада исчезла из-под его пальцев вместе со всхлипами, порванным свитером и запахом подвала. Виктор Юрьевич выдвинул на середину комнаты ещё один стул и приказал: «Садись».

Её пришлось долго отпаивать кофе, откармливать шоколадом и гладить по голове, прежде чем она согласилась простить.

Влада сама вернулась в институт и разломала громадную конструкцию из пенопласта и чёрных иголок. И как только клочья пенопласта оказались в мусорном ведре, в коридоры хлынул поток студентов. Кто-то поздоровался с Владой, припоминая, что она вела у них семинары в прошлом году. Симпатичный ассистент с соседнего факультета завёл какую-то бессмысленную беседу.

Ближе к обеду на кафедру вплыл важный Ли и презентовал ей сборник с её статьёй. Явилась технический секретарь кафедры и громогласно назначила день отчёта для аспирантов, вперился взглядом во Владу. Мол, смотри у меня, только попробуй не прийти. Проходя мимо буфета Влада увидела, что он наконец открылся.

— Дай-то бог, — повторил Виктор Юрьевич. — Тогда мне не страшно оставить вас. Да?

Она кивнула, допивая одним глотком остатки кофе.

— До свидания?

Оба вопроса были тонкими ниточками, и каждый из собеседников ждал, когда другой порвёт разом обе.

— Всего доброго, — произнёс Виктор Юрьевич и поднялся.

Влада упустила его из виду, потому что рассматривала платье маленькой девочки, вошедшей в кафе с родителями. Она потом обернулась — психолога уже не было ни в кафе, ни на клочке улицы перед ним. Наверное, ушёл к автобусной остановке.

Рыжая собака лакала воду из лужи. Влада зажмурилась от солнечного света. Снаружи её тёмного подвала с кафельными стенами было так много света.