Читаем без скачивания В одиночку через океан. Сто лет одиночного мореплавания - Анджей Урбанчик

«Когда океан повлек яхту дальше, я хлебнул немало соленой воды. Я беспорядочно бил по воде руками и ногами, яхта прыгала и кружилась на волнах, казалось, она вот-вот завалится на борт и пойдет ко дну.

Через несколько минут отчаянной борьбы с океаном я вконец обессилел. От ударов о корпус у меня гудела голова, соленая вода попала в горло и легкие, я начал задыхаться. Не в силах больше бороться я перестал сопротивляться, мне всё уже было безразлично. Рядом я видел борт „Язычника“ и серую громаду волн, но не мог ни добраться до судна, ни уклониться от удара. Я весь обмяк, стал как бы частью моря. Я уже слышал пение сирен.

Белый корпус „Язычника“ был совсем близко, он высился надо мной как стена. Мне захотелось дотянуться до него и вскарабкаться наверх. Я закрыл глаза и приготовился к худшему. Целая вереница волн обрушилась на борт яхты. Меня ударило о поручни и перебросило через них. Палуба круто накренилась, и я налетел на рубку. Яхта начала взбираться на новую волну.

Я сразу понял, что пришло спасение. Помню, как меня рвало соленой водой, как я слабо дергал мокрый узел на поручнях. Потом я скользнул в люк, кое-как задраив его за собой, и без сил повалился на пол каюты. Я был слишком слаб и измучен, чтобы думать о чем-нибудь. Много часов катался по полу, ударяясь о койки, пока яхта кренилась с одного борта на другой. Потом, собравшись с силами, я забрался в койку, обвязался веревками и забылся тяжелым сном».

Наконец ветер утих. «Язычник» с трюмом, наполненным морской водой, качался в толчее волн. Колдуэлл догадался, что находится в центре урагана — штилевой зоне, вокруг которой свирепствуют ураганные ветры. И действительно, вскоре ветер налетел с другой стороны, с юга. Чтобы повернуть яхту носом против ветра, моряк бросил в воду самодельный якорь, завернув его в кливер и привязав к его лапам свой спасательный пояс. Несколько громадных волн, обрушившихся на «Язычник», лишили его мачты и сорвали люк.

С остатками продовольствия и примерно с двенадцатью литрами пресной воды Колдуэлл продолжал свой отчаянный рейс. Откачав из трюма воду, мореплаватель установил обломок гика в качестве импровизированной мачты. Позже моряк соорудил из весла подобие временной бизань-мачты. «Язычник» превратился из тендера в иол. Компас был разбит вдребезги. Ориентируясь по звездам и солнцу, он медленно вел яхту на юг. Выяснилось, что у Колдуэлла нет ни одного исправного навигационного прибора, а весь запас продовольствия состоит из двух банок консервов, бутылки томатного соуса и одного кокосового ореха. Карты и лоции также были смыты за борт.

Считая, что разумнее всего идти к островам Самоа, находившимся предположительно в четырехстах милях, которые «Язычник» должен был пройти за двадцать дней, Колдуэлл установил себе голодный рацион и плыл на юг, ориентируясь по нарисованной по памяти карте.

Голодая и превозмогая жажду, стараясь подольше растянуть мизерные порции еды, безуспешно пытаясь ловить рыбу, Колдуэлл переживал тяжелые дни. Голод становился всё более нестерпимым. Моряк, кажется, съел всё, что хотя бы отдаленно напоминало еду. Затем пришла очередь вазелина, крема и зубного порошка. Позже он принялся за ботинки, замшу, губную помаду. Голод лишил его сил.

Тем временем яхта, по расчетам Колдуэлла, приближалась к островам Самоа. От голодной смерти моряка спасли несколько случайно пойманных рыб и сбитых с помощью импровизированной пращи птиц. Земли по-прежнему не было видно. В конце концов Колдуэлл понял, что, очевидно, он прошел мимо островов Самоа, и, поколебавшись, направил яхту к островам Фиджи.

«Ветер, дувший с траверза, поднял легкую зыбь, время от времени вода перекатывалась через палубу. Я укрылся в темной каюте.

Перед вечером я вспомнил о том, что за долгое плавание от Галапагосов подветренный борт яхты оброс водорослями.

Поднявшись на палубу, я внимательно рассмотрел эти заросли. Они были зеленого цвета — иногда темного, иногда более светлого. Набрав целую пригоршню, я выжал из неё соленую воду, сунул травянистую массу в рот и, пожевав, проглотил её. По вкусу она напоминала траву. Голод не уменьшился, зато настроение стало лучше.

Я вспомнил, что у меня осталось полбаночки бриллиантина, и отнес водоросли в каюту. Чуть-чуть жидкости, немного воображения — и зелень приобрела вкус салата. Но когда я съел этот „салат“, голод продолжал всё так же преследовать меня, и мне нечем было его заглушить.

Кроме водорослей, есть было нечего. Я наскреб ещё немного зелени, полил её остатками бриллиантина и проглотил всё это месиво. Теперь на яхте не было никакой пищи. Я допил дневную порцию воды, поработал у помпы и лег спать».

И снова голод. Голод, уносящий силы. Так проходили дни. Только иногда везло — удавалось подбить тощую морскую птицу.

Однажды утром Колдуэлл заметил проплывающий вдали пароход. Но, несмотря на отчаянные сигналы, с корабля его не заметили.

В поисках суши «Язычник» с надписью «SOS» на обеих сторонах паруса медленно тащился по безбрежному океану. Затерянный в океане моряк терял последнюю надежду.

И вот началось самое страшное в этом положении — шторм. Не в силах двинуться, Колдуэлл слышал, как сломалась бизань-мачта, он не мог даже откачать прибывающую в трюме воду.

Проходили дни. Как-то утром моряк увидел остров и решил, что спасение близко. К сожалению, он ошибся. Жалкое подобие парусов не позволило осуществить какие-либо маневры, и «Язычник» проплыл мимо. До ближайших островов, Новых Гебридов, пятнадцать дней пути. Колдуэлл понимает, что до них ему не дотянуть. В довершение всех бед падает импровизированная мачта. Её установка окончательно подорвала силы моряка. Работа по откачиванию воды превращается в настоящую пытку. Выпавший дождь спасает его от смерти, но не от голода.

Колдуэлл уже настолько обессилел, что даже не пытается поймать рыбу или подбить птицу. Он не знает, где находится, какое сегодня число, куда он плывет и каков курс яхты. Возможно, до островов Новые Гебриды осталась неделя пути, но моряк уже не верит, что доплывет до них. Вдруг показывается земля! Колдуэлл смотрит на неё в оцепенении, понимая, что, если яхта пройдет мимо, он погиб. Яхта хотя и медленно, но всё больше заполняется водой, а моряк не может уже двинуть рукоятку помпы. Остается только выброситься на коралловый риф.

Волны прибоя подхватили судно, и вскоре «Язычник» разбился о скалы. Колдуэлл с трудом выбрался на берег островка и, не в силах хотя бы двинуться, забылся тяжелым сном. Он, вероятно, умер бы от истощения. Идти он не мог, орехи на высоких кокосовых пальмах были ему недоступны. К счастью, на третий день его обнаружили меланезийцы, взяли с собой в деревню и заботливо ухаживали за ним. От них Колдуэлл узнал, что «Язычник» разбился на скалах у берега острова Тавута, находящегося в восточной части архипелага Фиджи.

Так закончилось путешествие Колдуэлла, во время которого он больше благодаря везению, чем умению, преодолел расстояние в 7000 миль.

С помощью двух двигателей и паруса

В принципе рейс В. Мэрнана не должен был бы рассматриваться в этой книге. То обстоятельство, что судно длиной 9,15 метра было снабжено двумя двадцатипятисильными двигателями, не позволяет отнести его к классу парусных яхт. Это скорее моторная лодка со вспомогательным парусным вооружением.

Однако плавание Мэрнана через два океана заслуживает рассмотрения по двум причинам. Во-первых, несмотря ни на что, «Семь морей II» — судно, имевшее парусное вооружение и совершившее далекий рейс. Во-вторых, во многих книгах о Мэрнане говорится как о моряке, в одиночку совершившем кругосветное плавание (например, Борден определяет его рейс как четвертый кругосветный).

Американец Мэрнан в начале 1947 года вышел из Сан-Педро на Тихоокеанском побережье Соединенных Штатов вместе со своей женой Сейс. Их яхта «Семь морей II» посетила Гавайские острова, Таити и Самоа, сделав на этом пути много остановок. В Паго-Паго Сейс вынуждена была отказаться от продолжения путешествия, и 52-летний Мэрнан принял смелое решение плыть дальше в одиночку.

«Семь морей II» был двухмачтовым бермудским иолом длиной 9,15 метра, шириной 2,85 метра, с осадкой 0,9 метра. Судно было оборудовано двумя двадцатипятисильными двигателями и баками для топлива на 700 литров (один бак на 180 литров был расположен в трюме). Спроектирована яхта была по образцу знаменитой «Морской птицы» (конструкции Томаса Флеминга). Размещение в маленьком корпусе двух сравнительно мощных двигателей вызвало ряд ограничений. Мэрнану пришлось отказаться от кокпита, в связи с чем рубка сместилась до бизани. В рубке помещался штурвал, так что рулевой во время штормовой погоды не должен был выходить на палубу. На яхте имелся радиоприемник, обеспечивавший прием сигналов точного времени.