Читаем без скачивания Чужой среди своих 2 (СИ) - Василий Сергеевич Панфилов

— Кто это был? — оглянувшись, поинтересовался я, — КГБ?

— Нет, — медленно отозвался отец, — не думаю…

[i] Не нашёл адрес редакции в Москве на 1967. Есть несколько адресов в интернете, но там непонятно ни по годам, но по тому, где была Главная Редакция, а где всё остальное. Написал через ВК в Комсомолку, но пока без ответа. Кто знает, подскажите, пожалуйста.

[ii] Желающие могут поискать сами, но образование у верхушки СССР, в большинстве своём, было весьма формальным. За редким исключением, дипломы они получали, занимаясь в рабфаках и ВУЗах не учёбой, а «работой по линии партии».

Были ещё и отдельные ВУЗы и Академии, созданные специально для обучения партийных работников, например, знаменитая ВПШ, или Высшая Партийная Школа. Обучение там (особенно на период 20-х — 30-х, то есть на время, когда там учились будущие вожди ПостСталинского СССР) было для партийных работников откровенной профанацией.

Но даже такое, зачастую формальное высшее образование, имело всего 63 %, входящих в руководящие органы ЦК Партии, а 17 % имело начальное или неполное среднее образование.

Глава 5

Квартирный вопрос

— Да кто ж знал-то… — шумно вздыхает широколицый, простоватого вида парень в замасленной, не отстирывающейся одежде сельского механизатора, щурясь от солнца, неистово светящего через открытые ворота ангара, — ну, есть чертежи…

В поисках поддержки он просительно оглядывается на товарища, с ленцой опирающегося на полуразобранный механизм, и тот, сочувственно подёрнув широкими плечами, сплёл словесную конструкцию из мата и междометий, полностью удовлетворившую напарника. Отец на это, привычный ко всякому, только вздёрнул бровь, поощряя говорить дальше, снова уткнувшись в чертежи.

— Ну и вот… — развёл руками широколицый, со страдающим видом несправедливо обиженного человека, — оно так и всегда, но кто ж, ети их, знал⁈

— Да вот оно и вот, бляха-муха! — сочувственно, и даже, пожалуй, с некоторым вызовом, согласился с ним сельский богатырь, перекинув папироску из одного угла рта в другой, — Понапридумывают херо́ту всякую, а ты голову ломай! А она, голова, у меня одна, и, бляха-муха, не для того!

— Ага! — закивал первый, неловко переминаясь с ноги на ногу, шумно вздыхая, отфыркиваясь по лошажьи и закусывая верхнюю губы вместе с обильными усами, изрядно уже пожёванными, — Нет, так-то оно так… всё правильно!

Не умея подобрать слов, он снова оглянулся на более интеллектуально одарённого товарища, и тот, сплетя воедино междометия и мат, полностью его поддержал, закончив, впрочем, почти членораздельно.

— … а главное, туды их… сейчас, а⁈ У нас план горит, и жопы уже к сидушкам намертво пришкварились, а они, мать их, пригнали! Нате! Пользуйтесь, туды вас… осваивайте! Ёб их… чтобы им глушаки к пердакам приварить, изобретателям херовым!

— Ага, ага… — размашисто закивал широколицый, — и председатель гавчет! Ему, значит, хвоста понакрутили и под хвостом, того… смазали скипидаром через клизму, вон он и того…

— А тут — чертежи, бляха-муха! — веско подытожил атлет, и, затянувшись глубоко, докурил папиросу, потушив её о мозолистую ладонь.

Отец, не ответив, вздохнул еле заметно, и широколицый тёзка снова затоптался, всем своим видом и поведением напоминая циркового медведя, попавшего в новую для себя обстановку, и ни черта не понимающего. Вот и стоит, растерянный, топчется и ждёт команды дрессировщика.

— Та-ак… — протянул отец, наклоняясь чуть ниже над чертежами, — вот оно что! Действительно, мудрёно…

— А я о чём! — воспарил тёзка, оглядываясь, за-ради поддержки, на прочую сельскую мазуту, возящуюся с техникой в ангаре, и с нескрываемым любопытством прислушивающуюся к беседе, отпуская специфические ядрёные комментарии, — Они, ети их, не знали, что ли, куда и кому технику делают! Понапридумывают всякого, дисиртаций и рацпредложений понаделают, а там хоть трава не расти! Ты вот, Аркадьич, не сразу разобрался, хотя на что стоумовый, а уж мне куда⁈

Отец, не отвечая, покивал, и, оторвавшись от карты, полез в железные внутренности, глазами приказав мне подать нужные инструменты.

— Так это… — переглянувшись с товарищем, неуверенно спросил широколицый, — Аркадьич, ты того… скажи председателю, а? А то ведь сгноит, сука такая! Он ведь, падел шерстяной, злопамятный! За нами, если что, не заржавеет, ты не думай!

Зачем-то подмигнув мне, он выразительно щёлкнул себя по горлу и осклабился.

Он, кажется, хотел сказать что-то ещё… но длинный гудок подъехавшего ГАЗика сорвал резьбу с мыслей сельского механизатора.

— Да чтоб его… — оглянувшись и нешуточно перекосившись широким лицом, тёзка суеверно сплюнул на бетонный пол ангара, — помяни чёрта!

Председатель, упитанный агрессивный колобок, задыхающимся астматичным мячиком влетел в ангар, сходу облаяв подчинённых, стукнул мясистым кулаком по животу моего широколицего тёзки, пообещав ему и всем его родственникам, а также домашним животным, обширную и разнообразную сексуальную практику.

— … и бабушку твою… — раз за разом вколачивая кулак, свирепо обещал председатель, брызгая слюной и гневом.

Отец, не обращая на это представление внимания, вылез из железных потрохов, неторопливо обтёр руки, и подошёл к председателю, разом смягчившемуся, и я бы даже сказал — очеловечившемуся. Вот только что — хтонь страшная, из русских инородных колхозных сказок, и нате — человек как человек, немолодой и усталый низкорослый толстячок с округлой, несколько бульдожьей физиономией, плешивый и бровастый.

— Здоров, Аркадьич! — колобок крепко пожал руку отцу, и, не отпуская, попытался заглянуть ему в глаза, — Ну что?

— Здоров, Александр Дмитриевич, — неторопливо отозвался отец, — Да разобрался, конечно, хотя и мудрено было.

— Уф-ф… гора с плеч! — заулыбался тот, отпуская наконец-то руку, — а то бы…

Он отчаянно махнул рукой, и я понял, что его наверху, наверное, точно так же матерят и грозятся разным нехорошим. И если даже не лупят вот так вот, то как минимум, кидаются папками и чернильницами!

— Да! — будто вспомнил отец, — Ты на своих охламонов, в самом деле, не слишком бы ругался! Техника, случаем, не экспериментальная?

— Думаешь? — налился кровью и подозрением колобок-председатель, разбухнув мало не вдвое, и вызвав у меня своеобразные непечатные ассоциации, делиться которыми я не стал, — Ах вот оно что… удружили, значит? Подкинули…

В глазах его будто проскакали туда-сюда костяшки счетов, а в зрачках, кажется, полыхнуло пламя.

' — Голодные игры практически, номенклатурно-бюрократические' — ёрнически подумал я, отслеживая метания чужой души и пытаясь не показать этого мимикой и взглядом. Страшненький, на самом деле, дядька…

Власти у него — здесь, в вологодском колхозе, ох как немало! А на своём посту он, между прочим, с сорок четвёртого года, и это — характеристика! В том числе и методов руководства…

— Да, чуть не забыл… — председатель уже сильно не здесь, а где-то там — в битве на выживание с заклятыми врагами. Он уже заряжает баллисту анонимками и сигналами, строит укрепления