Читаем без скачивания Дочь циркача - Юстейн Гордер

Теперь уже никто не удивлялся моему появлению на книжных ярмарках и литературных фестивалях, в какой бы части света они ни проходили, мне платили за то, чтобы я держал руку на пульсе книжного рынка. Я предпочитал узнавать о стоящих романах еще до того, как их выпускали в свет. Никто не подозревал, что в некоторых случаях я знал о романе задолго до его написания и даже еще до того, как сам автор понимал, что напишет эту книгу. Для разведчика это выгодная позиция, я был мастер находить и размещать стоящие издания. Говорили, будто я обладаю шестым чувством.

«Помощи писателям» пошло на пользу то, что она перестала зависеть только от скандинавских авторов. Я перевел некоторые из моих лучших сюжетов на английский, немецкий, французский и итальянский. Мне пришлось изрядно потрудиться, но это было преодолимое препятствие. Я всегда любил читать книги на языке оригинала, считая это едва ли не своим долгом. Поэтому уже с начала семидесятых годов моим хобби стало изучение новых языков. Список авторов, которые могли стать клиентами «Помощи писателям», постоянно пополнялся. Потому что американские или бразильские литераторы считали относительно безопасным делом покупать сюжет у норвежца. Я обладал уже солидным состоянием.

Часть моих будней проходила в тесном контакте с агентами, издательствами и писателями, вскоре я стал персоной, с которой многие стремились показаться в общественном месте. Им было не стыдно обедать со мной на книжных ярмарках во Франкфурте, Лондоне, Болонье или Париже, они считали для себя честью, если их видели рядом со мной. Вокруг меня постоянно роились люди, профессия не запрещала уступать личным симпатиям, и я провел много приятных вечеров с женщинами-издательницами. Единственными конкурентами в моей нише были другие разведчики. Нельзя же один и тот же бестселлер выпустить одновременно в издательствах «Сёль» и «Галлимар».

Когда этой весной я приехал на международную книжную ярмарку детской и юношеской литературы в Болонью, у меня сразу же появилось чувство, что это посещение может оказаться последним. Уже в первое утро я почувствовал что-то неладное. Я всегда очень быстро улавливал чужие настроения и враждебность по отношению к себе.

Сразу после открытия ярмарки я разговорился с одним французским редактором — недавно книга, написанная по моему сюжету, вышла в его издательстве и имела огромный успех. Автор, с которым я встретился в пабе на литературном фестивале в Эдинбурге несколько лет тому назад, точно следовал моему замыслу, и язык романа был очень изысканным. Я получил солидный аванс, и еще мне полагалось пять процентов от всех роялти с его изданий во Франции и переводов в других странах. Книга получила много призов и уже была переведена на семь или восемь языков. Диктофонная кассета, не оставлявшая вопросов относительно характера наших отношений, надежно хранилась в банковском сейфе вместе с копиями денежных переводов. Кроме того, у меня дома, в Осло, имелось еще одно подтверждение — запись с магнитофона, подключенного к моему телефонному аппарату. Я всегда щедро раздавал писателям номер своего телефона, магнитофон работал бесшумно, и, чтобы избежать недоразумений, в конце разговора я обязательно подводил итог нашим договоренностям.

Очень скоро я убедился, что французский редактор осведомлен об условиях моей сделки с автором премированного романа. Может быть, тот сам намекнул ему о них? Но для чего? Неужели он совершенно лишен чувства стыда?

Прямо ничего не было сказано, но по тому, как тот редактор со мной разговаривал, я понял: он предполагает, что я не единожды оказывал писателям такие услуги. У него даже хватило наглости спросить, что мне известно о других подобных случаях. Когда я взял свой пластмассовый стаканчик и небрежной походкой направился к немецкому стенду, давая ему понять, что мне неприятно это вынюхивание, он схватил меня за руку и сказал:

— Будь осторожнее, Петтер!

Тон был дружеский. Но сомневаюсь, что он питал ко мне теплые чувства. Я истолковал его слова как угрозу. Может быть, он боялся, что слухи дойдут до самого писателя и пострадает репутация его издательства.

Я остановился и перекинулся парой слов с главным редактором одного из крупнейших немецких издательств, который сообщил мне, что в этом году они привезли особенно много хороших книг. Он угостил меня бокалом игристого спуманте, этот человек даже не подозревал, что работа над двумя романами, о которых мы говорили, началась в Осло много-много лет тому назад. Это не имело никакого значения.

Всю первую половину дня я бродил по ярмарке. Я был на работе, и мне всегда нравились эти залы, находиться в них было приятно. Павильоны и залы крупнейших ярмарок Европы стали моими королевскими дворцами, но особенно я любил эту свою весеннюю резиденцию в Болонье. Здесь у меня появлялся аппетит. И здесь было много женщин.

Я любил бродить по залам, переходя от экспозиции к экспозиции, и здороваться с коллегами со всех сторон света. В Болонью приезжало не так много писателей, но я видел на стендах свои книги. За эти годы при моей помощи был создан не один десяток книг для детей и юношества, но, кроме меня, об этом никто не подозревал. Я любил разговаривать с редакторами о новинках последнего года, которые появились благодаря моей помощи. Я высказывал свое мнение, не сомневаясь, что от меня этого ждут, и, не задумываясь, мог зарубить любой из моих романов, если мне казалось, что он плохо написан. Мог сказать, что писатель загубил собственный замысел, что его можно было воплотить гораздо лучше. Мог поделиться тем, как я понимаю смысл романа. Это бывало забавно. Многие редакторы получали пишу для размышлений, потому что не все они могли так толково и точно изложить интригу произведения, как я. Это доставляло мне удовольствие. Я не всегда успевал перед ярмаркой прочитать все новинки от корки до корки, но в общих чертах мог все-таки пересказать содержание любой книги, к созданию которой приложил руку на ранней стадии. Моя осведомленность производила на издателей сильное впечатление. Иначе и быть не могло.

В том году в Болонье я все-таки почувствовал, что за полгода, прошедшие с Франкфуртской ярмарки, что-то изменилось. До полудня я успел поздороваться, наверное, с сотней знакомых. Хвастать тут нечем, поздороваться на ярмарке с сотней человек в первой половине дня вполне обычно, во всяком случае для меня.

Я все больше и больше убеждался в том, что идут какие-то разговоры. Конечно, это касалось не всех моих авторов, но я понимал, что легче собрать всех муравьев леса в одном муравейнике, чем писателей, с которыми я в течение года вступал в деловые отношения. Но кто-то с кем-то все-таки пооткровенничал. А это могло означать, что время истекло, мое время истекло.

Меня неожиданно окликнула одна дама, агент итальянской фирмы:

— Ты тоже здесь?

Это был дурацкий вопрос по двум причинам: во-первых, она уже видела, что я здесь. И во-вторых, последние десять лет я неизменно посещал ярмарку в Болонье. Немного позже я встретил Кристину, представительницу крупного итальянского издательского концерна, мы были знакомы уже много лет. У Кристины — после Марии — самые красивые в мире глаза и самый сексуальный в мире голос. Увидев меня, она приложила руку ко лбу, словно перед ней среди бела дня возникло привидение.

— Петтер! — воскликнула она. — Ты еще не читал статью в «Коррьере делла сера»?

Больше она ничего не успела сказать, ее увлек за собой какой-то португалец, которому я только кивнул. Он был новичок. И тоже своего рода разведчик. У меня закружилась голова.

Хорошо, подумал я. Мне следует прочитать статью в «Коррьере делла сера». Прятать голову в песок не в моем духе, я уже несколько недель не был нигде южнее Альп и, по-видимому, что-то упустил. Мне не нравилась смена настроения в моей империи, что-то определенно втайне назревало, может быть, приближалась революция, а что делают с императором, когда вспыхивает революция?

На этот день с меня было довольно, хотя я не успел сделать вообще ничего. Направляясь к выходу, я столкнулся с датским писателем, чей роман для юношества недавно вышел на итальянском. Я считал, что роман написан небрежно, но сюжет производил впечатление, он был построен на записях, которые датчанин купил у меня на литературном фестивале в Торонто. Мне казалось, что я заслужил хотя бы дружеского кивка с его стороны. На книжных ярмарках всегда царит сутолока и неразбериха, но датчанин отвернулся сразу, как только увидел меня, словно был поражен тем, что я еще жив. Наверное, нет ничего странного, что человек не решается смотреть в глаза тому, кого уже не числит в живых. Мне пришло в голову, что, наверное, так же трудно смотреть в глаза старому другу за несколько часов или дней до его кончины, во всяком случае, если сам немало способствовал его предстоящему переходу в мир иной. Воображения мне было не занимать. Я пал духом и уже начал сочинять сюжет романа о собственной смерти.