Читаем без скачивания Воцарение Романовых. XVII в - Коллектив авторов

КАЗА́НСКИЙ СОБОР, собор иконы Казанской Божией Матери в Москве – храм, сооруженный в 17 в. в память о завершении Смуты в Русском государстве.

Первоначально на углу Красной площади на средства одного из руководителей Второго ополчения князя Дмитрия Ивановича Пожарского была построена деревянная церковь Казанской Божией Матери. По преданию, князь лично перенес в храм список с иконы Казанской Божией Матери, которая находилась при нем во время освобождения Москвы от польских войск в 1612 г. Деревянный храм сгорел в 1632 г. В 1636 г. на том же месте освящен новый Казанский собор, построенный на средства царя Михаила Федоровича и его семьи.

Собор представляет собой небольшое квадратное строение, окруженное с трех сторон крытой галереей, к которой с северо-западной стороны примыкает небольшая шатровая колокольня. Основной элемент внешнего декора – ряды килевидных кокошников.

В 1936 г. в ходе реконструкции Красной площади храм был снесен. В 1990–1993 гг. воссоздан в первоначальных формах по обмерам, проведенным в 20-е гг. реставратором П. Д. Барановским. Вл. К.

ИОА́ННА ПРЕДТЕ́ЧИ ХРАМ в Толчкове – распространенное название церкви Усекновения главы Иоанна Предтечи, построенной в 1671–1687 гг. в Ярославле, в Толчковской слободе на месте разрушенного в 1609 г. поляками храма.

Возвели церковь ярославские мастера, впоследствии она служила образцом для строительства посадских храмов. Боковые приделы подняты до высоты основного объема храма и подведены с ним под одну крышу. Пятнадцатиглавие, покрытое железом в виде чешуи, поднимается над основанием храма. На красных кирпичных стенах выделяются изразцовые вставки, геометрический орнамент из кирпича, росписи в виде гроздей винограда и цветов, напоминающие деревянную резьбу. Многоцветное узорочье делает церковь особенно праздничной. Фрески церкви Иоанна Предтечи считаются вершиной стенной росписи ярославско-костромской школы 17 в. М. Г.

Русский историк В. О. Ключевский о начале западного влияния на Россию

«Обращаясь к началу западного влияния в России, необходимо наперед точнее определить самое понятие влияния. И прежде, в 15–16 вв., Россия была знакома с Западной Европой, вела с ней кое-какие дела, дипломатические и торговые, заимствовала плоды ее просвещения, призывала ее художников, мастеров, врачей, военных людей. Это было общение, а не влияние. Влияние наступает, когда общество, его воспринимающее, начинает сознавать превосходство среды или культуры влияющей и необходимость у нее учиться, нравственно ей подчиняться, заимствуя у нее не одни только житейские удобства, но и самые основы житейского порядка, взгляды, понятия, обычаи, общественные отношения. Такие признаки появляются у нас в отношении к Западной Европе только с 17 в. Вот в каком смысле говорю я о начале западного влияния с этого времени.

НАЧАЛО ЗАПАДНОГО ВЛИЯНИЯ. Здесь мы обращаемся к истокам течений в нашей истории, продолжающихся доселе. Почему же не в 16 в. началось это влияние, духовно-нравственное подчинение? Его источник – недовольство своей жизнью, своим положением, а это недовольство исходило из затруднения, в каком очутилось московское правительство новой династии и которое отозвалось с большей или меньшей тягостью во всем обществе, во всех его классах. Затруднение состояло в невозможности справиться с насущными потребностями государства при наличных домашних средствах, какие давал существующий порядок, т. е. в сознании необходимости новой перестройки этого порядка, которая дала бы недостававшие государству средства. Такое затруднение не было новостью, не испытанной в прежнее время; необходимость подобной перестройки теперь не впервые почувствовалась в московском обществе. Но прежде она не приводила к тому, что случилось теперь.

С половины 15 в. московское правительство, объединяя Великороссию, все живее чувствовало невозможность справиться с новыми задачами, поставленными этим объединением, при помощи старых удельных средств. Тогда оно и принялось строить новый государственный порядок, понемногу разваливая удельный. Оно строило этот новый порядок без чужой помощи, по своему разумению, из материалов, какие давала народная жизнь, руководясь опытами и указаниями своего прошлого. Оно еще верило попрежнему в неиспользованные заветы родной страны, способные стать прочными основами нового порядка. Потому эта перестройка только укрепляла авторитет родной старины, поддерживала в строителях сознание своих народных сил, питала национальную самоуверенность.

В 16 в. в русском обществе сложился даже взгляд на объединительницу Русской земли Москву, как на центр и оплот всего православного Востока. Теперь было совсем не то: прорывавшаяся во всем несостоятельность существующего порядка и неудача попыток его исправления привели к мысли о недоброкачественности самых оснований этого порядка, заставляли многих думать, что истощился запас творческих сил народа и доморощенного разумения, что старина не даст пригодных уроков для настоящего и потому у нее нечему больше учиться, за нее не для чего больше держаться. Тогда и начался глубокий перелом в умах: в московской правительственной среде и в обществе появляются люди, которых гнетет сомнение, завещала ли старина всю полноту средств, достаточных для дальнейшего благополучного существования; они теряют прежнее национальное самодовольство и начинают оглядываться по сторонам, искать указаний и уроков у чужих людей, на Западе, все более убеждаясь в его превосходстве и в своей собственной отсталости. Так на место падающей веры в родную старину и в силы народа является уныние, недоверие к своим силам, которое широко растворяет двери иноземному влиянию.

ПОЧЕМУ ОНО НАЧАЛОСЬ В 17 в. Трудно сказать, отчего произошла эта разница в ходе явлений между 16 и 17 вв., почему прежде у нас не замечали своей отсталости и не могли повторить созидательного опыта своих близких предков: русские люди 17 в., что ли, оказались слабее нервами и скуднее духовными силами сравнительно со своими дедами, людьми 16 в., или религиозно-нравственная самоуверенность отцов подорвала духовную энергию детей? Всего вероятнее, разница произошла оттого, что изменилось наше отношение к западноевропейскому миру. Там в 16 и 17 вв. на развалинах феодального порядка создались большие централизованные государства; одновременно с этим и народный труд вышел из тесной сферы феодального поземельного хозяйства, в которую он был насильственно заключен прежде. Благодаря географическим открытиям и техническим изобретениям ему открылся широкий простор для деятельности, и он начал усиленно работать на новых поприщах и новым капиталом, городским или торгово-промышленным, который вступил в успешное состязание с капиталом феодальным, землевладельческим. Оба этих факта, политическая централизация и городской, буржуазный индустриализм, вели за собою значительные успехи, с одной стороны, в развитии техники административной, финансовой и военной, в устройстве постоянных армий, в новой организации налогов, в развитии теорий народного и государственного хозяйства, а с другой – успехи в развитии техники экономической, в создании торговых флотов, в развитии фабричной промышленности, в устройстве торгового сбыта и кредита.

Россия не участвовала во всех этих успехах, тратя свои силы и средства на внешнюю оборону и на кормление двора, правительства, привилегированных классов с духовенством включительно, ничего не делавших и неспособных что-либо сделать для экономического и духовного развития народа. Потому в 17 в. она оказалась более отсталой от Запада, чем была в начале 16 в. Итак, западное влияние вышло из чувства национального бессилия, а источником этого чувства была все очевиднее вскрывавшаяся в войнах, в дипломатических сношениях, в торговом обмене скудость собственных материальных и духовных средств перед западноевропейскими, что вело к сознанию своей отсталости.

ЕГО ОТНОШЕНИЕ К ГРЕЧЕСКОМУ. Западное влияние, проникая в Россию, встретилось здесь с другим господствовавшим в ней дотоле влиянием – восточным, греческим, или византийским. Между обоими этими влияниями можно заметить существенную разницу, и я теперь же сопоставлю их, чтобы видеть, что оставляло в России одно из них и что приносило с собою другое. Греческое влияние было принесено и проводилось Церковью и направлялось к религиозно-нравственным целям. Западное влияние проводилось государством и призвано было первоначально для удовлетворения его материальных потребностей, но не удержалось в этой своей сфере, как держалось греческое в своей.

Византийское влияние далеко не захватывало всех сторон русской жизни: оно руководило лишь религиозно-нравственным бытом народа, снабжало украшениями и поддерживало туземную государственную власть, но давало мало указаний в деле государственного устроения, внесло несколько норм в гражданское право, именно в семейные отношения, слабо отражалось в ежедневном житейском обиходе и еще слабее в народном хозяйстве, регулировало праздничное настроение и времяпровождение и то лишь до конца обедни, но мало увеличило запас положительных знаний, не оставило заметных следов в будничных привычках и понятиях народа, предоставив во всем этом свободный простор самобытному национальному творчеству или первобытному невежеству. Но, не захватывая всего человека, не лишая его туземных национальных особенностей, его самобытности, оно зато в своей сфере захватывало все общество сверху донизу, проникало с одинаковой силой во все его классы; оно и сообщало такую духовную цельность древнерусскому обществу. Напротив, западное влияние постепенно проникало во все сферы жизни, изменяя понятия и отношения, напирая одинаково сильно на государственный порядок, на общественный и будничный быт, внося новые политические идеи, гражданские требования, формы общежития, новые области знания, переделывая костюм, нравы, привычки и верования, перелицовывая наружный вид и перестраивая духовный склад русского человека. Однако, захватывая всего человека, как личность и как гражданина, оно, по крайней мере, доселе не успело захватить всего общества: с такой поглощающей силой оно подействовало лишь на тонкий, вечно подвижной и тревожный слой, который лежит на поверхности нашего общества.