Читаем без скачивания Демон против люфтваффе - Анатолий Матвиенко

"В общем, мне всё равно. Не знаю, как у вас в преисподней, а по-моему сбивать нациков – совсем не грех. Так что я готов".

Ночью полк подняли по тревоге, на рассвете мы перелетели в Мачулищи под Минск, вплотную к польской границе. Женатикам сказали семьи не перевозить. Пока нелётное имущество и аэродромный персонал тянулись на грузовиках, подводах и по железной дороге, пилотов собрали в актовом зале авиадивизии.

– Товарищи! – завёл шарманку комиссар, вгоняя в привычную зелёную тоску, но дальше начался неожиданный текст, и апатию как ветром сдуло. – Германский пролетариат, руководимый национал-социалистической рабочей партией, не мог оставить без последствий варварское нападение польских агрессоров на немецкую радиостанцию.

Дальше последовал список польских преступлений. Конечно, паны и до Молотова-Риббентропа обзывались белополяками, капиталистами, помещиками и всякими угнетателями. Но за неделю они буквально превратились в отъявленных врагов рода человеческого. Самое интересное, что мерзкие поляки посмели обидеть братские народы Западной Украины и Западной же Белоруссии, их никак нельзя оставить без поддержки перед лицом страшной варшавской угрозы. Славяне взывают о помощи, товарищи!

Коню понятно, что не комиссар выдумал текст. Веление приравнять панов к исчадиям ада спущено из Москвы.

"Если и Советский Союз нападёт на Польшу, времени мало. Самое худшее – угодить в плен к своим же. Тогда Лиза с ребёнком превратится в члена семьи изменника Родины".

"Значит, в плен нельзя, и точка, – рассудил Иван. – Ты же обещал по знакомству, чтобы время в преисподней быстро прошло".

"Быстро – не означает приятно. У нас и так лишь тринадцать дней в запасе. Ладно, компаньон, действуем, как представится случай".

8 сентября перед рассветом я вылетел в одиночный разведывательный рейд, нарушая воздушное пространство суверенной пока Польши. Должен был разнюхать обстановку вокруг Гродно, но проложил курс южнее и намного западнее, на Торунь. Можно сказать, на передний край, куда дотянул на последних каплях топлива.

И так, я сбежал из ВВС РККА, угнав боевой самолёт. Строго говоря, мы оба приняли это решение. Но незачем себя обманывать. Ваня не в состоянии противиться моей воле. Замечательно, что он первым предложил лететь в Польшу, тем самым сохранил дружественный микроклимат под нашей лобной костью. Не могу точно сказать, провоцировал ли я его нарочно размышлениями вслух плюнуть на миссию и провалиться в преисподнюю или в самом деле настолько отчаялся. Уверен, что поскулил бы и сам продолжил борьбу, отправив душу комсомольца в загробный мир либо заставив его сжаться в комок и не возбухать годами. В общем – что ни делается, всё к лучшему.

Я ожидал что угодно – ареста местной госбезопасностью, не помню, как она называется у поляков, конфискации самолёта, выдачи в СССР. Вышло по другому.

Истребитель непривычной модели не вызвал огня ПВО. Причина выяснилась, когда зарулил к стоянке, где под маскировочной сеткой ровным рядком выстроились… три "Чайки"! Несмотря на последовательное нагнетание ненависти к полякам, красные командиры не удосужились спустить в авиационные полки силуэты польских самолётов. Поэтому моноплан PZL-11c я бы в воздухе принял издалека за И-15 – уж очень изгиб крыла похож. Наверно, оттого мой И-153 не взбудоражил местных.

К сожалению, гораздо больше таких же PZL валяется безо всякой маскировки – явно повреждённые при посадке или во время бомбёжки. Кроме истребителей, видны одномоторные бомбардировщики и двухмоторные, отдалённо похожие на наш СБ. И они тоже – в руинах…

Поляки встретили меня как родного. Все взаимные обиды, панская спесь по отношению к восточному быдлу, воспоминания о бестолковых конниках Тухачевского у Варшавы – начисто забыты. Красная Армия вступилась за Польшу! Германцам – каюк!

– Поручик Скальский, – представился молодой авиатор в лётном снаряжении. – Витам пана пилота в четвёртом истребительном полку. Когда можно ждать остатних?

– Капитан Анджей Ковальский, 39 истребительный авиационный полк ВВС РККА. Пшепрашам, пан поручик. Я – один, и больше никакой помоци из Союза не будет. Как, быть может, и от Англии.

– Цо пан мувит? – послышались возмущённые голоса. Войско польское, в принципе не способное победить в одиночку Вермахт и Люфтваффе, имеет одну лишь задачу – задержать агрессора как можно дольше и выстоять до помощи союзников. Самолётов и лётчиков мало, основная часть потеряна в первые дни блицкрига. А я только что сказал – на подмогу надежды нет.

Наземные бойцы, техники и аэродромное обслуживание в смешных шапках "рогатывках" с вышитым белым орлом, тревожно залопотали. Не желая превращать обсуждение неприятной новости в митинг, офицер увлёк меня к зданию, где явно расположилось что-то командное – начальство части или управление полётами.

– Вы – поляк, офицер Армии Червоной?

– Так. Родители из Познани, увезли меня в конце 1913 года, я был ребёнком. Потом началась война, остались в России, – я немного прибавил возраста к биографии Бутакова. – Но и там мувили по-польску, не сгубили корней. Тераз любая газета в Союзе пишет о страшных польских злодиях, а о нацистах – як о наилепших пшиятелях. Я одважил лететь в Торунь до битвы з немцами.

Не говорил по-польски с той самой поездки через Варшаву в Париж, поэтому моя речь похожа на дурно приготовленный винегрет. Но Скальский прекрасно понял гремучую смесь польских, белорусских и русских слов. Скоро у меня в голове перещёлкнуло какое-то реле. Теперь способен общаться с аборигенами, не слишком позорясь.

К чести поручика, он, летавший над северным фронтом, прекрасно понимал обречённость и не строил иллюзий. Спросил меня о боевом опыте и присвистнул, увидев газетную вырезку с бурыми пятнышками.

Старшим на аэродроме числился капитан Матецкий. Увидев седую голову пожилого ляха, беспокойно заворочался Иван. Молодёжь на лётном поле никак не имеет отношения к последней войне, но ветеран армии Пилсудского – точно современник белопольских бесчинств, любимой темы политработников.

"Уймись. Разве всё, услышанное тобой на политинформациях о Европе совпало с увиденным? Большая часть на поверку оказалась враньём. Так же и двадцатом году – обе стороны были хороши".

Матецкий и Скальский рассказали о положении в Торуни. Весьма тяжёлом, если честно признаться. В исправности пребывают лишь три истребителя и два разведчика из авиаотряда со смешным названием "Пизцза". Основная матчасть потеряна во время бомбёжек и первых вылетов. Поручик уничтожил четыре немецких самолёта: бомбардировщики, а также старые знакомые по Испании "Хейнкели-51", использующиеся в Люфтваффе как штурмовики. Против "Мессершмиттов" польские PZL-11c бессильны.

– В Испании мы били их на И-15, – уловив неприятную тень в глазах авиаторов, я тут же поправился. – Не хвастаюсь, панове. Если вы совершаете боевые вылеты каждый день, опустили на землю четверых нацистов, то самая главная деталь истребителя – лётчик – у вас в порядке. Имея запас высоты и маневрируя, можно и "Мессер" подбить. Конечно, это нелегко. Я расскажу, а лучше покажу примером.

Сегодня погода испортилась, поэтому решили перенести вылет на утро. Меня и единственную русскую "Чайку" Матецкий сказал не оформлять – в царившем бардаке оно никому не нужно. Я попросил закрасить звёзды и нанести опознавательные шашечки польских ВВС. Будем считать, у меня тоже PZL, только с нижним крылом.

"Зато из польского моноплана обзор лучше. Нижнее крыло не мешает. Отличный разведчик", – весомо заявил Иван.

"Наразведывать он может, вопросов нет. Но передать разведданные не получится – рации нет. От истребителей уйти потолок и скорость не позволяют. Это не самолёт, а реликт, коллега".

Обедал с поляками. Скальский попросил паненок из столовой предоставить новому лётчику покои гостинны.

Плотная породистая дама, о таких говорят в Союзе – "из бывших", задумалась на секунду и отсоветовала селить меня в офицерской казарме. Кто ж там досмотрит за паном капитаном?

– Пани Ванда!

– Цо, пани Гражина?

– Возьми пана капитана до сембе. Фляками по-домашнему угости.

Такое гостеприимство – самое искреннее. Как в бедных испанских домах. Трогательно, когда делятся не обильным, а последним. Торунь, говорят, уже начала испытывать трудности с едой и элементарными необходимыми вещами. Война!

Вечером отправился с Вандой. Мы болтали за жизнь. Её муж, подхорунжий, где-то под Краковом, там особенно горячо. Почта не действует толком, если и писал – кто знает, когда придёт весть. Остатки авиационной части покидают Торунь, их переводят под Варшаву. Уедут последние военные – не будет работы. Заявятся немцы, снова оккупация, как в Мировую. Цо то бендже?

За аэродромом началась аккуратная мощёная улочка малого городка, не чета Бобруйску. Домики каменные один к одному, с чистыми палисадниками. Цветы на клумбах и в горшках – красиво. Листья в садах пожелтели, но опавших практически нет. Улицу и дворики наверняка метут не реже раза в день.