Читаем без скачивания Ночь кровавой луны - Ксения Акула
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ничего не поняла, — устало пробормотала Розали, широко зевнув. Окружающее великолепие уже не так волновало ее, как желание оказаться в доме.
— Мне бы сейчас горячую ванную, — прошептала она, и Дариника, до этого молчавшая, потянула Розали за собой.
— Пойдем же, пойдем, — позвала она девушку. — Тебе понравится в нашем домике, там так много цветок и так уютно, а Лея приготовит тебе горячую ванную, ведь она такая умница. Стихия воды для нашей Леи, что раз пальцами щелкнуть.
— Никогда не видел ничего более прекрасного, — сказал я Нанде, когда Дариника и Розали ушли с поляны.
— И не увидишь, — торжественно ответила мне Нанда, тоже исчезнув из вида с порывом ветра. До встречи с древними она не имела права ступать на священные земли, принадлежащие нимфеттам, а уж приближаться к Дубу тем более.
Поляна притягивала взгляд, очаровывала своей магией, текущей золотом и серебром по воздуху, манила таинством. Дорог и транспорта я не увидел, как и других строений, но всюду сновали непонятные приспособления, управляемые стихиями, а нимфетты носились по поляне, занятые каждая своим делом. И всполохи магии, как лепестки цветов, укрывали поляну разноцветным куполом.
Только к ночи я очнулся и понял, что простоял здесь достаточно долго. На меня никто не обращал внимая, потому что священные земли не принимали чужаков. Простой человек прошел бы мимо или вовсе не дошел бы до Мудрого дуба и священного озера, а перед нами расступились деревья, значит, нас ждут.
— Тебе пора в дом, — позвала меня Лея, неожиданно оказавшись рядом. — Мы теперь семья, а семья принимает решение вместе. Будем голосовать.
Я ничего не понял, но согласно кивнул, нехотя отрываясь взглядом от магических потоков, протянутых от Дуба к каждому дереву, кусту и травинке. И, только оказавшись в домике нимфетт, я увидел нечто более прекрасное, чем волшебная поляна, на которой они жили.
Моя Розали вышла из-за плетеной перегородки, и я потерял связь с реальностью, как глупый юнец теряет дар речи при виде своей любимой. Наконец-то она сняла серый плащ и охотничьи ботинки, и я увидел, насколько же она прекрасна.
Глава третья
(Розали)
Я смотрела в лицо Форга и видела в его глазах столько разных эмоций: от изумления до немого восторга, что хотелось кокетливо покружится перед ним, пристукивая каблучками новеньких туфелек.
Никогда в моем гардеробе не было ничего подобного: ни новых лаковых туфель, ни струящегося изумрудного платья, такого легкого и невесомого, что становилось очевидным — этот наряд шили не люди. Но я не умела кокетничать и, тем более, флиртовать. Разве охотницу, обнимающую во сне свой лук, кто-то мог научить подобному? Поэтому я смущенно потупила взгляд и надеялась на то, что Форг оценит по достоинству аккуратно уложенные локоны, причёсанные Леей так красиво, что волосы блестели, волшебный наряд, облегающий мою фигуру, как вторая кожа, новые туфельки, в которых я бы и полететь смогла! И он не разочаровал моих ожиданий, наконец, став тем открытым парнем, по которому я так сильно скучала. Улыбка озарила его мрачное лицо, складка между бровей разгладилась, и даже ямочка на щеке стала той самой, любимой, которую все время хотелось потрогать пальцем.
— Ты очаровательна, — произнес Форг, не смея сделать и шага в мою сторону. Так и топтался у порога, переминаясь с ноги на ногу. — Нет, ты восхитительна, Розали! Настолько, что у меня не хватает слов описать твою красоту.
Я зарделась, как маков цвет, и смущенно поблагодарила Форга, а Лея фыркнула и вышла из-за перегородки с длинным темным плащом, расшитым цветными нитями по подолу и подбитый мехом.
— Твой старый я выкинула, — сказала она, сморщив носик. — Предала костру, чтобы ничего в этом доме не напоминало о людях.
Нанда согласно кивнула, будто соглашаясь с действиями Леи, Дариника пожала плечами, устроившись в гамаке под потолком, а мы с Форгом невольно прыснули со смеху.
— Если честно, ботинки мне немного жаль, — прошептала я так, чтобы только он услышал меня. — Все-таки, крепкие и удобные.
Форг закатил глаза и помог мне надеть плащ.
— Я покажу Розали долину, ремесленные лавки и дома, — сказала Лея, приоткрыв дверь так, чтобы все увидели, насколько серьезны ее намерения. — Здесь слишком тесно, чтобы оставаться всем.
Нанда снова кивнула, скрываясь за перегородкой, а Форг взял меня за руку и отвел в самый дальний угол комнаты.
— Будь осторожна, — попросил он, становясь серьезным. В его зрачках тревожно заплясали языки пламени, немного приглушенные тенями. — Мы знаем, что древние не желали твоего появления здесь, а у каждой нимфетты связь с древними. Они не тронут тебя, но и приветливыми не будут, уж поверь. Насколько я успел понять из поступков и слов Нанды, у нимфетт существует свод строжайших правил, в которых прописано, что люди — это самое главное зло на планете, а ты, все-таки, наполовину человек.
Я кивнула, желая того, чтобы Форг держал мои ледяные пальцы в своих как можно дольше. От его ладоней растекалось привычное тепло по всему телу, покалывая подушечки пальцев, и я наслаждалась близостью единственного родного мне человека в этом незнакомом месте.
— Встреча с отцом состоится завтра, — сказал Форг, сжимая мои ладони уже обеими руками. То ли тоже хотел продлить мгновение, то ли так сильно волновался, что со мной что-то может случится на прогулке.
— Я готова встретиться с ним, — уверенно ответила я Форгу, поднимая на него взгляд и стараясь не отвлекаться на наши переплетенные руки. — И я так устала от бесконечной дороги по бесконечному лесу. Хоть бы несколько часов побыть в тишине, тепле и уюте.
— Как бы эти ожидания не обернулись чем-то ужасным, — прошептал Форг, но я услышала его и ободряюще улыбнулись.
— Мы пережили твою тяжелую болезнь и справились с ней, мы возродили тебя из пепла, как птицу феникса, — пошутила я, но Форг не понял моей шутки, отдаляясь и расцепляя наши руки. Сразу стало холодно и отчего-то очень обидно, но я не подала виду.
— У каждого поступка есть свои последствия, — жестко произнес он, и его губы сошлись прямой линией, а между бровями пролегла складка.
Мне показалось, что Форг стал еще выше, но разве могло такое случиться? И все же кисти его рук торчали из-под дорожного плаща, и сам он