Читаем без скачивания История его слуги - Эдуард Лимонов

— Мерзкие интеллигенты! — сказал я им. — Мое дело, с кем хочу, с тем и дружу. Чистоплюи!

— Если ты не перестанешь его приваживать, мы расскажем менеджеру, что он тут отирается и что вы пьете, — сказали зло интеллектуалы-доносчики.

Вышло по-моему. Виктор приходил ко мне после этого часто, он называл меня brother, громко смеялся, и мы хорошо проводили время. Интеллигенты бурчали, бурчали, наконец привыкли к Виктору и даже нашли, что он по-своему остроумен. Удалось мне услышать позднее и вовсе небывалую вещь: Кирилл хвалился при мне одной из своих девушек, что в ресторане у него есть черный друг Виктор!

Не к сожалению, но и не к счастью, ресторанно-подвальная жизнь не продлилась долго. Несмотря на пышные открытия — несколько парти, организованных владелицей Кристин для рекламных целей, во время этих парти наряженные красивые бляди с молодыми людьми плейбойского типа ходили экскурсиями по кухне, и оба моих соотечественника краснели и старались сохранить достоинство, облаченные в поварские униформы, я же представлял себе, как заваливаю одну из длинноногих душистых пезд на огромные мешки с картошкой, — наш ресторан посещался плохо. Несмотря на рекламу во всех крупных нью-йоркских газетах и журналах и похвальные статьи в ресторанных секциях в «Нью-йоркере» и в «Кю», которые устроила мадам Маргарита, ресторан шел ко дну, Кристин теряла деньги, всякий вечер зал был на три четверти пустой, красивым официантам было нечего делать, и они больше причесывались и лениво переругивались в раздевалке, чем обслуживали клиентов. Наши стали поговаривать, что скоро нас закроют.

Не то, что я так уж любил работу, нет, но я стал уже с помощью Дженни искать себе квартиру, я хотел стать нормальным человеком, членом их общества, а там поглядим, судьба что-нибудь подбросит. Может, какой издатель купит книгу: наконец моя агентша Лайза, получив от моего переводчика Билла еще и первую главу романа по-английски в дополнение к двум уже существующим, с воодушевлением взялась за дело, и тут н'а тебе — помеха на пути вперед.

Ебать я хотел таких бизнесменов! Мне нужны были их 210 долларов в неделю, еще как. Хотите верьте, хотите нет, но именно в тот ноябрьский холодный день, когда Дженни нашла мне квартиру на 1-й авеню и 83-й улице, русскую секцию ресторана закрыли. «Мы не можем иметь такое огромное меню. К сожалению, это оказалось нерентабельно», — сказала нам Кристин. Я надел свое кожаное пальто: еще старое, купленное когда-то в Италии, взял старый зонт и, попрощавшись с Виктором с Антильских островов, покинул очередное в моей жизни подземелье. Пошел я, конечно, к Дженни.

Дженни сказала, чтоб я снял квартиру.

— Эдвард, сколько можно жить в «Дипломате», там очень депрессивная обстановка. Уйдя оттуда, ты сразу почувствуешь себя куда лучше. Я тебе помогу, — сказала Дженни. — Я уже говорила с Линдой — мы очень устали от наших китайцев, знаешь — семья Чу, муж и жена, — они пылесосят и ваксят весь дом раз в неделю. Они молча возятся целый день в доме, с ними невозможно коммюникировать, — продолжала Дженни. — Если ты хочешь, мы их уволим и ты будешь убирать дом вместо них. Линда будет тебе платить 40 долларов, китайцам она платила 30, вот тебе и будет как раз твоя квартирная плата — 160 долларов в месяц. Хочешь?

Я сказал: «Хочу», и тем лишил китайскую семью ее риса. Борьба за жизнь. Не первая подлость и не последняя.

Вы скажете, что-то слишком дешево, да, 160 долларов? Дело в том, что Дженни нашла мне две маленькие комнатки, а третью, большую, занимал Джо Адлер, еврейский американский мальчик 23 лет, пытающийся жить отдельно от мамы и стать художником, у Джо была даже борода. Всего квартира стоила 320 долларов. И мы решились. «В случае, если тебе нечем будет платить за квартиру, я тебе всегда помогу, Эдвард», — заверила меня Дженни ободряюще.

Дженни взяла у одного из приятелей машину, и в холодный бесснежный день первого декабря я стащил вниз из моей дыры в отеле все свои шопингбэги, и чемодан, и картинки, попрощался с менеджером, который сказал мне: «Good Luck, comrade Limonov». Дженни, в черном бабушкином пальто до пят, с каракулевым воротником, и в черном же почему-то платке, нажала на педаль газа, и мы поехали в новую жизнь, Плакат «Destruction is Creation!» я оставил висеть в отеле. Я оглянулся: на ветру у отеля стояла кучка наших черных ребят, по-моему, среди них был сосед Кэн. В одну из моих последних ночей в отеле он с кем-то долго и пылко беседовал в коридоре. Когда я полюбопытствовал, приоткрыв дверь, с кем он разговаривает, и что там происходит, Кэн был один. Бедный мужик, у него, видимо, уже начиналась горячка.

«Ура!» — заорал я, оставшись один, когда уехала Дженни и ушел мальчик Джо на заседание совета соседей. Удалось мне все же вылезти из говна. «Поздравляю тебя, Лимонов!» — сказал я сам себе серьезно и торжественно.

Жизнь стала нравиться мне теперь куда больше, ведь это был новый период. Я занялся оборудованием «моей» квартиры, как я ее любовно называл, со рвением необыкновенным. Уже к Новому году я полностью обставил свои две комнаты, у меня появился даже большой письменный стол, который мне подарила Дженни, кто же еще, и я впервые насладился удовольствием от своего письменного стола со множеством ящиков, куда я тотчас рассовал свои бумаги. Был у меня и шкаф для книг, старый, подгнивший слегка, скорее полка, а не шкаф, но был он мне приятен необыкновенно — и я стал покупать и воровать книги, пытаясь его скорее заполнить, а когда заполнил, книги расползлись у меня по подоконникам и другим удобным местам.

С Дженни я больше не ссорился, моя квартира сплотила нас, с появлением квартиры в ее жизни появился новый объект для материнских забот и практических действий. Каждый раз, являясь ко мне, Дженни что-то привозила в дом: то кухонные полотенца, то кастрюлю, то купленные ею очень дешево: «Угадай, сколько, Эдвард?», тарелки.

Однажды она явилась с Бриджит, Марфой и Дугласом. Дуглас втащил, запыхавшись, ящик французского вина, а девушки бутылок с двадцать различного, весьма необходимого в приличном доме алкоголя. Небольшой заем у мистера Гэтсби, он, впрочем, вряд ли был способен заметить эту каплю в море среди его бутылей. Я не в силах перечислить все вещи, которые Дженни притащила ко мне в квартиру, включая белье, и даже огромное количество различных «Мистер Клинов» и «Спикэн Спэйн» и других ядовитых жидкостей и порошков, которыми так богата моя новая родина.

Но кровать я достал себе сам. У меня тоже были кое-какие практические таланты и знакомый супер в громадной каменной коробке на Вест-Энд авеню.

Я дошел даже до того, что поставил себе на Новый год елку. На елке у меня ничего, кроме лампочек, не было, не хватило денег, увы, но разве это было важно, главное, у меня была своя большая елка до потолка, как в детстве. Как будто прошла война, и вот опять все красиво, и жизнь наладилась, я поставил елку в углу моего кабинета, или офиса, как я его еще называл, и часто включал лампочки и ложился под свою елку, и лежал, наслаждался. У меня был дом. Не дыра, куда измученное животное приходит только спать, а дом. Впервые за несколько тяжелых лет. ДОМ.

Естественно, что, когда у вас появляется квартира, появляются и расходы, потому я брался за любую работу, лишь бы не соскользнуть в прошлое, в тот образ жизни. И когда мой знакомый фотограф Сева предложил мне перестраивать вместе с ним только что арендованное им пустующее производственное помещение на Мэдисон в двадцатых улицах в лофт, работать за четыре доллара в час, я с радостью согласился, и мы начали ломать перегородки. Дженни была очень рада, что я нашел себе работу. Она ведь была точным слепком с моей мамы, та тоже всегда радовалась, когда я влипал в говно, находил себе очередную работу. Даже если это была тяжелая и грязная, и бессмысленная работа.

Сломав перегородки, мы стали ставить новые стены, а впереди еще была окраска и штукатурка. Как следствие наладившейся у нас с Севой производственной дружбы, он однажды предложил мне пойти с ним и его женой на парти к его знакомой, она тоже была фотограф и преподавала в школе Визуальных искусств. Я пошел с Севой, я не отказываюсь от парти, ни тогда, ни сейчас, и мы там крепко выпили.

Сэра была студенткой дамы-фотографа, и помню, что она первая со мной заговорила, стала меня задирать и надо мной подсмеиваться… В результате мы вышли вместе, над Нью-Йорком был зимний дождь, и я сказал ей, что она поедет со мной. Она поехала…

Отличительной особенностью моей новой девочки был ее парик. В процессе ебли, или, если хотите, полового акта, я вдруг с удивлением увидел, что парик съехал ей на глаза. Вернее, я с изумлением увидел, что ее скальп съехал ей на глаза, и тут же понял, что это парик. Сэра, не смущаясь, поправила парик одной рукой, другая рука у нее была занята, другой она держала меня за яйца. Мы проебались всю ночь, лежа у меня под елкой на принесенном из спальни матрасе, пизда у Сэры оказалась небольшая, кожа белая, и еблива евреечка оказалась, как коза. Двадцати двух лет от роду, чуть ниже меня ростом, горбоносенькая, худенькая, с большими темными глазами — настоящая дочь еврейского народа, искательница приключений и накопительница самого различного опыта, включая и лесбийский, она всякую минуту готова была отправиться куда угодно. Только и всего собраться ей нужно было — прихватить ее небольшую, но объемистую сумку на ремне.