Читаем без скачивания Галоп - Сергей Куприянов

Я уже прикидывал, как, не сильно светясь, добраться до служебного, то есть закрытого для зрителей бара, когда в свой закуток завалился Шанк. Поговаривают, что на самом деле он фон Шанк, и однажды тому я видел кое-какое, пусть слабое, почти нелепое подтверждение. Три года назад я как-то зашел в ресторан отеля «Олимпия», дорогущий и жутко пафосный, правду говорю – чисто случайно, просто взыграло что-то, типа, а чем я хуже, – так встретил там… Нет, не так. Увидел. Это будет точнее.

Обычно Шанк простоват, хотя и замкнут немного. В общем, объяснимо. Он тренер и, если рассуждать как профессионал, то сближаться ему с жокеями, а тем более с конюхами и ветеринарами не стоит. От такой, извините, дружбы никакой пользы, кроме вреда, не бывает. Но тренер, хотя и зарабатывает неплохо, однако совсем не в том финансовом положении, чтобы запросто обедать в «Олимпии». Это, я вам доложу, несовместимо. Только если козырнуть. Но костюмчик на нем был – я вас умоляю! Годовой, наверное, доход тренера на него ушел. У меня, хотя на свои доходы мне, если уж честно, грех жаловаться, такого нет. Ну и компания соответствующая. Такие дяди с ним сидели за столом! И, главное, все на равных, без снисходительности, которую всегда видно. В общем, с тех пор я стал с Шанком, как бы так сказать попонятнее, ну, вежливее, что ли. Ну и он ко мне отчего-то тоже. Почти друзья. Я вообще заметил, что на таких вот чувствах, типа страха, выстраиваются многие теплые отношения. Дружба? Называйте как хотите. Во всяком случае с некоторого времени я могу пересидеть в каморке Шанка, где меня никто не найдет и не потревожит. Отчего-то к нему без приглашения никто не суется, исключая вашего непокорного слугу.

– Ну? Ты чего? – спросил он, закрывая за собой дверь и клацнув зубами. Есть у него такая дурацкая привычка – клацать зубами чуть не после каждого слова.

– Ничего. Нормально. Все хреново.

– Брось. Коньяку хочешь?

– Хочу. Но пока не буду. Что там?

В сущности, я и так все знал. Но надежда… О! Она жила. Глупая, идиотская надежда, не имеющая под собой никаких разумных оснований. Кроме, конечно, ее самой.

– А я выпью. Слушай, зря ты тогда не взял меня, – сказал он, усаживаясь в деревянное кресло, накрытое протертым шерстяным пледом.

– Кто его знает, – нехотя отозвался я. Не было у меня сейчас желания обсуждать прошлое. Ну не взял и не взял я очередного тренера, подумаешь, большое дело. Тем более прошлое.

– У тебя есть способности.

– И все?

– Брось сопли пускать. Хочешь, чтобы я сказал «талант»? Ну, сказал, считай.

– Ага. Спасибо.

Мне теперь было наплевать на его комплименты. А вот по поводу коньяка… Я уже готов был согласиться.

– На. Считай, что это бесплатно.

Он подошел к шкафчику около узкой лежанки и достал початую бутылку «Курвуазье белло».

– Не передумал?

– Перебьюсь, – буркнул я. Выглядеть слабаком, меняющим свое мнение через минуту, мне не хотелось. Тем более, вспоминая Шанка-в-«Олимпии». Там он выглядел настоящим боссом.

Он достал пузатую рюмку и плеснул в нее выпивку. Взболтнул, посмотрел на меня поверх нее и понюхал. Аристократ хренов!

– Ну что сказать. Дела твои…

– А покороче можно?! – не вытерпел я. В свое время во многом из-за этой медлительной манеры изъясняться я не захотел работать с ним. Может, и зря.

– Плохие. – Шанк пригубил коньяк.

– Ассоциация?

– И она тоже.

– Не понял.

Я не люблю в разговоре долгих пауз. И намеков тоже. Хочешь сказать – говори. А это – не в театре же, чтобы на нервах играть.

– Тебя решили задвинуть. Послушай! – Шанк протестующе вскинул руки, едва не расплескав коньяк. – Это всего лишь мнение. До завтрашнего дня ничего еще не решено. Так что у нас еще есть время. Ты же не хотел…

– У нас?!

– Ладно, не горячись. У нас, у вас… Нашелся тут тоже. Есть выход. Ты будешь слушать?

Буду. Слушать я буду. Если меня выпрут из Ассоциации, то как жокер я кончился. Я никто. Ноль. Строчка в прошлогоднем бюллетене. Бывший чемпион. Картинка над кроватью тинейджеров, которые, увы, очень быстро взрослеют. После чего картинки эти им по барабану.

Но все же я насупился. Первым идти на контакт я пока еще не мог. Однако кивнул. Мол, говори, а там посмотрим. Как бы уже отходил. Но на самом деле деваться мне было просто некуда. То есть тогда я еще не знал, что деваться как раз тогда нужно было хоть куда, но только в другую сторону. Только кто знает, что выбирать на развилке и вообще, есть ли она, та самая развилка. Вот и я тоже.

– Тут мне предложили кое-что. То есть не мне, конечно. Староват я для этого… Твоя кандидатура, вроде бы, в самый раз.

– А вот попроще нельзя? – язвительно осведомился я.

– Да как тебе сказать. – Он опять отхлебнул из бокала. Выпить мне захотелось просто мучительно, но я даже слюну не сглотнул. Годы тренировок сказались. Умею кое-что.

– Да можно. – Шанк (вот ведь фамилией наградил Господь) развалился в кресле, для того, казалось, совсем не приспособленном. – Тут бродит один.

– Не понял.

– Ну, интересуется.

На ипподромах всегда много интересующихся. Как здоровье? Как животинка? Семья как? А в подоплеке – эй, ты, жокер, ты выйдешь на финиш? А кто тогда? Ставочку сделать не желаешь? Между нами, конечно. Нет-нет, это не предложение. Спрашиваю, только спрашиваю. Шучу. Эй, извини! Совсем шуток не понимаешь, да?

– В харю хочешь?

Так грубо с ним я еще никогда не разговаривал. Да и вообще с тренерами.

– Вот уж чего не хочу. – Он еще раз с удовольствием отхлебнул и мотнул башкой, как бы снова приглашая махнуть по рюмочке. Я сделал вид, что не заметил этого приглашения. – В общем, что-то вроде тренерской работы с массипо.

– Как это? – удивился я. – В каком смысле «как бы»?

– Да ладно тебе. Оговорился. Тренером, тренером. Только далековато.

– Где?

– Ну, этого я не знаю. Хочешь, могу устроить тебе с ним встречу. Кстати, если заинтересуешься, то мой тебе совет – торгуйся. Деньги у них есть.

– У кого «у них»?

– У тех, на кого он работает. Так что?

Я прикинул что к чему. В сущности, отчего не переговорить. У меня сейчас такое положение, что выбирать особо не приходится. Да и надоела мне эта темная конура, загадочный Шанк с коньячком, неопределенность да и я сам тоже.

– Ну, давай, – пожал я плечами. – Посмотрим, поговорим.

– Тогда посиди здесь еще немного. Пойду, поищу его.

– Он встал, поставил на столик бокал и сделал шаг к двери, но я его задержал очередным вопросом.

– Как его хоть зовут-то, знакомого твоего?

– Фон Дитрих.

И вышел в коридор. Воздушной волной, образованной закрывшейся дверью, в комнатушку занесло запахи конюшни. Хотя здесь все, от кушетки, на которой я валялся, до самих стен пропитано этими знакомыми с детства запахами, однако я к ним принюхался и новая, свежая порция отчего-то принесла мне облегчение. Мне всегда было спокойнее в конюшне, даже в новой, незнакомой, потому что это – родное. Все же остальное было для меня как бы приложением к этому миру. Только в этот момент я со всей отчетливостью понял, что лишиться его для меня означает конец. Ну, может, не физический, а вот как личности точно. Тридцать лет это, извините, возраст. И сложившееся мировоззрение, и привычки, и среда общения, и те же запахи в конце концов.