Читаем без скачивания Девочка со скрипкой. Все мы платим за чужие грехи… - Ольга Алейникова

Мама часто говорит, что во мне играет юношеский максимализм, что я ещё слишком мала, а жажда справедливости в моём возрасте – это естественно. Порой я злюсь на маму за такие слова. Я давно перестала быть ребёнком. Ещё шесть лет назад, когда умер отец. Тогда всё изменилось. Но мама никогда этого не понимала.

Хотя и я никогда не говорила ей главную причину, по которой мне важно было найти убийцу отца. Просто каждый день в течение этих лет я боюсь засыпать и просыпаться, боюсь заходить в дом и выходить из него, боюсь, что утром за завтраком в последний раз вижу сестру и брата. Боюсь, потому что тогда, шесть лет назад, этот человек, всадивший пулю в моего отца, обещал вернуться и убить каждого в этом доме.

С тех пор я привыкла прислушиваться к каждому звуку, присматриваться к каждой тени и бояться. Я знаю, наверное, все виды страха.

И вина шерифа Эгберта состояла именно в том, что он не придал никакого значения моим словам и страхам. Он искал убийцу несколько месяцев, а потом сказал, что дело зашло в тупик и порекомендовал не переживать.

– Он вряд ли хотел убить вас всех, – сказал он мне тогда. – Он просто хотел напугать Эммета. Постарайтесь жить дальше.

Должно быть, для него это просто, но я до сих пор не знаю, как именно я живу, и можно ли назвать это жизнью.

Когда я вспомнила фамилию Джоса, всё встало на свои места. Теперь я понимаю, откуда ему известно про поминки, про шесть лет и про моё горе, хотя признаюсь, что меня немного удивляет этот факт. За годы работы его отца дел было несколько сотен. Так что, либо Джос помнил их все, либо интересовался именно моей историей.

Я помню, что пару раз видела Джоса дома у шерифа, когда мы с мамой приходили к нему для разговоров. Я сидела на их мягком диване и отвечала на все вопросы Эгберта, а маленький Джос подглядывал за нами с кухни. Нам было по одиннадцать лет, и после я не видела его довольно долго, неудивительно, что не сразу смогла вспомнить, кто он такой.

От всех этих размышлений меня отвлекает звонок. Первая у нас биология, и я облегчённо выдыхаю, когда вспоминаю, что история только на следующей неделе, а это значит, что Джоса я не увижу ещё довольно долго. Если задуматься, то он не был виноват в том, что его отец не исполняет свои обязанности как следует, но, судя по вчерашнему разговору, Джос и сам по себе не очень приятная личность.

Вдруг я ловлю себя на мысли, что слишком много думаю о парне, которого видела пару раз в жизни, уроки истории не считаются. Если честно, то я редко туда хожу, а если и хожу, то явно не обращаю внимания на тех, кто вокруг.

Я достаю из сумки учебник и бросаю взгляд на дверь. Мистер Вуд всегда опаздывает. Поговаривают, будто он встречается со старшеклассницей, но я не верю в это. Хотя глупо судить по внешнему виду, никто из нас не знает, какой мистер Вуд внутри. Так же как я не знаю, каким на самом деле является…

– Джос, – вырывается у меня, и я замечаю, что ребята с соседних парт обернулись на мой крик.

Парень проходит мимо меня, держа в руках новый учебник по биологии, и улыбается.

– О, я тоже раз тебя видеть, Эммелин, – говорит он, останавливаясь возле меня. – Как поживаешь?

– Какого чёрта, Эгберт? – спрашиваю я как можно тише, но замечаю, что Оливия Ройз с соседней парты поглядывает на нас с интересом. – Ты же не ходишь на биологию. Зачем ты здесь?

– Я мечтаю стать врачом, – отвечает парень с огромной долей высокомерия в голосе и садится позади меня.

– Я начинаю думать, – шепчу я ему, повернувшись назад, – что ты меня преследуешь. У тебя точно с головой всё в порядке?

– У кого с головой не в порядке, так это у тебя, Ллойд, – отвечает он мне спокойным голосом, и я почти ему верю. – Не всё в мире вертится вокруг тебя.

Я хочу ответить ему что-то язвительное, но не нахожу слов. Вижу, что он доволен собой, и отворачиваюсь. В этот момент в класс входит мистер Вуд, и я стараюсь отогнать от себя дурные мысли и погрузиться в мир биологии.

После окончания урока я жду, пока Джос снова скажет мне что-то, но он проходит мимо молча. Я начинаю понимать, что сама выдумала между нами какие-то особые отношения, и то, что я ненавижу его отца, ещё ничего не значит для нас обоих.

3

Мне было одиннадцать, когда мой папа решил, будто я уже достаточно взрослая, чтобы пойти с ним в поход. Это было нашей большой тайной, мы не говорили о наших планах маме, ведь планировали сделать ей сюрприз: принести из похода трофей ей в подарок. Мы готовились несколько недель. Сначала мы повторяли всё, что знали о способах выживания в экстремальных условиях. Несколько лет подряд до этого папа учил меня разводить костры и ставить палатку, он научил меня лазить по деревьям и быстро плавать. Я умела многое, хотя и не совсем хорошо это делала, ведь была ребёнком.

Самое лучшее, чему научил меня папа, это игра на скрипке. Он мог превратить любой день и любое место в сказку, лишь дотронувшись смычком до струн. Когда он начинал играть, казалось, замирал весь мир, и птицы переставали петь, и ветер переставал тревожить листву на деревьях. Все останавливались и не могли сдвинуться с места, пока музыка не закончится.

Нет, конечно, я не научилась играть, как он, и никогда не научусь, но я очень старалась, ведь эта музыка связывала нас с отцом и после его смерти.

Мне было одиннадцать, когда мне разрешили не идти в школу, а хорошенько выспаться утром, ведь днём мы должны были отправиться с папой в обещанный поход. В тот день я проснулась резко от громкого хлопка. Сначала думала, что мне показалось, но после услышала голоса внизу. Я испугалась. Бывало, что родители ссорились, и мама разбивала тарелки или кружки, но папа никогда не повышал голос, а тогда кричал именно мужчина.

Я тихо вышла из своей комнаты и прокралась вниз по лестнице. Всё происходило в гостиной, но обзор загораживала стена, поэтому я лишь могла различать слова.

– Ты ответишь мне за всё, обещаю тебе, за всё, – шипел незнакомый голос. – Я буду приходить в твой дом снова и снова, я буду убивать здесь всех по очереди, чтобы вся твоя семья страдала вечно.

Я испугалась и словно приросла к одному месту. Я не понимала, что происходит, но папа всегда учил меня не показываться, если ситуация не до конца мне понятна. Я следовала его совету. Хотя после не прошло и дня, чтобы я не винила себя за то, что ничего не сделала, что не вбежала в комнату, не увидела лица того человека, что не заслонила собой отца.

Я услышала ещё один громкий хлопок, а после шаги и звук закрывающейся двери. Он ушёл, и я решилась войти в гостиную.

На полу в луже крови лежал мой отец и еле слышно шевелил губами. Я застыла на месте, не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я подошла к нему и опустилась на колени.

– Папа, – прошептала я, не в силах даже заплакать. Из его груди текла кровавая жижа, я чувствовала запах крови, и понятия не имела, что делать. Папа учил меня обрабатывать лишь мелкие ранки. – Нужно позвонить в службу спасения.

– Нет, – прошептал папа еле слышно. – Ничего не нужно. Уходи, прошу тебя, Эммелин. Я тебя люблю. Помни. И уходи.

Я всегда делала так, как говорил отец, тот раз не был исключением. Сейчас я понимаю, что папа просто не хотел, чтобы я видела его таким. Тем более, что, как сказали после врачи, ничего сделать нельзя было всё равно, даже если бы я вызвала скорую, его бы не спасли.

Хоть папа и позаботился о моей психике, мне это не помогло. Я вижу его смерть почти каждую ночь в разных вариациях. Я купаюсь в крови, я тону в ней, я слышу крики и всхлипы, меня преследует шёпот отца и голос его убийцы.

Поэтому слова шерифа Эгберта вызывают у меня лишь злость.

– Постарайтесь жить дальше.

Не знаю, как можно жить дальше, если в тот день меня тоже убили вместе с отцом.

За размышлениями я не замечаю, как на улице темнеет, а на небе появляются первые звёзды. Я прихожу в себя только, когда моего плеча кто-то касается.

– Ты протрёшь в ней дыру, – говорит чей-то голос, и я вижу, что передо мной снова Джос. Он опять пробрался на мою крышу и опять мешает мне.

– Что? – переспрашиваю я и замечаю, как сел голос. Я прокашливаюсь и повторяю. – Что ты сказал?

– Говорю: ты протрёшь в ней дыру, – говорит снова парень и указывает на мои руки. Я только сейчас вспоминаю, что не просто сижу на крыше, а ещё и полирую папину скрипку. Видимо, настолько погрузилась в свои мысли, что забыла.

Я демонстративно фыркаю. Удивительно, что я всеми способами пытаюсь оградить себя от этого парня, а он будто ничего не замечает.

– Не твоё дело. Что ты здесь делаешь вообще? – резко отвечаю я ему. Я хочу быть с ним как можно строже и неприветливее, чтобы он перестал ходить за мной по пятам.

– Это моё место. Я часто сюда прихожу. Так что это я должен тебя выгонять, – он улыбается и садится рядом, но на этот раз намного ближе, чем в прошлый. Всего на секунду наши оголённые плечи соприкасаются. Я чувствую, как тело начинает бить мелкая дрожь. Я опускаю скрипку и отворачиваюсь. Он продолжает. – Да брось, Эммелин, не злись на меня. Я просто хотел, чтобы ты перестала меня избегать.