Читаем без скачивания Окно для наблюдателя - Дмитрий Липскеров

— Да вы не волнуйтесь так, — заговорил мужчина. — Все в порядке. Все в этом мире подглядывают. Во всяком случае процентов девяносто подглядывают, а оставшиеся десять хотят подглядывать. Так что все в порядке вещей, — он раскурил большую трубку и, пуская струю вкусного дыма, продолжил: Подглядывают легально и нелегально. Легально — в кинотеатрах, в театрах, дома за мужьями и женами, в парикмахерских, скверах, библиотеках, школах и т. д. Нелегально — в щели, дырки, окна, как вы, и во все отверстия. Главное, чтобы подглядывающий нелегально был незаметен… Вы обратили внимание, что эффект подглядывания за раздевающейся женщиной на экране, среди зрителей, совсем иной, нежели за «живой», раздевающейся тут же, перед вами одним? Правда же, эффект другой?.. Подчас ощущения в кинотеатре гораздо сильнее… Так ведь? А почему?.. Потому что осуществляется групповое подглядывание. Вы немножко ревнуете ее к остальным зрителям, женщина становится чуть-чуть вашей, капельку родной. Вам хочется смотреть на нее одному, кажется, что материализуйся она — и вы могли бы с ней жить без всяких проблем… Так ведь?

Молодой человек неуверенно пожал плечами.

— Пожалуй, вы подумаете, что мое сексуальное чувство обострено и не совсем нормально, — сказал мужчина. — Но я рассказал это лишь для примера. Потому что застал вас именно подглядывающим за женщинами… Согласитесь, что можно подсматривать и за другим. Например, за тем, как человек подстригает ногти, как перекашивается его лицо, как губы становятся похожими на двух жирных червяков, борющихся друг с другом… Можно подглядывать за умирающим, за его конвульсиями, за желтеющим лицом, за отвисающим подбородком… Как только он умирает, подглядывание становится уже наблюдением. Подглядывать можно лишь за одушевленным, разумным предметом. Все остальное наблюдение ботаника или природоведа…

— Мне все это неприятно, — сказала Маша в трубку телефона. — Мне будет сниться какая-нибудь гадость. Твои жирные червяки и трупы…

— Хорошо, — согласился я. — Пропустим этот момент… В общем, мужчина оказался писателем…

— Опять как ты! — возмутилась Маша. — Может быть, ты себя описываешь?.. Я заметила, что тебя интересуют всякие гадости. Мне становится это подозрительным!..

— Не бери в голову, — предложил я и продолжил: — В общем, мужчина убеждал молодого человека в том, что подглядывать — само естество человека. Подглядывая, человек познает суть вещей и истинные корни поступков. Мужчина заинтересовал молодого человека своими теориями и пригласил к себе в гости назавтра…

— Хватит на сегодня, — зевнув, сказала Маша. — Про завтра — завтра. Ты звонил Кате?

— Нет, — ответил я.

— Обязательно позвони.

Катя работает в билетной кассе и взялась с помощью дефицитных авиабилетов связать Машу и ее мужа на другом конце континента. Так сказать, осчастливить.

Катя — непомерно толстая женщина сорока лет с мертвецки белым от толстого слоя пудры лицом, на котором редиской краснел крашеный рот. Она такая толстая, что ей приходится сидеть только на табуретках, при этом левая или правая часть зада свисает к полу.

Тело Кати, несмотря на свои формы, было пустым. Хирурги вычистили из него все женское, оставив только душу, которая вследствие многочисленных операций не ожесточилась, а, наоборот, стала мягкой и почти общедоступной. Голос Кати был мужским, а пудра скрывала щетину на тройном подбородке.

— Тебе, Машенька, — басила Катя, — я помогу всегда. Есть у меня слабость к твоему мужу.

Она смотрела на настенный календарь с изображением Машиного мужа и подмигивала ему.

— Да, слабость есть, — говорила. — Устрою я вам свиданку под пальмами с кокосами. Только смотри, — предупреждала она, — целуй его чаще, а то упустишь такого мужчину!.. Годами не видитесь, а там солнце, девки в одних трусах разгуливают, витамины в каждом магазине продаются…

На меня Катя внимания не обращала. Я был представлен ей как младший, да еще двоюродный, брат. Я был моложе Маши на целых одиннадцать лет и переживал, когда Катя рассуждала о поцелуях. А Маша улыбалась и говорила, что без поцелуев, конечно, не обойтись, и я представлял, как она будет делать «рыбу» своему мужу, а тот будет хватать ее за губы акульими зубами.

Потом Катя устраивала а ля фуршет для Маши. На стол выкладывались паюсная икра, всякие редкие баночки, конфеты в трехслойных коробках, ставилось шампанское и коньяк, обязательно с пятью, как у бывшего генсека, звездочками. Я тоже как брат приобщался к трапезе, молча ел и почему-то представлял Машу бегущей по морскому берегу в одних трусиках….Чем ближе подходило время Машиного отъезда, чем он становился реальнее, тем чаще мои почки выпускали порции адреналина, подгоняющего сердце.

— Ты любишь его? — спрашивал я.

— Кого?

— Мужа.

Я спрашивал ее об этом часто, но она почти всегда молчала. Лишь однажды сказала:

— Я живу с ним четырнадцать лет, у меня двое детей от него. Разводиться и менять что-то в своей жизни я не буду.

В детстве, когда меня вели в зубную поликлинику, я умудрялся по дороге вырвать у себя все шатающиеся зубы… Я размышлял над тем, не стоит ли мне расстаться с Машей до того, как она уедет к мужу.

— Я же вернусь, — говорила она. — Я не собираюсь оставаться там… Что ты дергаешься!..

Мне трудно было представлять, как в интимные моменты Маша будет говорить своему соскучившемуся мужу те же слова, что и мне.

— Не буду! — уверенно говорила она.

Но я знал, что против природы не попрешь, что все страстные женщины не в силах удержать себя от слов, сказанных кому-то раньше… Хотя, безусловно, эти слова мужу были сказаны раньше, чем мне… После таких разговоров мы с Машей обязательно ссорились. Но она была отходчивой, сразу забывала обо всем неприятном, и на следующий вечер, созвонившись, мы разговаривали.

— Что Катя? — спрашивала она.

— Обещала, — отвечал я.

— Это замечательно. Держи с ней контакт.

— Ты знаешь, — сказал я, — молодого человека заинтересовал мужчина со своими теориями, и он пришел к нему на следующий день под вечер. Благо у него в запасе был целый месяц и не надо было ходить в духовой оркестр. Вместо него в тенор теперь дул другой человек, с толстыми пальцами, частенько нажимающий вместо одной клавиши сразу на две. Такие толстые были у него пальцы. У него была еще больная жена и двое детей.

Молодой человек, разговаривая с мужчиной, с удивлением отмечал, что все теории писателя созвучны его неосознанным ощущениям.

— Все это ерунда, — говорил мужчина. — Подглядывать в окна, ходить в кинотеатр… Ерунда. Это лишь первые шаги ребенка… Хотите, я вам предложу более увлекательное приключение? На первый взгляд оно покажется вам скучным и лишенным всякого смысла и потребует времени. Хотите?

Молодой человек пожал плечами.

— Это даже не приключение, это самое серьезное исследование…

— Предлагайте, — согласился молодой человек.

— Есть один дом, — сказал мужчина. — Это очень старый дом, в его квартирах высокие потолки. На пятом этаже, рядом с лифтом, есть чуланчик дворника, в котором тот хранит свой инвентарь. И вот в этом чуланчике, под самым потолком есть сквозная щель… В нее можно разглядеть одну квартиру…

— И что? — спросил молодой человек.

— Вы можете понаблюдать за чужой жизнью. За самой обыкновенной, ничем не выдающейся жизнью.

— Зачем?

— Вы ребенок… В эту щель, в крошечное окошко вы увидите самую настоящую жизнь — не манерную, не деланную… Вам многое станет понятно в этой жизни.

— А кто там живет? — спросил молодой человек.

— Самая обыкновенная семья. Мать и дочь…

— Откуда вы это знаете?

Мне это рассказал один человек. Он сам хотел понаблюдать, но, к несчастью, умер… Так что щель есть, она свободна, а смотреть в нее некому.

— Он согласился? — спросила Маша.

— В конце концов — да, — ответил я. — На следующий день он отправился по адресу, поднялся на пятый этаж, но зайти в дворницкий чулан не решился. Боялся, что попадет в западню, боялся, что писатель проводит какой-то эксперимент.

Он ходил вокруг дома, проверяя, нет ли чего подозрительного… Так он промотался до вечера, а назавтра решился.

В чулане стояла заляпанная краской стремянка. Молодой человек закрыл за собой дверь, прижав ее зимней лопатой, расставил стремянку и осторожно, стараясь не делать шума, поднялся на самый верх. Он нервничал, лицо покрылось потом, руки дрожали… Под самым потолком действительно оказалась щель. Она небольшая, но в нее можно просунуть ладонь. Несколько ниток паутины покачиваются от идущего из квартиры сквозняка. Молодой человек снимает липкую паутину и, сдерживая дыхание, заглядывает в щель…

Я сделал паузу, проводя языком по пересохшему небу.

— И что он там увидел? — спросила Маша.