Читаем без скачивания Экспериментальная родина. Разговор с Глебом Павловским - Глеб Олегович Павловский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
I
Детство в Одессе. Пятидесятые
Иван Крастев: Ты родился 5 марта – в день, когда умер Сталин?
Глеб Павловский: Да, только за два года до его смерти – в 1951 году. Мое двухлетие семья отмечала шепотом при закрытых ставнях. Гордясь звучной датой рождения, я с детства знал, что живу в несталинское время. Хотя оптимизм чувства 1950-х годов сам был эхом сталинизма. Люди жили в светлой паузе, на перевале от страшного прошлого и с вечной тревогой его возвращения в будущем.
Я родился в Одессе, а это место своеобычное в советской топологии. Неподатливые ленинизму одесситы жили веселей, чем в других местах СССР. Здесь царил культ повседневности, и на всякого, кто рассуждал об идеях, косились, как на психа. С другой стороны, одесский топос был сам по себе легендарен. Весело уже то, что первые хозяева Одессы были эмигранты-космополиты, как де Рибас и де Ришелье или граф Воронцов – англоман, высмеянный Пушкиным в злой эпиграмме. Текст ее после революции высекли на одесском памятнике Воронцову – «Полумилорд-полуподлец, полуглупец-полуневежда…», впрочем, румыны во время оккупации доску сбили и после не стали ее восстанавливать. Да и курортная Одесса как место пушкинской ссылки звучала смешно во времена, когда слали в Магадан или Коми.
Советские мифы ограждали одесскую вольницу от СССР. Так, фильм «Броненосец “Потемкин”» режиссера Сергея Эйзенштейна выдал городу поддельное свидетельство о героизме. В Одессе в 1905 году были перестрелки, был страшный еврейский погром. Но мятежный броненосец тут ни при чем – подойдя к городу и выпустив пару снарядов, он уплыл в Румынию и сдался. Зато фильм Эйзенштейна выдал городу охранный миф «революционной Одессы», и советская власть его акцептировала.
НЭП породил следующий миф – комедийную мелкобуржуазность одессита, навсегда застрявшую в советском кино. Почему-то коммунисты любили смотреть, как в суровые дни революции Одесса торговала и веселилась. Ее официально признали маргинальным «полусоветским» городом, где в Гражданскую войну часто менялась власть. Этот фарс обыгрывали в бесчисленных советских комедиях, но никому не дали бы снять такого про Севастополь и Ленинград! Легенды отчасти заместили Одессе коммерцию, которая после 1917 года рухнула. Население города сократилось вдвое, с 640 до 320 тысяч человек. Мой дед Василий Романович лишился токарного станка за невыплаченный кредит, зато женился на бабушке Феодосье Ивановне.
Война с Гитлером породила последний миф – героической обороны Одессы. Красная армия отступала по всему фронту, и к октябрю 1941-го Гитлер был под Москвой. Но под Одессой воевали румыны Антонеску, и оборона города затянулась аж на 73 дня. Для 1941 года такое было удивительно, а для Сталина стратегически ценно. Одесса пала только 16 октября, в день, когда едва не пала и сама Москва. Указом Сталина ее объявили первым в СССР городом-героем. Поначалу в СССР были лишь четыре города-героя войны – Одесса, Севастополь, Ленинград и Сталинград; мы этим очень гордились. В отличие от Киева и Харькова, город не был сильно разрушен и после геройской обороны недурно устроился под румынской оккупацией. За исключением одесских евреев, конечно.
И. К.: Одесса была еврейским городом?
Г. П.: До войны да. Евреев была треть населения, тысяч полтораста. После войны осталось меньше ста, и то лишь успевшие эвакуироваться. При румынах не было тотальных ликвидаций, как в Литве или в Киеве. Даже к концу оккупации Одесса не стала «юденфрай». Однако румынские союзники Гитлера внесли свой вклад в холокост. Их модель антисемитской политики – сегрегация и погромы. Когда оккупационный штаб в Одессе взорвали партизаны, румыны устроили многодневный погром, уничтожив двадцать тысяч человек разом. Убивали зверски. Евреев загоняли в старые дома и пакгаузы, забрасывали гранатами, поджигали. Отец помнил обгорелые трупы, выложенные для устрашения вдоль Торговой улицы. В еврейском погроме румынские солдаты были готовы участвовать, но в «эндльозунге» нет. Педантично истреблять евреев по спискам, как немцы, румыны не стали.
Помню, прямо на углу Школьного переулка, где прошло мое детство, жил часовщик Лурье, у его двери висела табличка с именем и профессией – «часовщик Лурье». «Часовщикъ» было написано с твердым знаком, по дореволюционным правилам. Под ней сидел в кресле сам старик часовщик с парализованными ногами, и за ним ухаживала женщина. Вот их история: в 1941 году он попал в румынский лагерь, чинил там часы начальству, и под конец комендант его отпустил. Лурье говорит: «У меня тут жена» – комендант разрешил забрать и жену. Первую женщину, встреченную по дороге к воротам, Лурье захватил на свободу, и она с ним осталась до смерти.
Родители рассказывали, как румыны и немцы зверствовали в отношении евреев. Ребенком я в ужасе читал румынскую оккупационную прессу, которой были подклеены географические карты. То были насквозь антисемитские издания. Издавали их, кстати, бывшие советские партработники. Тем не менее евреи жили вокруг, и все мои друзья были евреи. Я жил в очень еврейском районе, между Новым рынком и Молдаванкой. О существовании еврейских национальных чувств узнал только в 1967 году от друга детства, восторженно рассказывавшего о победе Израиля в Шестидневной войне. А я был прямо противоположных чувств и рыдал в подушку, когда Насер подал в отставку.
Само понятие «коренного населения» чужое нашим местам. В одесских семьях, если верить рассказам, по происхождению все европейцы. Если из России на Запад бежали, то в Одессу наоборот, стекались бродяги со всей Европы, создавая космополитический аромат. И у меня по отцовой линии был некий беспокойный немец Дорн, якобы в середине XIX века проклятый отцом и отправившийся прочь из Германии искать судьбы. Этот Дорн поехал в Америку, проехав всю ее, и ничего себе не нашел. Пересек Тихий океан, Россию и после всех приключений женился в Одессе. Его сын уже был православный поп.
У мамы родовой миф еще туманней, о некоем голландском матросе, якобы еще в XVIII веке женившемся на башкирке. Мамина линия вышла из Варшавы, а ее отец-белорус, отвоевав, осел в Херсоне. Херсон – город рядом с Одессой, в устье Днепра. Два часа езды, но дух совершенно другой. Это речной alter ego Одессы. Тоже в прошлом очень богатый город, столица экспортеров зерна, Херсон был даже губернской резиденцией, но он ничуть не космополитичен. Эта родина Льва Троцкого несомненно украинский город.
И. К.: Значит ли это, что в Одессе жили космополиты – даже среди тех, кто так себя не осознавал?
Г. П.: И да, и нет. Одесса украинизацию саботировала. Вывески магазинов на украинском всюду висели, но все говорили по-русски. И главное, одесский городской миф был стилистически чужд мифу «советской Украины». Первой столицей УССР был технократичный русский Харьков. Киев получил столичный статус формально с 1930-х, а фактически лишь после войны. Киевляне проводили, как тогда говорилось, кадровую «рустикализацию». Кадрам сельского происхождения, говорящим на плохом русско-украинском диалекте – «суржике», отдавали преимущество. Одесса
