Читаем без скачивания Сожжённые цветы - Яна Розова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Домой… — проговорил больной, принимая заботу Иры.
Он вдруг ослаб и всё ниже оседал в её руках.
— Сейчас поймаю такси!
Она пристроила Виталия у ограды, а сама бросилась к проезжей части.
В машине Виталий почти не кашлял, а только тяжело дышал, откинувшись на спинку сидения. Ира беспокойно поглядывала на больного, опасаясь, что у него, как у «дамы с камелиями», пойдёт горлом кровь. Однако ничего такого не произошло.
Она отметила про себя естественность, с которой Виталий принял её помощь. Как больное беспомощное животное, вверяющее себя в руки хозяина — с молчаливым пониманием необходимости.
В такси оба молчали, Виталий только достал уже знакомый Ире бумажник и протянул ей пятьдесят рублей. Когда машина остановилась у подъезда дома, Ира расплатилась, и они вышли.
— Дальше вы сами?.. — полуутвердительно спросила она.
— А… — он помялся, но решился предложить: — Зайдите ко мне, пожалуйста!
Отказать тяжело больному человеку Ира не могла.
— Ну, хорошо.
— Спасибо!
Его глаза засмеялись, он поймал лучик её улыбки и улыбнулся в ответ. Тут же, вдохнув холодного воздуха, раскашлялся снова. Ира всплеснула руками и потащила Виталия к подъезду.
Дома Виталий принял какие-то лекарства, согрелся, задышал ровнее. Ира снова пила с ним чай, поддерживая неважный разговор. Про себя Ира гадала: сколько ему лет? Что делал в прежние годы? Чем сейчас занимается?
— Вы один живёте?
— Да, я сирота.
— Я тоже. Работаете?
— Да. На заводе. Я по металлу…
— Любите свою работу? — в Ире всегда сидел педагог и никогда долго не молчал.
— Люблю? — с недоумением переспросил Виталий. — Работа как работа. Я один совсем остался, мне работать надо, иначе есть нечего будет.
— А я люблю свою работу. Я учитель в школе.
— Почему-то я так и подумал.
— На лбу написано?
Виталий кивнул, и оба рассмеялись. Потом, как туча находит на солнце — повисло пустое молчание. Хозяин квартиры, насупившись, опустил глаза, Ира тоже ощутила неловкость: может, пора уходить? Но оказалось — другое. Виталий помолчал немного, бессмысленно болтая ложечкой в чашке с чаем, и стал говорить совсем иным тоном:
— Вы, наверно, думаете: чего он ко мне пристал, да?
Ира изобразила на лице вежливое «что вы, что вы!».
— Но не можете же вы просто общаться с человеком, не зная, кто он и что? Ведь не можете!
Ира пожала плечами.
— Мне показалось… извините, что я вот так прямо рублю, но мне и впрямь показалось, что мы с вами имеем нечто общее в душе! Я мало хороших людей видел, но вот вас сразу понял. Вы — добрый человек, вы в Бога верите, и ещё есть в вас нечто такое, что я в людях ценю. Это, как бы выразить? Нестяжательство, отрешённость… Вы видите во мне не наносное, а то, что я от всех прячу.
— Я не хотела лезть вам в душу.
— Ну, вот… — расстроился Виталий, — что-то не то сказал!
Ира решила не утешать его: для будущей монахини душевные разговоры наедине с молодым мужчиной могут превратиться в испытание.
— Мне бы только не хотелось, чтобы вы плохо обо мне подумали… Ну, будто я пытаюсь, понимаете, к вам… пристать…
Виталий покраснел, ссутулился, отвёл взгляд, что сделало его похожим на ребёнка.
— Я так не думаю, — сказала Ира. — Просто мне пора домой! Кстати, как вы себя чувствуете?
Она встала.
— Нормально, — Виталий тоже поднялся с места. — Я провожу вас?
— Нет, сидите дома. Лучше бы вам не выходить сегодня.
Они попрощались в тёмном коридоре, и Ира вышла на улицу.
Весна брала своё: ещё прохладный воздух, напитанный запахами влажной земли, обладал волшебным ароматом. Солнце наполняло собой мир, делая его больше, просторнее, радостнее.
«Как всё в природе просто! — думалось Ире. — Вот, пережили зиму — и слава Богу! Теперь будем гнать почки и раскрывать листья, плодоносить, выводить птенчиков, рожать котят и щенят. Лишь бы нашлась еда и вода, а заморозков и злых людей не было!»
Ира приехала домой, переоделась в домашнее, достала свои книги. Надо поработать, пока светло. Через несколько минут Ира поняла, что никакая работа на ум не идёт. Хотелось поговорить, посмеяться, поделиться с кем-нибудь своей нехитрой историей.
Ира придвинула телефон и набрала городской номер Светы. В мобильной связи Ира смысла не видела, потому и не пользовалась. Однако сейчас пожалела об этом, потому что трубку взял Ванечка Фирсов, Светкин муж. Он был обладателем изумительно глубокого, выразительного, сильного голоса, а также славился исключительной мерзотностью характера. Как милая и хорошая Светка Клюшкина попала в его лапы, Ира до сих пор не понимала. Не могла же польститься на его хорошенькое личико и папу-ректора! Светка не такая. Тем не менее, с реалиями не поспоришь: хочешь слышать подругу — поговори сначала с её мужем.
Скороговоркой представившись, Ира попросила Свету. Ванечка понёс трубку жене, по дороге прокомментировав звонок таким образом, чтобы Ира расслышала: «Твоя святоша звонит. С того света, наверное!».
— Привет, Ирка! Ты куда пропала?
У Светки тоже был очень красивый голос, только он вполне соответствовал красоте её души и тела. Ира считала, что её подруга — самая красивая женщина из всех, кого ей приходилось встречать в жизни.
— А ты? Ты куда пропала?
— Один — один!
Хрипловатый смех Светки разбудил память: их общее прошлое быстрой красочной змейкой промелькнуло в мыслях Иры и где-то спряталось.
— Как ты? — спросила Ира. — Как Маришка? Она ведь в Лондоне?
— Маришка звонит раз в неделю, — голос Светы потускнел. — Говорит, что скучает, хочет скорее приехать домой. Но каникулы будут только летом. Сейчас, на маленьких каникулах, поедет во Францию, Диснейленд. А в общем, всё нормально. Как ты?
— Я… Живу потихоньку, работаю… В школе всегда суета, сама понимаешь. На прошлой неделе была на кладбище у Виталия. Потом к маме поехала.
— Понятно… Сейчас, иду! — сказала Света в сторону.
Можно было не сомневаться, что Ване неприятен звонок нищей подруги жены, а Света слишком зависела от мужа, чтобы игнорировать его недовольство.
— Ты не можешь говорить?
— Да нет, всё в порядке, — быстро ответила Света, но Ира уже знала, что разговор окончен. Она попрощалась, хлопнула трубкой по рычагу старенького аппарата.
Разговаривать и делиться событиями своей жизни расхотелось. День прошёл за бездельем, тщательно замаскированным под ежесекундную занятость.
Вечером Ира снова подумала о Виталии. О своём новом знакомом Виталии. Как он там? Ведь он болен! А вдруг ему хуже?
Если бы речь шла не о парне со стройной фигурой, иконописным лицом и милой улыбкой, а о какой-нибудь старушенции, Ира бросилась бы помогать, не рассуждая. Ну, и какая она после этого христианка? Не помочь человеку только потому, что он молодой и симпатичный — это же сплошное ханжество! Надо быть выше.
Ира глянула на часы: половина седьмого.
Виталий распахнул дверь сразу после её звонка, будто ждал в прихожей. Увидев Иру, широко открыл глаза и спросил:
— Вы что-то забыли?
— Я беспокоюсь за вас.
Она уже перестроилась на миссионерский лад, забыв о робости и смущении.
— Ой! — сказал хозяин смущённо. — Да я ничего уже… Это утром… А сейчас…
— Вы впустите меня?
Виталий посторонился, и она вошла.
— У вас есть холодильник?
— Да, на кухне.
Ира прошла на кухню. Её дизайн был лаконичным до убогости: стол у окна, двухконфорочная грязная плита, холодильник «Москва» — ровесник оттепели 60-х, оббитая эмалированная мойка, шкафчики в жирных пятнах. Всё это на фоне крашенных голубой краской панелей.
В холодильнике пахло затхлостью. На полках нашлись пакетики с китайской лапшой по четыре рубля, дешёвые консервированные овощи, незаменимая кабачковая икра. Виталий постился и экономил одновременно. На таком рационе, поняла Ира, выздороветь невозможно. Хорошо, что она это предусмотрела!
Ира поставила на стол хозяйственную сумку и выгрузила из неё пакет молока, десяток яиц, баночку сметаны и ингредиенты для задуманного ею постного борща.
— Я не буду это есть в пост! — возмутился Виталий.
— Вы больны, вам надо нормально питаться! У вас ведь туберкулёз?
Ира прищурилась в ожидании ответа, как стрелок, высматривающий, попал ли он в цель. Виталий испуганно глянул на неё, понял, что разоблачён, и опустил голову.
— Чего вы стесняетесь? Я заразиться не боюсь.
— Я другого стесняюсь.
— Чего это?
— Сядьте хотя бы…
Ира села на табуретку у стола. Виталий сел напротив.
— Ну?
— А как вас зовут?
— Я не говорила? Ира меня зовут.
— Ирина… Чудесное имя! Решительное и мягкое, как вы. Правда, всё хотите знать?
— Конечно!
— Я в тюрьме сидел, — произнёс он с вызовом. — Испугались? Да, я — урка, самый настоящий. В тюрьме я заразился туберкулёзом, и там начал читать Библию.