Читаем без скачивания Белое золото, черная смерть - Честер Хаймз

— Не изменился! — подвел итог наблюдению лейтенант. — Нам вас не хватало, Джонс.

— Хорошего человека так легко не свалишь, — подал голос Гробовщик Эд Джонсон из глубины комнаты.

Могильщик вышел на дежурство впервые с тех пор, как его подстрелили ребята Венни Мейсона, слишком близко к сердцу принявшего потерю большой партии героина. Три месяца Могильщик провел в больнице, отчаянно сражаясь со смертью, а потом еще три месяца дома, окончательно приходя в себя. Если не считать шрамов от пуль, скрытых одеждой, и рубца с палец на затылке, где первая пуля опалила волосы, Могильщик выглядел, как и прежде. То же темно-коричневое бугристое лицо, те же тлеющие, как угли, красно-коричневые глаза, та же крупная нескладная фигура чернорабочего на литейном заводе, та же темная мятая шляпа, с которой он не расставался ни зимой, ни летом, тот же черный шерстяной костюм, под которым угадывались очертания длинноствольного с никелированной рукояткой, отделанной медью, револьвера 38-го калибра, изготовленного по особому заказу на основе револьвера 44-го калибра. Револьвер, как всегда, висел на кобуре слева под мышкой.

Насколько помнил лейтенант Андерсон, его асы-детективы, с их одинаковыми револьверами, способными и разить наповал, и разбивать непослушные головы, всегда выглядели как два фермера-свиновода, оказавшиеся в Большом Городе в выходной день.

— Надеюсь, это вас не очень озлобило? — поинтересовался лейтенант.

Обожженное кислотой лицо Гробовщика задергалось, места, где кожа была пересажена, пошли пятнами.

— Понятно, лейтенант, — буркнул он. — Хотите сказать: не озлобило, как меня, да? — Поиграв желваками, он добавил: — Лучше быть злым, чем мертвым.

Лейтенант покосился на него, но Гробовщик глядел прямо перед собой. Четыре года назад хулиган плеснул ему в лицо кислотой, после чего Гробовщик быстро заработал репутацию человека, охотно пускающего в ход револьвер.

— Можете не извиняться, — буркнул Могильщик. — Нам платят деньги за то, чтобы мы жили, а не умирали.

В зеленом свете лампы лицо лейтенанта сделалось лиловым.

— Черт! — воскликнул он. — Вы же понимаете — я на вашей стороне. Я знаю, что такое Гарлем. Я знаю, что такое ваш участок. Это и мой участок. Но комиссар считает, что вы отправили на тот свет слишком многих в этом районе… — Андерсон поднял вверх руку, чтобы его не перебивали. — Да, конечно, кругом бандиты и вы стреляли обороняясь. Но вас то и дело вызывают на ковер, а кроме того, на три месяца отстраняли от работы. Газеты и так уже попискивали насчет того, что полиция бесчинствует в Гарлеме, ну а теперь к ним присоединились и общественные организации.

— Это белые полицейские бесчинствуют, удаль показывают, — проскрежетал Гробовщик. — А мы с Могильщиком не изображаем из себя крутых ребят. Это нам ни к чему.

— Мы и так крутые, — пояснил Могильщик.

Лейтенант Андерсон стал двигать бумажки на своем столе и уставился на свои руки.

— Я-то понимаю, но они только и ждут зацепки, чтобы повесить на вас всех собак. Мне ли вам объяснять. Я только прошу быть поаккуратнее. Не надо зря рисковать. Не арестовывайте без улик, не применяйте силу, если того не требует самооборона, и, главное, стреляйте только в крайнем случае.

— А преступники пусть делают что хотят, — вставил Эд.

— Комиссар считает, что есть разные способы борьбы с преступностью, кроме применения силы, — сказал Андерсон, еще больше покраснев.

— Пусть тогда заглянет сюда и нам расскажет, — отозвался на это Эд.

На шее Могильщика набухли вены, он проскрипел:

— Здесь, в Гарлеме, среди цветных — самый высокий уровень преступности. И есть три выхода. Заставить преступников отвечать за свои фокусы — этого вы не хотите. Второе: платить людям как следует, чтобы они могли жить честно, — этого вы опять же не хотите. И тогда остается третье: махнуть на них рукой. Пусть пожирают друг друга.

Из дежурной части донесся взрыв брани, визги женщин, шарканье ног — только что приехала машина после облавы на публичный дом, где были в ходу и наркотики.

Из селектора на столе раздался голос:

— Лейтенант, пройдите в дежурную, у нас гости из Цирка Большой Лизы.

Лейтенант щелкнул переключателем и сказал:

— Буду через пару минут, а пока, Бога ради, успокойте их. — Затем он поглядел на своих детективов: — Ну и ну! Еще только десять вечера, но, судя по отчетам, с утра происходит черт-те что. — Он стал просматривать листки рапортов, зачитывая обвинения. — «Муж убил жену топором зато, что она сожгла его отбивную… Один мужчина застрелил другого, демонстрируя ему перестрелку, свидетелем которой стал… Один мужчина зарезал ножом другого, потому что тот пролил вино на его новый костюм… Мужчина застрелился в баре, играя в русскую рулетку… револьвер 32-го калибра. Женщина нанесла мужчине четырнадцать ножевых ранений в живот… причины неизвестны… Женщина обварила кипятком соседку за то, что та заговорила с ее мужем. Мужчина арестован за то, что угрожал взорвать станцию подземки: он вышел не на той станции и не мог получить назад свой жетон».

— И все цветные, — перебил его Гробовщик.

Андерсон пропустил это мимо ушей и продолжал:

— «Мужчина, увидев незнакомого человека в своем собственном костюме, перерезал ему горло бритвой… Мужчина в костюме индейца племени чероки раскроил белому бармену голову самодельным томагавком. Мужчина арестован на Седьмой авеню — охотился на кошек с собакой и дробовиком… Двадцать пять человек задержано при попытке выгнать белых из Гарлема».

— День независимости как-никак, — вставил Могильщик.

— День независимости, — повторил лейтенант Андерсон и тяжело вздохнул. Он оттолкнул от себя отчеты и отцепил бумажку, прикрепленную скрепкой к нижнему углу журнала. — Вот ваше задание на сегодня. От капитана.

Могильщик присел на стол и свесил голову, а Гробовщик по привычке остался у стены в глубине комнаты, где свет не падал на его лицо. Он так всегда делал, когда ждал непредвиденного.

— Вам велено охранять Дика О'Мэлли, — сообщил Андерсон.

Оба детектива вопросительно уставились на лейтенанта, но не перебивали, давая тому возможность самому докончить шутку.

— Десять месяцев назад он освободился из федеральной тюрьмы Атланты…

— Кто в Гарлеме не знает об этом? — сухо обронил Могильщик.

— Очень многие не знают, что бывший заключенный Дик О'Хара — это преподобный Дик О'Мэлли, лидер нового движения «Назад в Африку».

— Ближе к делу, шеф.

— Он попал в переплет. Синдикат проголосовал за его устранение, — сказал Андерсон так, словно делился секретной информацией.

— Ерунда! — отрезал Могильщик. — Если бы синдикат решил его убить, он бы сейчас уже тлел в могиле.

— Может быть.

— Что значит «может быть»?! В Гарлеме всегда есть с десяток подонков, готовых отправить на тот свет кого угодно за сотню долларов.

— О'Мэлли убить не просто, очень не просто.

— Просто убить любого, — возразил Гробовщик, — потому-то мы полицейские и ходим с оружием.

— Не понимаю, — сказал Могильщик, рассеянно похлопывая себя по правому бедру. — Эта крыса донесла на своих прежних хозяев, занимавшихся страховым рэкетом. Из-за него Большое жюри осудило тринадцать человек, в том числе одного из наших — лейтенанта Брендона из Бруклина.

— Черная овца! — неосторожно брякнул Андерсон.

— Это точно, — сухо отозвался Могильщик, вперив взор в Андерсона, от чего тот покраснел и промямлил:

— Я не в том смысле.

— Я понимаю, что вы не в том смысле, но вы не понимаете, в каком я смысле.

— Ну так что вы думаете?

— Я думаю — зачем он это сделал?

— За вознаграждение, — сказал Андерсон.

— Точно. В мире полно людей, готовых на все ради денег. Он решил, что ухватит полмиллиона — десять процентов от общей суммы, скрытой от налогов. Он рассказал, как они скрыли от правительства пять миллионов долларов. Семеро из тринадцати отправились за решетку, в их числе и сам стукач. Он так распелся, что рассказал и про себя: оказалось, он тоже не платил налогов. Поэтому и его посадили. Он отсидел тридцать один месяц, а теперь вот вышел. Уж не знаю, сколько сребреников ему отвалили.

— Около пятидесяти тысяч, — сказал Андерсон. — Причем он все их вложил в свое дело.

— Мы с Могильщиком неплохо распорядились бы пятьюдесятью тысячами, — подал голос Гробовщик из темноты. — Но мы служим в полиции, и нам эти проценты не светят — все отберут в какой-нибудь фонд.

— Об этом после, — сказал Андерсон. — Главное — не дать им его укокошить.

— Значит, синдикат решил разделаться с этим крысенком, — сказал Могильщик. — Они сказали: «О'Мэлли может сбежать, но спрятаться не сумеет». Но О'Мэлли не побежал, а если и спрятался, то за Библией. И он жив-здоров. Вот я и хотел бы знать, почему это он сделался такой важной птицей, что его должна защищать полиция, почему синдикат за десять месяцев так и не разобрался с ним.