Читаем без скачивания Стена - Кобо Абэ

Мои глаза, точно увиденное притянуло их к себе, замерли в неподвижности. Всю страницу целиком занимал пейзаж безжизненной пустынной равнины, тянущейся до горизонта между песчаными холмами. Холмы поросли редким кустарником, в небе — тяжелые многослойные тучи. Ни живой души. Ни зверей, ни птиц, даже вороны ни одной не видно. Сухая, похожая на тонкие металлические спицы трава, покрывающая равнину, такая короткая и редкая, что сквозь нее просвечивает земля. И там, откуда растет трава, песок, нанесенный ветром, образует мелкие складки.

Очарованный пейзажем, я непроизвольно вздохнул, глубоко и облегченно. По моей спине пробежала жалкая дрожь — странно, я ведь никогда в жизни не был в Испании и видеть этот пейзаж не мог, но, тем не менее, меня не оставляла мысль, что мне он почему-то очень знаком. Казалось, будто в самых дальних уголках памяти приоткрылось окошечко, через которое я и увидел эту картину.

В какой-то момент я и в самом деле оказался посреди этой дикой пустыни. На меня бешено мчались грозно клубящиеся тучи. Струящийся песок прямо на глазах засыпал ботинки. Слева от меня высился песчаный холм, у его подножия вился песчаный вихрь. Началось переселение изголодавшихся полевых мышей. Присев на корточки, я обследовал песок. Он сыпался у меня между пальцами, не оставляя никаких ощущений. На обращенную к небу ладонь упала капля. Это была моя слеза.

Поспешно вытерев глаза, я обнаружил себя на диване в приемной. Вздохнул и снова посмотрел на картину. Что произошло? Пейзаж исчез бесследно. Сверкала лишь белая блестящая бумага. Неужели я видел сон?

Нет, не может быть. На странице была напечатана только цифра двадцать три, а вся она осталась пустой — такой верстки журнала невозможно себе представить.

Это со мной, несомненно, что-то случилось. Напрягшись, я неотрывно смотрел на чистую страницу, пытаясь понять, что же все-таки со мной случилось.

В эту минуту дверь прямо передо мной бесшумно отворилась, и в ярком свете возникла крупная фигура доктора. Он был освещен сзади и поэтому выглядел черным силуэтом. Я поспешно отложил журнал, боясь, как бы он чего-нибудь не заметил. Во рту черного силуэта сверкнул золотой зуб.

— Уважаемый номер пятнадцатый, прошу вас.

Услыхав это, я непроизвольно усмехнулся. Впервые за весь сегодняшний день, с утра, когда я проснулся, и до настоящего момента, я испытал счастье. Номер пятнадцатый — действительно, можно ли вообразить менее нейтральное обращение, когда окликают человека. Как хорошо, если бы все люди повыбрасывали свои визитные карточки и называли друг друга по номерам.

Меня обеспокоило лишь то, что и в чистом, светлом кабинете фигура доктора выглядела темной тенью, но мне он все равно нравился, и это обстоятельство потому не казалось таким уж устрашающим.

— На что жалуетесь?

— В груди что-то странное...

— О-о. — Доктор глубокомысленно взялся рукой за подбородок и посмотрел в сторону. — В грудной клетке что-то странное. Так и запишите.

За одностворчатой ширмой угадывался человек с рыбьими глазами. Наверное, он заполняет карточку.

— И в связи с этим?

— И в связи с этим... — Я начал подробно рассказывать обо всем, что случилось со мной сегодня, но доктор недовольным тоном перебил меня:

— Вы так непоследовательно излагаете, что я ничего понять не могу. Лучше я буду задавать вопросы, а вы — по порядку отвечать на них. Итак. Жар?

— Нету.

— Хм. Жара как будто нет. Так и запишите. Кашель?

— Нету.

— Нету. Так и запишите. Головная боль?

— Нету.

— Нету. Так и запишите. Живот болит?

— Нет, не болит.

— Хм. Не болит. Не забудьте и это записать. Ну а как аппетит?

— Не особенно хороший.

— Не особенно хороший! Это очень важно. Записали? И это всё?

— Нет, честно говоря...

— Короче.

— Так вот, одним словом, в груди что-то странное.

— Удивительно. — Доктор склонил набок голову и глубоко задумался.

— Я бы хотел, чтобы вы меня осмотрели...

— Да, разумеется, так и сделаем. Другого способа нет.

Доктор, сидя на стуле, суетливо перебирая ногами и производя массу лишних телодвижений, вынул из кармана стетоскоп и, упершись указательным пальцем правой руки мне в грудь, стал водить им из стороны в сторону. Я поспешно стянул рубашку. Большим пальцем левой руки он прижал стетоскоп к моей груди. Между бровями доктора, сердито уставившегося на стетоскоп, пролегли резкие морщины. Они все больше углублялись. Глаза превратились в узкие щелочки, и он, поспешно отдернув руку со стетоскопом, откашлялся и заявил с раздражением:

— Никаких отклонений не обнаружено.

Рыбий Глаз спросил:

— Отклонений нет?

— Нет, никаких отклонений не обнаружено. Запишите именно так, как я сказал.

После этого доктор положил левую руку мне на грудь и стал выстукивать. Стукнув первый раз, он наклонил голову. Потом после каждого удара крутил головой из стороны в сторону. Кажется, он тоже удивлялся звуку, будто грудная клетка была пустой.

— Все же трудно утверждать, что никаких отклонений не обнаружено.

— Сэнсэй[4], может быть, измерим манометром давление в грудной клетке? — сказал Рыбий Глаз.

— Что такое? — вылупил глаза доктор, но тут же тихо ответил: — Вы правы, давайте попробуем.

Они вдвоем с трудом отыскали на полке запыленный манометр. Рыбий Глаз сдул с него пыль, отчего доктор закашлялся. На длинной резиновой трубке к манометру была присоединена чуть ли не десятисантиметровая игла для инъекций. Рыбий Глаз протер мне спиртом грудь. Колени у меня дрожали. Доктор с силой воткнул в грудь иглу.

Ртутный столбик резко пошел вниз.

— Сто тридцать, — объявил Рыбий Глаз, глядя на показания прибора.

— Ужасно, давление ниже атмосферного! — простонал доктор.

— Я с самого утра ощущаю, что в груди у меня пустота, — пояснил я.

— С самого утра, говорите? Почему же вы сразу не сказали об этом?

Доктор казался ужасно рассерженным. А я, также ужасно смущенный, не в силах был ничего ответить.

— Вы обязаны были с самого начала сказать мне об этом, — проворчал доктор и, надев на голову рефлектор, стал внимательно смотреть в мои глаза.

— О-о, — сказал он, продолжая осмотр теперь уже через увеличительное стекло. — В вашей грудной клетке действительно пустота. — И, не меняя позы, обратился к Рыбьему Глазу: — Образовалась пустота, огромная каверна... Нет, я ошибся. Виден какой-то пейзаж. Нечто, напоминающее обширную песчаную пустыню! Нет-нет, писать не нужно. Мы, врачи, не можем допустить существования фактов, противоречащих науке. Дурацкое положение. Пренебрегать духом реализма — значит нарушить общественный порядок. Это можете не записывать.

— Возможно, имеет смысл сделать рентгеноскопию?

— Блестящая идея. Пойдемте.

В рентгеновском кабинете горела красная лампа.

— Обнажите грудь, прижмитесь к стеклу и вдохните...

Щелкнул выключатель, лампа погасла, стало совершенно темно. Трансформатор застрекотал, как сверчок.

— Ой-ой... — раздался голос доктора.

— Ай-яй!.. — завопил Рыбий Глаз.

— Трудно утверждать, что никаких отклонений не обнаружено, — сказал доктор.

— Вы совершенно правы, — ответил Рыбий Глаз. — Этот пейзаж кажется мне знакомым...

— Мне тоже, — сказал доктор, понизив голос.

— О-о, вспомнил! — воскликнул Рыбий Глаз, ударив в ладоши. — Это пейзаж... да-да, я не ошибаюсь, из иллюстрированного журнала, который лежит в приемной.

— Это противоречит науке! Но каким же образом?..

— Я вот что думаю: поскольку из-за какой-то случайности давление в грудной клетке так резко упало, пейзаж оказался поглощенным — такого не могло произойти?

— Послушайте! — закричал доктор, хватая меня за руку. — У вас-то у самого есть по этому поводу какие-нибудь соображения?

Я понял, что попал в безвыходное положение, и, махнув на всё рукой, ответил:

— Очень виноват перед вами. Я как раз собирался просить у вас прощения. Все было именно так. Никакого злого умысла у меня не было, но пока я рассматривал пейзаж, он вдруг исчез. Значит, и в самом деле поглотил. Но непреднамеренно...

— Непреднамеренно... Хм, возможно. Хорошо еще, что дело ограничилось всего лишь фотографией, а вдруг таким же манером вы начнете поглощать все, что вам приглянется, — представляете, к каким это приведет серьезным неприятностям?

Доктор включил красную лампу, а Рыбий Глаз, кипя злобой, вплотную подступил ко мне. Но доктор, уже совсем другим тоном, стал нерешительно увещевать его:

— Оставьте, оставьте! Больного иногда приходится и укорять, ничего не поделаешь. Мы должны постараться, чтобы никто не пронюхал, что здесь произошло. Уважаемый номер пятнадцатый достоин сожаления, но, хочет он того или нет, чтобы и у нас не возникли неприятности, необходимо побыстрее избавиться от него.

Они вдвоем подскочили ко мне, крепко взяли под руки, подтащили к окну и с силой толкнули в спину. Я полетел головой вниз на бетонированную дорожку — от боли и ослепительного света по щекам потекли слезы. Рыбий Глаз выкинул мой пиджак и с треском захлопнул окно. Я стряхнул с пиджака пыль и поднялся на ноги; ощущение пустоты еще усилилось, тоска превратила окружающий меня пейзаж в блеклый и невыразительный.