Читаем без скачивания Так начинала рыться яма - Евгений Голубев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Снова переезжают. На этот раз – в другой город. Вся идея с продажей квартиры заключалась в смене обстановки, но лучше не становится. Теперь Она бежит от родственников, что тоже «грязные» по Её мнению. Прежде Она хотела лечь в диспансер на месяц, ещё год назад, но бабушка предостерегала о том, что там Её будут намеренно колоть, чтобы по итогу закрыть надолго. Он тоже был против.
Вдоль улицы идёт старик в белой кепке. Его сигарета на исходе. Остановится возле Него и откинет пепел мизинцем.
– Переезжаете?
Он кивает. Затянувшись, старик добавит со смехом, чуть приглушив голос: «А может, продадим одну?» – и кивнёт на сумки.
– Нет, не стоит, – Он напряжённо улыбается. Старик продолжает курить и немного отходит.
Она появляется из-за угла дома с последней сумкой и спешно направляется к ним. Оставив ту сверху остальных, достаёт из неё влажные салфетки и принимается по обыкновению тщательно вытирать руки, на несколько раз, выкидывая один белый комочек за другим в урну рядом. А когда закончит – закурит. У них со стариком завяжется та беседа, где спрашивают, куда и почему. Слушать Он не хочет, и оглядывается по сторонам. Они уже вдвоём, и вот подъезжает грузовая машина с зелёным кузовом. Вышедшие мужчины поздороваются с Ней, откроют заднюю дверь и примутся работать. Она заплатит им, и двое уедут на склад. Вещи можно будет забрать позже.
С момента последнего переезда Болезнь лишь прогрессирует. Теперь Она использует целлофановые мешки. Всегда и везде (кроме улицы). Она одевает их на руки, предварительно завязав края в узел, чтобы не спадали, и вдув немного воздуха, чтобы легче одевались. Ни одна стирка или готовка не обходится без этого. Её руки выглядят ужасно: бесконечное мытьё. Так было и раньше. Но мешки не отменяют мытья рук, нет.
Он стоит в сотне метров напротив подъезда, из которого ещё недавно выходил в школу. Начинает вечереть, солнце рыжим карликом опускается, зажигая о себя небо.
Она бегом направляется к Нему с ещё одной сумкой – совсем маленькой и полупустой.
– Сдала! Быстрее, пока хозяин ничего не увидел! – и подзовёт Его за собой, переходя на быстрый шаг. Что он должен увидеть? Идеальную чистоту? Или Его плюшевого медведя, которого Она оставила из-за того, что это «всего лишь сборщик пыли»? Медведь был голубой шерсти полметра в высоту. Это награда за первое место в городском олимпиаде по математике, а Она его не взяла.
Мимо мелькают знакомые улицы и места, и о каждом у Него есть своя история. Вот мощёная плиткой площадь, а за ней Дом Молодёжи, в котором Он три месяца занимался дзюдо, и никаких успехов. Это была бесплатная секция, но Он ушёл, как только Они переехали от бабушки. А дальше идёт рынок, где Он бывал и с Ней, и с дедом, и с бабушкой. Прямо, через дорогу налево и немного вперёд – автовокзал: маленькое зданьице и большой навес у места, куда подъезжают автобусы.
Уже в послеполуденный час Он смотрит сквозь мутноватое окно микроавтобуса и пытается подчеркнуть значимость момента, а получаются глупости: «Да… Уезжаем из обычного провинциального городка в большой!». Приехав, сядут на трамвай, и доберутся до места. Он поймёт это, когда Она остановится на тротуаре против торца пятиэтажного дома, достанет телефон и примется звонить. Хозяину? Ах, нет, хозяйке. Та обещает скоро подойти. Почти стемнело, давно зажглись фонари. Он с интересом рассматривает домофон: до этого видел такой только в доме своего деда. Двор тоже удивляет: посреди него стоит детский сад. Через время и хозяйка подойдёт. С ней, кажется, была нотариус, а может та подойдёт позже, если вообще подойдёт. Поднимутся на пятый этаж, провернут ключ дважды. Две комнаты, кухня, новый балкон в пластике, ванная; и всё меблировано под завязку! Один телевизор висит над входом в кухню, второй стоит на тумбе в зале. Вдоль зала располагаются угловой диван, а напротив – мягкое кресло, справа от которого стол. Это то, что сразу бросается в глаза. Она с хозяйкой заключат договор аренды на кухне, нотариус заберёт бумаги. Он так и не увидит её отчётливо. Оставшись вдвоём, Она повторит всё в точности: разденется до белья, долго будет мыть руки (уже больше часа), пока Он осторожно присаживается на подлокотник кресла и расслабленно выдыхает. Закончив, Она включит телевизор и пойдёт застилать кровать в спальне. Этот час Он вынужден стоять и, засыпая, не может не ныть о том, как Ему надоело. Она психует и велит молча ждать.
Она всё же закончила, и Он начинает раздеваться. В ванной увидит туалет, раковину, стиральную машину, водонагреватель и ванну. Ещё полтора часа. Упадёт на двуспальную кровать. Широкое окно в ногах одарит видом ночного города, а шкаф у стены будет привлекать внимание зияющей чёрной щелью неплотно закрытой дверцы.
5
На завтрак – лапша быстрого приготовления, на обед и ужин – тоже. По переезду Она перестанет готовить. То ли будет лень помыть кухню для себя, то ли просто не захочет, то ли становится хуже. Он уже скучает по еде, которую Они ели, проживая в своей квартире. Это были каши, сколько Он себя помнит. Гречка, рис, гречка с рисом и ничего больше. Перловую не любит Она из-за её слизистости, пшённую – Он. Мясо было не по карману, кажется, а на супы не хватало времени. Гораздо важнее казалось вести непрекращающуюся стирку и мытьё всего на свете. Она не работала. Ни дня при Нём. Жили на пособие по утере кормильца и помощь деда. Отец уехал на заработки, но запил, промотался и покончил с собой. Так Она рассказывала, но Он не верит. Она никогда не любила отца. И Он тоже, но только
