Читаем без скачивания Быть рядом - Алесь Куламеса

Я попытался отвести взгляд, но глаза шефа не отпускали:

— Говори, — повторил он. — Говори!

Неожиданно я осознал, что внутри меня бурлит и вскипает целое море слов и эмоций, которое сдерживает только хлипкая дамба страха непонимания.

Я сжался, пытаясь удержать это море в себе, но глаза шефа тянул в глубину. В оазис. И дамба рухнула.

— Игорь Олегович, я больше не могу! Одно и тоже каждый день — грязь, кровь, слёзы. А зачем, зачем это всё? Кому, чёрт возьми, это помогает? Что им станется от моей жалости, что они с ней делать будут? Умершие не воскреснут, заболевшие не поправятся, беда не уйдёт. Это бессмысленно, понимаете?! Это абсолютно бесполезно. Им же, бедолагам этим, нужна реальная помощь. Лекарства там, деньги, я даже не знаю что ещё. Но не жалость! Что они с ней могут сделать? На полочку поставить? Любоваться по вечерам и стирать пыль? Что проку от нашей работы, если у человека ничего не меняется?! Я несколько дней назад мальчишке помог — он упал на остановке и расквасил нос. Вот как есть — помог. Без кристалла этого дурацкого, без компьютера. Подошёл, блин, и помог. Делом! Простым осязаемым делом. Вот чем мы должны заниматься, понимаете? Оказывать реальную помощь. Конкретную. А от соплей наших меня уже блевать тянет.

Я вскочил и зашагал по кухне, рубя воздух ладонью:

— Вся наша работа — это миф! Иллюзия дела. Красивая картинка, которая позволяет вам, а мне позволяла раньше, прикидываться, что вы занимаетесь чем-то полезным. Чёрта с два! Ни хрена полезного в нашей работе нет. Ничегошеньки! Ни вот такой вот малюсенькой капельки пользы. Мы врём. Себе, им — всем! Наша Контора — такое пристанище для последних романтиков, которые себя в жизни не смогли найти и поэтому теперь занимаются всякой ерундой. Нет, хватит! Я уволился и не жалею об этом.

Я ещё что-то говорил, а Белых молчал, опёршись подбородком на сцепленные пальцы рук.

— Скажи, Вася, а ты в Бога веришь? — неожиданно спросил он.

— Чего?

— В Бога, говорю, веришь?

— Ну, это… меня крестили в детстве. В православие. А, собственно,…

— Я не о том, — перебил меня Игорь Олегович. — Половина Москвы — крещёные. А в церковь постоянно ходит полтора человека. Я спрашиваю именно про веру — ты в Бога веришь?

— Ну не знаю. Наверное, есть там что-то, что управляет нами.

— Так «наверное» или действительно — есть?

— Да не знаю я! Есть, нету — какая разница!.

— То-то и оно, — кивнул Игорь Олегович, — не чувствуешь.

Он потёр переносицу и продолжил:

— Знаешь, у меня есть друзья — они староверы. Так вот — они никогда не бывают одиноки. Я хочу сказать, что даже когда они одни — он или она, или их дети — они всё равно не одиноки. Понимаешь?

— Нет. А к чему вообще вы об этом говорите?

Игорь Олегович подошёл к окну и с минуту, хмуря брови, смотрел на поток машин. Не знаю почему, но я не мог поторопить его с ответом. Это было как-то неуместно.

— Не знаю, помнишь ты или нет, — наконец ответил шеф, — но у Высоцкого была в одной из песен такая строчка «Купола на Руси кроют золотом…». Знаешь, как он это объяснил?

Я мотнул головой.

Шеф понимающе кивнул:

— Строчка продолжается так: «Чтобы чаще Господь замечал». Вот — чтобы замечал чаще.

Игорь Олегович снова умолк. Потом повернулся ко мне и сказал:

— Иногда мне кажется, что Он перестал замечать очень многих. Или, если по-другому, это они перестали замечать Его. Ты не замечал — наши клиенты ведь все очень одинокие люди? Вспомни. Все, с кем ты работал, одиноки. В тот конкретный момент или вообще по жизни — не важно. Важно, что им не с кем было разделить свою боль. Думаю, ты знаешь как это — когда даже пожаловаться некому…

Игорь Олегович подошёл к столу, отпил кофе и сказал, держа чашку обеими руками:

— А мои друзья не бывают одиноки. В смысле, что даже если они — он, она или кто-то из их детей — остаются одни, они не бывают одиноки. Понимаешь? Одни — но не одиноки. Потому что они всегда чувствуют рядом с собой Бога. Всегда чувствуют Его поддержку, его жалость, его любовь.

Шеф снова посмотрел в окно, проводил взглядом какую-то машину и продолжил.

— А другие — те, которые не верят, — лишены всего этого. Вот и приходиться нам с тобой брать на себя Его функции. Именно поэтому им нужны мы. Не знаю почему, но так уж получилось, что мы единственные, кто может быть рядом с ними в самые тяжёлые моменты их жизни.

Он замолчал и допил кофе. Поставил её на стол и нажал кнопку на электрочайнике. Потом насыпал себе из банки пару ложек кофе и кинул несколько кусков рафинада.

Я молчал. Не то, чтобы нечего было сказать, но я чувствовал, что сейчас не мой черёд говорить. Потому что Игорь Олегович ещё не закончил.

И правда — налив себе воды из закипевшего чайника, шеф снова заговорил:

— Вот ты, Вася, говоришь, что мы, на самом деле, ничем им не помогаем. Мне это знакомо. В Конторе абсолютно каждый задавался вопросом: «А какая от нашей работы польза?». Потому что очень сложно работать, не видя результата. Строитель видит дом, построенный его руками, рабочий на заводе выпускает с конвейера новенькую машину, художник может любоваться своей картиной. Даже учитель, чья профессия уж на что не предполагает результата, и тот может через пару десятков лет гордиться своими учениками. А мы не можем. Это — специфика нашей работы. Потому-то и возникает такое страстно желание помочь им «как-то по-настоящему», как говорил Балашевич. Но как им поможешь? Ведь невозможно всем дать всё. Потому что всех много, а всего — мало. Мы не можем решать за них их проблемы. Иначе они все, понимаешь, все до единого, окажутся на нашей шее и нам, всей Конторе, придётся жить за них.

— Но…, — я даже не знал, что сейчас скажу — просто очень хотелось возразить. Хоть что-нибудь, лишь бы не смолчать.

Игорь Олегович остановил меня жестом:

— Погоди, я ещё не всё сказал. Мы не можем помочь им делом, потому что свои проблемы они должны решать сами. А мы просто находимся рядом, чтобы они не чувствовали себя одинокими.

— И что? — всё-таки возразил я, — от этого что-то меняется?

Шеф подошёл к холодильнику, подвигал магниты, помолчал и сказал:

— Балашевич как-то, перед самой смертью, тоже меня об этом спросил. Я тогда не смог ответить. А теперь — могу.

Он вздохнул и начал:

— Представь себя на месте любого из наших клиентов. Тебе сложно, больно и плохо. Все тебя бросили, ушли куда-то. Где тебе черпать силы, чтобы справиться с ситуацией? Где найти поддержку? Где получить хоть немного веры в тебя? И если в этот момент мы принимаем этого человека как клиента, он вдруг чувствует, что он не один, что рядом с ним кто-то есть. И этот кто-то верит в него, поддерживает. Даже не словом, а просто — присутствием.

Игорь Олегович взял дипломат и достал оттуда несколько листов.

— Смотри, — протянул он их, — это результат итогов деятельности нашей службы за пять лет с момента начала эксперимента. Особое внимание обрати на график номер три. Это на следующей странице.

Я посмотрел. Кривая графика плавно росла до года, когда мы заработали. Потом — резкое падение. Надпись под графиком гласила «Количество самоубийств по Москве и обрасти».

— Да, именно так, — подтвердил мою догадку Белых. — За пять лет количество самоубийств в Москве и области снизилось наполовину. Можешь себе представить? Это ведь не просто цифры — это люди, это спасённые жизни. И многих спас — ты. Это достаточный ответ?

Я медленно кивнул — ответ действительно был исчерпывающий.

— Вот и хорошо, — Игорь Олегович поднялся с табуретки и достал из внутреннего кармана пиджака конверт. — Это банковская карта. Там сейчас лежит девяносто тысяч рублей. С этого месяца мы поднимаем зарплаты.

— Откуда деньги?

— В фонд сейчас собирают много средств. Вдобавок, мы удачно вложились в акции и наши резервы сильно выросли. Кроме того, эксперимент идёт удачно — ты сам видел — и теперь наверху решили, что уже можно отказаться от зарплаты наличными, поэтому мы переходим на карточки. Ты, кстати, получил первый. Остальным выдадут только через две недели. Но я не закончил — разреши, я договорю?

— Да, конечно.

— Так вот, это твоё жалование за месяц. Независимо от того, останешься ты у нас или нет, тебе каждый месяц в течение полугода будет начисляться эта сумма.

Шеф поднял дипломат и пошёл к двери квартиры.

— Мой тебе совет, Вася — сказал он, уже держась за ручку, — съезди, наконец, куда-нибудь в отпуск.

Вдохнув в последний раз утренний воздух, наполненный весело пляшущим тополиным пухом, я нырнул в метро. До работы езды всего двадцать пять минут, поэтому можно не торопиться — я успеваю.

В самом низу лестницы меня настигла смс-ка. От Насти.

«Я тебя люблю. Ты мой самый главный мужчина в жизни».