Читаем без скачивания Римская сага. Том V. За великой стеной - Игорь Евтишенков

– Конечно… Но… они все в яме. Мы не пили несколько дней. Руки связаны. Надо быстрее их развязать. Руки отойдут… и завтра они смогут рисовать.

– Хорошо. Пусть их развяжут и дадут воды!

– Благодарю тебя, генерал! – выдавил из себя Лаций, помня частые рассказы Чоу про тщеславие ханьских чиновников. Он поймал себя на мысли, что не чувствует унижения. Неужели он перестал быть римлянином, как обещала ему гадалка в Сирии? Наверное, да. Собравшись с силами, он добавил: – Генерал, ты храбрый и умный воин. Но ещё ты благородный и мудрый человек. Это большая редкость.

Ответа не последовало. Прозвучали несколько коротких приказов, его вывели на ступени, и дали чашку с горячим варевом. С трудом держа её дрожащими руками, Лаций припал губами к обжигающей жидкости. Это был мясной бульон! Когда он допил его и поднял глаза вверх, перед ним стояла Чоу Ли.

– Благодарю тебя, – искренне произнёс он.

– За что? – удивлённо спросила она.

– За то, что не связали ноги, – Лаций кивнул на верёвки, которые ещё болтались на руках. – Только руки.

– Ты, что, думаешь, что я кого-то просила не связывать тебе ноги? – рассмеялась она. – Я даже не знала, жив ты или нет.

– Жаль. Я думал, это в знак благодарности за то, что я развязал тебя там…

– Нет, наверное, у воинов просто не хватило на тебя кожаных ремней. Говорят, они бросили тебя у стены. Но я не об этом. Генерал Тан приказал тебе собрать все щиты, нагрудники и шлемы, в которых вы сражались. Тебе дадут десять человек. Надо сделать всё завтра рано утром. Снимайте даже с мёртвых. Потом надо будет сделать их, как новые, чтобы удивить императора и его жену.

– А что с моими людьми? Когда их освободят?

– Их уже развязали. Не волнуйся. Главное, чтобы они действительно умели рисовать.

– Подожди, – попросил он, увидев, что она развернулась, чтобы уйти. – А что с теми, кто сдался? Они живы?

– Хунну – нет, римляне – да. Носят трупы в город.

– Значит, живы, – выдохнул Лаций, и в глазах снова всё поплыло. Он не помнил, где и как провёл ночь, скрипя зубами и постанывая от боли. Сон был безмолвным и тяжёлым. Боги молчали. И только чёрный медальон на тонком кожаном ремешке изредка постукивал по полу, когда его хозяин переворачивался с боку на бок.

Глава 2

На следующий день нарисовать картину не получилось. Ещё день руки ничего не могли держать. Тиберий и Лукро были одними из тех, кто мог хорошо рисовать.

– Ну, что, пришёл в себя? – спросил Лаций Тиберия, который после первой плошки горячего бульона ошалело чесался и дёргал плечами. Жизнь возвращалась в его сильное тело, и взгляд уже стал более осмысленным и цепким. – В яме не умер, так что здесь теперь тоже не умрёшь. Надо нарисовать битву ханьскому генералу. За это он нас выпустил. Сможете?

– Если вши совсем не сгрызут, то сможем, – с остервенением расчёсывая голову, бросил Тиберий. – Только руки, вот, отойдут.

– Я бы ему и ногой нарисовал, если бы ещё мяса дал, – мечтательно протянул Лукро, облизывая свою пустую чашку. Лаций только усмехнулся. Он сам ещё еле стоял на ногах, и его тоже мучили вши. Он повернулся, чтобы пойти за ветками для костра и корзин, когда Тиберий со вздохом добавил:

– Прости, слышишь? Фурии попутали… Не хотел я там… это говорить. Ладно?

– Понимаю, – скривился Лаций от укуса очередной вши. – Ты ещё говорить там мог. Я вообще языком не шевелил. Ох! – он стукнул себя по затылку и дёрнул головой. – Сволочь такая! Ладно, не могу уже стоять. Надо одежду в костёр быстрее засунуть… и побриться.

– Мы веток притащим, а ты пойди нож тогда найди, – предложил Лукро. – Нам никто не даст. Только тебе.

Через два дня они изобразили на одном камне у реки лошадей и людей, на другом – крепость и башни, но всё это было сделано пока только головешками из костра. Чень Тану рисунки понравились, но он хотел, чтобы у него был такой рисунок с собой. Однако ни шкуры, ни ткани подходящего размера и выделки в городе уже не было. Тогда он приказал Тиберию нарисовать то же самое в его дневнике, который вёл с самого начала похода. Огромные руки римлянина, казалось, не могли совладать с тонкой палочкой, однако, сделав несколько неуверенных движений на доске, он смог понять, как делать толстые и тонкие линии, и вскоре в дневнике Тана появился первый набросок сражения на реке Талас. Молодой генерал был очень доволен. Он даже не стал любоваться пламенем над городскими стенами, которое быстро пожирало сухое дерево и собранные на городской площади трупы. На этом особенно настоял странный проводник Годзю, который очень боялся чёрной болезни, с которой они несколько раз столкнулись во время пути сюда. Когда первые воины с факелами стали обходить разложенную под стенами и домами сухую траву, он бросил в огонь большой лёгкий мешок, который до этого прятал в яме у реки. В нём, тщательно завязанные в несколько небольших узелков, лежали останки хорька, который умер от этой страшной болезни. Если бы осада крепости затянулась, Годзю собирался перекинуть его через стену. Так что защитники всё равно были обречены. Но тогда Чэнь Тан не получил бы голову Чжи Чжи и ханьцам пришлось бы отойти от стен при первых же признаках болезни в городе. А потом сжечь его, как сейчас.

Пока Тиберий рисовал лошадей на камне, римляне выполняли приказ Тана – собирали под присмотром насупленных пехотинцев своё снаряжение и оружие. Им удалось найти шлем Лация с гребнем, брошенное древко с деревянным орлом, много мечей и щитов. Но одежды и плащей нигде не было. Тогда они решили сделать их из тех тканей, которые ханьцы вывезли со склада Чжи Чжи. Там было много шёлка. Для осуществления своего плана молодой генерал разрешил использовать всё, что надо. Так у Лация появился красный плащ. Он был намного ярче и лучше предыдущего. В итоге, к концу недели были готовы почти сто щитов, копий, накидок, туник, сандалий, шлемов и нагрудных накладок. Удалось найти даже несколько кольчуг.

На одной из стоянок Лукро узнал, что среди взятых в плен женщин хунну видели Саэт. Она оказалась живой. Радости Зенона и Марка не было предела. Они не могли увидеть её, так как женщин увели раньше, но надеялись, что смогут встретиться с матерью во время ночных остановок. К сожалению, ханьцы разделились на два отряда и не давали женщинам видеться с остальными пленными. Говорили, что они все будут проданы в рабство сразу же, как только они окажутся за великой стеной на территории империи. Но всё оказалось не так просто.

Когда они вернулись в провинцию губернатора Сяо, картины с изображением битвы на реке Талас были готовы. Их оставалось соединить между собой и прикрепить к стене. Вместе с ними было подготовлено и всё снаряжение для римлян. Но как это отправить в столицу, Чэнь Тан не знал. Он попал в трудную ситуацию. Ехать самому было опасно. Отправлять старого губернатора Сяо – глупо. Чоу Ли предложила ему другой план: она поедет в столицу к сестре вместе с гонцами Чэнь Тана, которые передадут императору голову Чжи Чжи. Выхода не было, и он попросил её напомнить сестре о письме императрицы. Он хотел получить его в свои руки как можно раньше.

В большом доме губернатора Сяо римлян держали в тех больших сараях, где они жили несколько лет назад, когда приезжали сюда вместе с сыном Чжи Чжи. Однажды Лаций увидел Годзю, который жил на окраине города и приехал узнать о новостях из столицы.

– Хэрэв та ромын амид уу? – с удивлением спросил старый проводник, увидев Лация сидящим у дверей на большом бревне. Заметив, что у того к щиколоткам прикованы два кольца и железный шар, Годзю подошёл ближе.

– Да, жив. Боги зачем-то оставили меня живым, – ответил Лаций. Ему самому было странно, что он до сих пор не умер. – Ты спасал меня столько раз в степи, и вот…

– Это всё твой чёрный круг, – Годзю показал на висевший поверх накидки амулет.

– Может быть, – безразлично пожал плечами он. – Ты теперь с ними? Почему они верят тебе? Ты же был у Чжи Чжи.

– Он убил моего сына.

– Да, ты говорил тогда. В Кангюе.

– Я боялся этого. Я знал, что такое может быть. И отправил второго сына в Чанъань.

– Теперь всё понятно, – протянул Лаций. – Твой сын помог тебе.

– Нет. Он даже не знает, что я здесь. Пока не знает. Он служит у губернатора центральной провинции. Наверное, он уже никогда не вернётся в степь. У него здесь другая жизнь…

Лаций понимал старика, который уже был таким старым, что морщины на его лице превратились в глубокие борозды, а в бороде совсем не было чёрных волос. Жизнь заканчивалась, и ему хотелось уважения и почёта. Они сидели друг напротив друга и разговаривали о прошлом. Рассказав Годзю о том, что их вместе с картинами будут показывать императору, Лаций услышал в ответ, что император не любит ни войну, ни двор, ни жену. Больше всего он любит своих наложниц, и две их них уже родили ему детей. Император мудрый и умный человек. Но его жена сильнее… Старик ещё долго рассказывал ему про нравы и обычаи империи Хань, презрительно отзываясь об их армии и военачальниках, которые больше думали о деньгах и доходах своих семей, чем службе. За один вечер Лаций услышал столько, сколько не смог бы, наверное, узнать, прожив здесь даже половину своей жизни. Но многое было ему понятно и так: жизнь римской аристократии не сильно отличалась от жизни губернаторов в провинциях, не говоря уже о столице империи.