Читаем без скачивания Тришестое. Василиса Царевна - Леонид Резников

Если со вторым проблем никаких не возникало, то с «вовремя»… Единственные часы имелись лишь на царском дворе, да и те песочные и в ведомстве Козьмы, брата Ивана Царевича. И еще неизвестно, какой из двух случаев злее: что песочные или что под началом вечно не просыхающего брательника: то перевернуть вовремя забудет, то привалится к ним, и от храпа богатырского немудреная техника сбоить начинает, а то и вовсе боком их поставит и уляжется на них. Так что с точным  временем в Тришестом, как вы понимаете, туго приходилось. Но Иван Царевич не унывал. Как распогодится, так палочку воткнет в приметном месте – вот тебе и часы! Точнее не придумаешь. А коль непогода случится, тут уж и не попишешь ничего, на себя приходится полагаться.

Сегодня погода выдалась преотличная. Ни облачка на небе, ни дуновения ветерка. Птички поют, цикады звенят, полевые цветы вовсю благоухают – тишь, да гладь, да Божья благодать! Вот и время обеда подоспело – это Иван Царевич еще с колокольни по палочке заприметил, да только этот дурень, Федька, не вовремя со своими глупостями привязался, будь он неладен.

Отошел Иван Царевич подале, уселся под дуб столетний, устроил на коленках заветный узелок, развязал и облизнулся: сало, нарезанное тонкими ломтиками, ароматный кусок краюхи и молодой зеленый лучок. Эх, похрустим, пошамкаем!..

Иван Царевич отломил кусок хлеба, пришлепнул к нему шмат сала, в другую руку взял лук, словно скипетр царский, и только вознамерился вкусить от щедрот, как заприметил совсем рядом чужое присутствие. То ли дышит кто, то ли шуршит – не поймешь сразу. Только бы не проклятый звонарь сызнова, чтоб у него на лбу – и не только! – чирь вскочил… Впрочем, Федьке сейчас явно было не до Ивана Царевича, да и по запаху его без проблем за версту определить можно.

– Не, не он это, – подумал вслух Иван Царевич и вновь открыл рот, поднося к нему бефф-брод, как он именовал сие творение на модный заграничный манер.

Шорох повторился. Оборачиваться и заглядывать за широкий, в три обхвата, ствол дуба вовсе не хотелось. Вот же невезуха, и кого только принесло на его голову! Только бы не…

– Дядя Иван!

– Они, – обреченно выдохнул Иван и в расстроенных чувствах опустил руку.

– Дядя Иван, дядя Иван! – Из-за дуба высыпала ребятня и облепила Ивана Царевича кружком. – Расскажи сказку.

– Нет! – рявкнул Иван Царевич. Сердиться по-настоящему он не умел, и дети, разумеется, не поверили, потому как знали младшего царевича словно облупленного.

– Ну расскажи! – затянула кроха в коротком, видавшем виды  сарафанчике и платочке в горошек.

– Оставите вы меня в покое или нет? – захныкал Иван Царевич, жалостливо глядя на хлеб с салом.

– Расскажи! – топнул ногой старший брат крохи в холщовых, оборванных у самых колен штанах и драной, замызганной рубашонке.

– Да, да! Расскажи, – загомонили остальные, и, не дожидаясь согласия, расселись на травке, обхватили коленки руками и вперил любопытные глазки в Ивана Царевича.

– Что с вами поделаешь, – тяжко вздохнул царевич, отложил снедь в сторонку и задумался. – Про что же вам рассказать?

– Про курочку Рябу! – выпалила кроха.

– Да, да! Про курочку, про Рябу, – загомонили остальные, а брат крохи, самый старший из детей, только наморщил веснушчатый нос.

– Да сто раз уж сказывали. Другую давайте.

– Нет, Рябу, Рябу хотим! – не согласились остальные ребята, и мальчишка только грязный нос с досады утер.

– Ну, Рябу так Рябу, – сдался Иван Царевич и призадумался. – Только то будет другая сказка.

– Да ну? – недоверчиво уставился на него мальчишка, а остальные только рты пораскрывали.

– Вот тебе и «ну», – передразнил Иван нахального мальчишку. – Значит, дело было так: жила-была курочка Ряба, а при ней жили дед с бабой. Жили не тужили…

– Я же говорил, та же самая, – отмахнулся мальчишка.

– Не нравится, не ешь, – бросил Иван Царевич и облизнулся на сало. – То есть не слушай.

– А что мне еще остается? – буркнул вредина, надувая щеки.

– Значит, жили старики – не тужили. Вдосталь у них всего было: и хлеба, и лука, и сала… – мечтательно вздохнул Иван Царевич и прикрыл обед краешком платка от соблазна и назойливых мух. – Но хотелось им отведать яичка, я курочка будто назло никак не хотела нестись. И упрашивали ее старики, и уговаривали…

– И снесла она им золотое яйцо, – грубо оборвал мальчишка. – Размером с тыкву!

Иван Царевич замолк и недобро зыркнул на него.

Мальчишка притих.

– …но никак не неслась курочка, – продолжил Иван Царевич свой сказ. – Все тужилась, тужилась и вдруг…

– Ба-бах! Яйцо выпало – и всмятку! А от Рябы одни перья остались, – закончил мальчишка и поднялся с травы. – Пошли домой, – потянул он за рукав сестру.

– Не пойду! – уперлась кроха, выдрав из чумазых пальцев рукав и поправив его. – Ты мешаешь дяде Ивану сказывать.

– Ну и… черт с вами!

Мальчишка отошел подальше, встал спиной к Ивану Царевичу и уставился вдаль.

– Мы слушаем, дядя Иван, – кивнула кроха. – Продолжайте.

– Так вот, – продолжил Иван Царевич, пожевав губами и косясь на мальчишку, – тужилась она, тужилась и вдруг – яйцо!

– Я же говорил, – презрительно хмыкнул мальчишка, не оборачиваясь, и сцепил руки за спиной. – Золотое.

– Серебряное! – повысил голос Иван Царевич.

– Ух ты, – обрадовались дети, – и вправду новая сказка.

– Фи! – сказал мальчишка, но при этом выставил правое ухо.

– Обрадовались дед с бабкой: наконец-то яичницу отведают.

– И правильно, – поддакнула кроха, – на что это серебро?

– Вот дуреха! – хохотнул мальчишка. – Да на него можно тыщу яиц накупить, или даже мильён.

– Не мешай! – одернула его сестра.

– Обрадовались, значит, схватили яичко, положили на тарелку и давай его колотить чем ни попадя. Дед кулаком бил-бил, всю руку себе отбил. Бабка скалкой била-била да только обломала всю. Пришла внучка и давай яйцо мисками да горшками колотить – всю посуду поуродовала-помяла, а яйцо целехонько. Позвали кошку. У кошки, как известно, острые и крепкие зубки. Грызла она то яйцо, грызла, да только зубки пообломала. Притомились они, расселись на лавке, смотрят на злополучное яйцо и не знают, что с ним делать. И тут прибежала мышка, хвостиком махнула и – хрясь! – хрустнул хвостик. Огляделись тогда все они по сторонам: в доме бардак – не приведи господь. Все разгромлено, целого осталось – кот наплакал, и разревелись они. Плачет бабка, плачет дед, нянча отбитый кулак, плачет кошка – куда ей теперь без зубов-то, – плачет внучка, не в чем кашу боле варить да тесто месить.

– А мышка? – всхлипнула кроха. – Мышка что?

– Мышка тоже плачет, хвостик веточками обложила, тряпочкой замотала и плачет