Читаем без скачивания Игольное ушко - Кен Фоллетт

И все же дело было не из приятных. Он распахнул на ней халат и приподнял сорочку. Миссис Гарден носила панталоны. Фабер порвал их так, чтобы были видны волосы на лобке. Бедная женщина только лишь хотела соблазнить его. Однако, так или иначе, она заметила бы передатчик, а благодаря пропаганде англичане видели шпионов во всех – глупо, но это факт. Если бы Абвер действительно имел столько агентов, как писали газеты, Англия давно потерпела бы поражение.

Он отошел и посмотрел на нее сбоку. Что-то было не так. Фабер попытался представить себя сексуальным маньяком. «Допустим, я страстно хочу такую женщину, как Юна Гарден, и убил ее, чтобы овладеть ею. Что я сделаю? Конечно, прежде всего обнажу ей грудь».

Фабер нагнулся над телом, ухватился за ворот сорочки, рванул вниз – большие соблазнительные груди миссис Гарден открылись во всей своей красоте.

Вскоре полиция установит, что она не была изнасилована, но, по мнению Фабера, это не имело значения. Криминалистику он проходил в Гейдельберге и знал, что нападения на сексуальной почве не обязательно заканчиваются половым актом. Вот этого он делать не станет, даже ради Великой Германии. Он не из СС. Там некоторые выстраиваются в очередь насиловать убитых женщин… Он выбросил эту мысль из головы.

Фабер еще раз вымыл руки и оделся. Уже почти двенадцать ночи. Надо бы еще час подождать – будет безопаснее уходить.

Он сел и стал думать: в чем его ошибка?

Несомненно, он допустил оплошность, и поэтому Юна Гарден чуть не засекла его. Ему следовало поставить задвижку на дверь. Лучше пусть думают, что стеснительность – его болезнь, чем полуголые хозяйки будут проникать в комнату, отпирая дверь запасным ключом.

Но это еще не все. Главная ошибка в том, что он слишком хорош для холостяка. Он думал об этом только с раздражением, без тщеславия. Фабер знал о своей привлекательности и понимал, что в глазах окружающих у него нет веских причин для монашеской жизни. Он попытался придумать подходящую легенду – это впредь помогло бы избежать заигрывания женщин.

Необходимо найти причину в самом себе. Почему он холост? (Фабер посмотрел на себя в зеркало и съежился – он терпеть не мог зеркала.) По сути-то ответ прост. Он не женится, потому что был разведчиком.

Ночь придется провести на улице. Утром он сдаст чемоданы в камеру хранения на вокзале, а завтра вечером уже будет у себя в Блэкхите.

Он примет свой второй облик. Фабер не боялся, что полиция его поймает. Коммерсант, который снимает комнату в Блэкхите на выходные, выглядит иначе, чем железнодорожный клерк, убивший свою хозяйку. Человек из Блэкхита – экспансивный, вульгарный, вспыльчивый. Он предпочитает яркие галстуки, не скупится на выпивку и носит другую прическу. Полиция повсюду разошлет приметы жалкого маленького извращенца – робкого, пока не воспылал страстью. Никто не заподозрит красивого коммерсанта в полосатом костюме, который по натуре совершенно другой – страстный, ему незачем убивать женщин, чтобы заставить их обнажить перед ним грудь.

Ему надо бы поменять «крышу» – у него всегда было в запасе по крайней мере две. Необходимы другая работа, документы – паспорт, удостоверение, продовольственные карточки, свидетельство о рождении… Придется опять рисковать. Проклятая миссис Гарден! Почему она не уснула пьяная, как обычно?

Час ночи. Фабер в последний раз окинул взглядом комнату. Он был уверен, что какие-то улики все равно останутся – отпечатки его пальцев по всему дому, да, собственно, сомнений в том, кто убийца, и не будет. Он не испытывал никаких сантиментов от того, что оставляет комнату, в которой жил последние два года, ибо никогда не считал ее своим домом. Своего дома у Фабера не было.

Он всегда будет думать об этой комнате как о месте, где взял себе за правило ставить на дверь задвижку.

Фабер погасил свет, взял чемоданы, спустился вниз и вышел в темноту.

2

Генрих II был удивительный король. В те времена, когда еще и в помине не было такого понятия, как «мимолетный визит», он курсировал между Англией и Францией с такой скоростью, что поговаривали о его связях с колдовскими силами – слухи, которые он по понятным причинам не пресекал. Где-то в 1173 году, в июне или в сентябре – в зависимости от того, какому источнику верить, – он прибыл в Англию и тут же вновь отправился во Францию. Это произошло так быстро, что визит навсегда остался тайной и о нем, по сути, не было никаких свидетельств. Лишь намного позже историки обнаружили записи о финансовых расходах в реестрах. В то время королевство подвергалось нападениям с двух сторон, оттуда, где правили сыновья Генриха, – из Шотландии и с юга Франции. Осталось, однако, неясным, в чем заключалась истинная цель визита Генриха II во Францию, с кем он встречался и почему все было проделано в тайне. Нет ответа и на самый главный вопрос – что дал визит.

Именно эта проблема волновала Персиваля Годлимана летом 1940 года, когда немецкая армада, словно косой, прошлась по французским пшеничным полям. Англичане при этом в полном замешательстве так поспешно ретировались из Дюнкерка, как вылетает пробка из бутылки.

Профессор Годлиман знал о средних веках больше, чем кто-либо другой. Его книга о знаменитой «Черной смерти»[3] во многом заставила по-иному взглянуть на историю средневековья; она стала бестселлером и была опубликована в «Пингвин букс».[4] Получив известность благодаря этой работе, Годлиман обратился к чуть более раннему и менее изученному периоду.

Однажды в Лондоне, прекрасным июньским днем, ровно в 12.30 секретарша вошла в кабинет и увидела, что Годлиман склонился над столом и внимательно изучает рукопись. Профессор усердно трудился над переводом каких-то латинских каракулей, делая пометки своим еще менее разборчивым почерком. Секретарша собиралась перекусить в садике на Гордон-сквер, поэтому торопилась. Она терпеть не могла пыльные комнаты и иллюминированные рукописи, от которых веет холодом и мертвечиной, – вечно нужно носить с собой целую связку ключей, и вообще все это похоже на склеп.

Годлиман стоял у аналоя, поджав ногу, как нахохлившаяся птица. На его лице отражался блеклый свет от свисавшего подсвечника – он вполне мог сойти за привидение монаха-летописца, охраняющее свой драгоценный труд. Девушка кашлянула в надежде, что на нее обратят внимание. Перед ней стоял невысокого роста мужчина около пятидесяти лет, с покатыми плечами, слабым зрением, в костюме из твида. Она знала, что он в здравом уме, с рассудком все в порядке, надо лишь «вытащить» его из средних веков. Секретарша опять кашлянула и громко произнесла:

– Профессор Годлиман!

Он оторвался от рукописи и, увидев девушку, улыбнулся. Теперь он был похож уже не на привидение, а на доброго рассеянного старичка.

– А, здравствуйте. – В его голосе прозвучало удивление, как будто он встретил своего соседа по дому посреди пустыни Сахары.

– Вы просили меня напомнить сегодня о ленче с полковником Терри в «Савое».[5]

– Да, да, знаю. – Он вынул часы из кармана и взглянул на них. – Если я собираюсь пройтись, то, пожалуй, пора отправляться.

Секретарша кивнула.

– Я принесла ваш противогаз.

– Вы так любезны! – Он улыбнулся, и она подумала, что профессор еще очень даже ничего… не старый.

Годлиман взял противогаз и спросил:

– Пиджак надевать?

– Утром он был вам не нужен. На улице тепло. За вами закрыть?

– Спасибо, спасибо. – Он сунул записную книжку в карман пиджака и вышел.

Секретарша оглянулась, передернула плечами и вышла вслед за ним.

Полковник Эндрю Терри был краснолицым шотландцем, тощим, как большинство заядлых курильщиков, с редкими темными волосами со следами бриллиантина. Годлиман увидел его сидящим за столиком в углу зала в «Савое». В пепельнице лежало три окурка. Полковник встал и протянул руку.

– Добрый день, дядюшка Эндрю, – по-семейному поздоровался Годлиман, ибо Терри действительно приходился ему дядей по линии матери.

– Ну как ты, Перси?

– Ничего, пишу себе книгу о Плантагенетах. – Годлиман сел за стол.

– Эти твои рукописи все еще в Лондоне? Ты меня удивляешь.

– Почему?

Терри зажег сигарету.

– Увез бы ты их куда-нибудь подальше от Лондона, от этих бомбежек.

– А что, действительно стоит?..

– Хм… Да добрая половина собраний Национальной галереи уже спрятана где-то под землей в Уэльсе и лежит себе целехонькая. Вот уж действительно, молодой Кеннет Кларк более расторопен, чем ты. Тебе, старина, тоже давно пора что-то предпринять. Не думаю, что к тебе ходит сейчас много студентов.

– Это уж точно. – Годлиман взял предложенное официантом меню. От напитков он отказался. Терри, напротив, даже не взглянул на меню.

– Нет, серьезно, Перси, почему ты торчишь в городе?