Читаем без скачивания Как я был Рычанчиком - Андрей Неклюдов

Однажды между щитом и стеной протиснулись две незнакомых девчонки, и мы их тоже затащили к себе.

К слову сказать, я заметил, что, будучи Рычанчиком, я обхожусь с представительницами прекрасного пола куда непринужденнее, чем прежде.

– Вы что, здесь живете? – озирались гостьи так, будто угодили в подземелье к гномам.

– Работаем. С 1918 года, – весомо изрек Костя. – Знакомьтесь: председатель Петроградского ЧК и одновременно комиссар Наркомата внутренних дел Северной Коммуны товарищ Урицкий, – указал Копьев на размякшего прежде времени Серегу Коробкова (насколько мне было известно, как раз в эти дни Костя писал курсовую работу об Урицком). – Это, – повернулся он ко мне, – Леонид Каннегисер, убийца товарища Урицкого.

– Я убийца Урицкого, – чинно приподнялся я со стула. – Могу продемонстрировать, как я это сделал.

– Попозже, – жестом остановил меня друг. – Вот этот, – продолжал он, кивнув на маленького ушастого Шайкина, – комендант революционной охраны Петрограда Шатов. Это он задержал упомянутого террориста.

– Меня, – снова привстал я.

– Не ушел, – погрозил мне пальцем Шайкин-Шатов.

– А вы, надо думать, врач-психиатр, – обратилась к Косте одна из подружек, переняв его официальный тон. – Или тоже пациент?

– Нет, я медсестра, сейчас я накапаю вам лекарства, – потянулся Костя к бутылке.

Словом, все шло, как надо – весело и беззаботно. Один лишь Коробков оставался ко всему безучастным. В конце концов он встал и, задевая стулья, вышел из комнаты.

– Он всегда такой некомпанейский? – спросил я Костю, после того как все разошлись.

– Серега? Он больше с духами общается. Ну, иногда еще с Рычанчиком.

Я не сразу сообразил, что имя Рычанчик относится в данном случае к кому-то другому, а не ко мне, и даже показалось странным, что где-то существует еще один Рычанчик, причем, надо признать, более законный, чем я.

– Он что, тут появляется? – мне почему-то было неприятно сознавать, что я могу столкнуться с настоящим Рычанчиком.

– Изредка, – ответил приятель. – Приносит Сереге какие-то зелья. Для расширения сознания.

Ночью мне снилось, будто я – Леонид Каннегисер. Под именем Рычанчика я проник в здание Народного комиссариата, чтобы застрелить председателя Петроградского ЧК. Во сне я понимал, что убивать нехорошо, и что мне, Рычанчику, после этого конец, но в то же время я знал (из курса истории), что акт этот точно был совершен, а следовательно, и мне от него никак не отвертеться.

Да и поздно: высокая фигура Урицкого уже входит в вестибюль. Собственно, это я вхожу в вестибюль, так как, по прихоти сна, теперь я – Урицкий. И значит, это меня поджидает здесь Каннегисер.

Не оборачиваясь, я быстро шагаю вглубь здания. И слышу, что кто-то следует за мной. Я ожидаю, что за спиной у меня интеллигентный молодой человек поэтической внешности, но повернувшись, вижу круглую ушастую рожу в кожаной кепке со звездочкой. Как будто сама собой звучит фамилия: Шатов. Комендант революционной охраны Петрограда. Какого черта он здесь?! Ведь он – соратник Урицкого, он не должен меня убивать! Это неправильно!

– И всё же я должен вас застрелить, – хладнокровно возражает комендант.

– За что?! – вскрикиваю я.

– За то, что вы отказываетесь убирать туалет, – звучит приговор.

Я просыпаюсь в темноте и в первые секунды не могу вспомнить, кто же я на самом деле – Урицкий, Каннегисер, дворник Рычанчик или кто-либо еще. Приподнявшись, я вижу в зарешеченном окне повисшего в лиловом небе крылатого ангела с крестом, и мне чудится, будто всё еще длится сон.

С настоящим Рычанчиком я так и не столкнулся. Говорили, он наведывался сразу после праздников, пытался попасть в дворницкую, к Коробкову, но его не впустили. Явившаяся на его призыва Шляпа также его не признала: «Это не Рычанчик, Рычанчика я знаю хорошо». Так что пришлось ему прокрадываться через поликлинику.

– Ты уже в большей степени Рычанчик, чем сам Рычанчик, – заключил по этому случаю Костя.

Я спохватился, что и студенческий билет Рычанчика находится у меня. И еще почему-то подумалось, что мое разоблачение близко…

В тот день в нашем злосчастном туалете дала течь труба, и Елена (техник), суровая длинноносая женщина в неизменной фуфайке и сапогах, послала нас с Костей за сантехником. Сантехника того никто никогда в глаза не видел, хотя знали, что он существует, поскольку зарплату в бухгалтерии кто-то аккуратно получал, и несколько раз слышали, как он стучит по батарейной трубе.

… Мы побродили безрезультатно по всем пяти внутренним дворикам и остановились у дверей черного хода. Без всякого повода на нас вдруг накатило дурашливое настроение.

– Представь: сантехник-невидимка! – фантазировал Костя. – Мы сейчас разговариваем, а он, невидимый, стоит рядом и посмеивается.

– С вантозом на голове! – подхватил я. – Вместо шапки-невидимки.

– Или сидит на дереве с разводным ключом!

– Или на крыше! И швыряет оттуда сосульки…

– Вот вы где! – раздался в этот момент яростный возглас. – Я их жду, туалет заливает, а они лясы точат! Уволить вас пора!

Продолжая извергать проклятия по нашему адресу, суровая техник отправилась дальше через дворы на поиски мифического сантехника, но через минуту воздух потряс крик и женский плач, настоящие рыдания. Мы с Костей бросились на шум.

Техник сидела на канализационном люке, вытянув ноги, и ревела. Рядом валялись осколки здоровенной сосульки.

Пока Костя помогал пострадавшей доковылять до дворницкой, я на всякий случай поспешил на вахту, чтобы вызвать «скорую».

Странно… Впервые за время моего проживания на Дворцовой обе парадные двери были распахнуты настежь. За ними в свете беззаботного весеннего солнышка стояла задом машина скорой помощи с раскинутыми, словно для объятия, дверцами.

«Я еще и позвонить не успел…» – поразился я. Но тут двое облаченных в саван санитаров пронесли носилки, покрытые простыню. Следом понуро брел Шура Шайкин. Откуда-то из темноты возникла безмолвная фигура милицейского старшины. За спиной у него топталась Шляпа.

– …А я думаю, что это Коробков целый день свой участок не убирает, – больше обычного округляя глазки, тараторила она. – Может, думаю, заболел? Тут, знаете, у Рычанчика была желтуха… Я давай к нему стучаться, а он молчит…

– Шурик, что здесь происходит? – подошел я к Шайкину.

– Серега-чмо! – процедил тот и выругался матом. – Мухоморов, видать, пережрал.

– И что? – недоверчиво спросил я. – Что с ним?

– Кони бросил, вот что, – зажав одну ноздрю, Шурик яростно сморкнулся и попал старшине на ботинок.

В эту минуту простынь зашевелилась, и покойник сел. Подбежавшая медсестра принялась его укладывать, так как сидя он не проходил внутрь машины. Но он уперся в край крыши руками и заорал, запрокинув голову:

– «И душит жизнь, как душный сон отживших душ!..»

«… промывание желудка», – расслышал я слова одного из санитаров.

– Зачем мне ваше промывание?! – закричал Коробков. – Прочтите мне Дудина – и меня сразу вырвет! Меня всегда тошнит от вашего суперреализма? – и он закатился в хохоте.

Из коридора, ведущего в дворницкую, появилась группа милиционеров – двое, а за ними еще один, сумрачный, в очках, с каким-то пакетом в руке. Они подошли к Шляпе.

– Что, наркотики?! – с преувеличенным ужасом и одновременно любопытством прошипела та.

– Разберемся, – коротко бросил очкастый и о чем-то с ней негромко заговорил (я разобрал только слово «Рычанчик»). Комендантша, выкатив глаза, кивнула в мою сторону.

Двое с безразличными скучающими лицами приблизились ко мне и вдруг, молниеносно схватив меня за руки и едва не выдернув их из суставов, защелкнули на моих запястьях наручники. От потрясения и страха я не мог вымолвить ни слова.

Когда меня вывели наружу и протащили мимо «скорой», из которой все еще доносился безумный хохот поэта, я увидел в сторонке желтый милицейский «воронок».

… И меня повезли. Немного придя в себя, я стал озираться. На переднем сидении рядом с шофером, в очках, горбоносый, сидел Урицкий, каким я его видел во сне. А расположившийся напротив меня в полутьме круглоголовый низкорослый милиционер точь-в-точь походил на приснившегося мне коменданта революционной охраны Петрограда Шатова.

– Вы уверены, что взяли того, кого надо? – слабым голосом спросил я.

– Молчать! – рявкнул Шатов и поправил на голове черную кожаную кепку со звездочкой. – Еще одно слово, Рычанчик, и я угощу тебя вот чем! – и он сунул мне под нос вонючую резиновую дубинку.

В зарешеченном заднем оконце без стекла промелькнула вдали Александровская колонна, и мне показалось, что на ней нет ни ангела, ни креста.