Читаем без скачивания Сегодняшние сказки (Строительство земли обетованной) - Феликс Кривин

Реактор

Позвонили из домоуправления:

– Будем ставить у вас в квартире реактор.

Какой реактор? Я же просил прислать водопроводчика.

Отвечают: реактор атомный, на подземных водах.

С ума посходили! Я живу на восьмом этаже, ко мне и надземные воды не поступают.

Тут выясняется, что с нижними соседями уже договорились. Они не возражают, чтобы подземные воды пропускали через них. Им даже удобно: снизу, из-под земли, холодная вода, а сверху, от реактора горячая.

– Но почему именно в моей квартире?

Оказывается, квартира не моя. То есть, вообще-то она моя, но принадлежит государству. Как заводы и фабрики, поля и леса. По идее у нас вся земля государственная – то ли общая, то ли ничья. Потому что никто из живущих на ней не хозяин.

Как я у себя в квартире. Как все мы в нашем городе.

В нашем – это только так говорится. Потому что город не наш, он тоже государственный. Вроде бы общий, а по сути ничей. Потому что те, кто им распоряжаются, живут от него за тысячи километров.

И они звонят оттуда в наш город и говорят:

– Будем строить у вас… – тут они называют такое, о чем страшно подумать, а не то, что рядом с ним жить.

Но они и не собираются рядом жить, они собираются жить за тысячи километров. Пользуются, что земля ничья, что она государственная, и строят от себя подальше, поближе к нам.

Мы, конечно, будем спорить, будем доказывать…

Но соседи снизу уже звонят: когда наконец им пустят горячую воду?

Внутренняя секреция

Наконец и до меня добрались: я стал стратегическим секретным объектом.

Внешне я остался такой, как был, каждый желающий может меня потрогать. Но внутренние мои органы засекречены, теперь они проходят по ведомству внутренних дел. Точнее, внутренние мои дела проходят по ведомству органов.

Ведомство – нехорошее слово. В основе его два значения – знать и управлять, и оно обычно предпочитает второе значение. Ведает в смысле управления, поэтому в смысле знаний не ведает, что творит.

И вот прихожу я к врачу. А врач глаза отводит.

«У вас, – говорит, – свинка. Или ветрянка». Раньше были засекречены только мои мозги. Что я думаю, например, о нашем развитом социализме и не считаю ли, что у нас не те люди стоят

у руля и не те сидят там, где сидеть положено. Я эти секреты если и выделял, то лишь в той мере, в какой каждый организм выделяет секреты (смотри об этом в медицинской энциклопедии). Теперь же мои мозги рассекретили, зато засекретили щитовидную железу, лейкоциты в крови и что-то в моче – что именно, это уже секреты моего организма.

Медицину тоже можно понять: она лечит не от себя, а от государства. А в тех условиях, когда государство не гарантирует гражданину личную безопасность, повышается роль государственной безопасности от каждого отдельно взятого гражданина.

И вот в интересах этой государственной безопасности достает мой доктор справочник, в котором точно записано, что от чего лечить: цистит от мастита, колит от радикулита. Скосил я глаза – у меня природное косоглазие – и вычитываю, вычитываю, чтобы как-то свести концы с концами и не отдать концы, которые мне еще в жизни понадобятся. Как говорит мой приятель, которому медведь на ухо наступил (у него медведь – сокращенно «медицинское ведомство»), с этим медведем нужно держать ухо востро, и не только ухо, а все остальные органы.

Вот так – повычитывал я, что от чего лечить, теперь мне не страшны никакие болезни. Кроме, конечно, косоглазия.

Жизнь такая: приходится смотреть вкось.

Технология осторожности

Всюду предупреждают: будьте осторожны! Поезд отправляется – будьте осторожны! Тучи собираются – будьте осторожны!

А кто у нас во дворе? Во дворе у нас злая собака.

А какие у нас скамейки? Скамейки у нас крашеные.

На скамейки можно не садиться, можно и постоять – подальше от будки с собакой, от мест возгорания, затопления и, конечно же, не под стрелой. «Не стой под стрелой!» – это еще одно серьезное предупреждение. Но что делать, когда ты не б этих опасных местах, что делать, когда ты у себя дома?

Ты садишься обедать, подносишь ложку ко рту и вдруг – словно кто-то схватил тебя за руку. Потому что в ложке такое, что это хуже, чем стоять под стрелой. В том числе и под стрелой Робин Гуда.

Ты выходишь во двор, чтобы глотнуть свежего воздуха, но этим воздухом лучше не дышать. А чем дышать, никто не объясняет. Некоторые дышат дымом. Говорят, дым в сильной концентрации убивает радиацию. Так же, как фенол в воде убивает нитраты в пище.

Так с чем же быть осторожным – с фенолом или с нитратами?

Возьмите море. В него нельзя далеко заплывать, но почему же рыба, достаточно опытная в этих делах, старается, наоборот, держаться подальше от берега? Здесь, у берега, все что угодно плавает, только не рыба. Здесь ТАКОЕ плавает!

И никто не предупреждает: «Будьте осторожны! Заплывайте подальше, ныряйте поглубже, дышите пореже и только не воздухом!»

Помните песенку.» «Солнце, воздух и вода…»? Вспомните ее – и будьте осторожны! На солнце – будьте осторожны! В воде – будьте осторожны! На воздухе – будьте осторожны!

Бегите от них подальше! Бегите, превышая скорость, перебегая улицы в неположенных местах, останавливаясь под стрелой и отдыхая на крашеных скамейках!

Мы уходим из восторга

Мы все реже приходим в восторг. И все реже приходим в восхищение…

Раньше мы, бывало, часто приходили.

Придешь в восторг – и одновременно приходишь в восхищение.

Придешь в восхищение – и одновременно приходишь в восторг.

Они всегда вместе – восхищение и восторг. Где восторг, там и восхищение, где торг, там и хищение… И не бывает торга без хищения…

Вот поэтому мы уходим из восторга.

Из жизни секретных служб

Я плохо себе представляю Нкетию Квабену. Я вообще о нем впервые читаю в энциклопедии. Мне не было никакого дела до ганского музыкального фольклора, я искал в энциклопедии простое русское слово НКВД, и вдруг, на том самом месте, где должно быть НКВД, я читаю: НКЕТИЯ КВАБЕНА.

Про НКВД – ни звука. Как будто его никогда не было. Вместо этого даются нейтральные сведения про Нкетию Квабену. Дескать, он фольклорист, музыкант, композитор, даже профессор – все, что угодно, лишь бы не говорить про НКВД. Старые приемчики: на месте НКВД возникает нечто совсем отвлеченное, а там, где должно быть отвлеченное, внезапно возникает НКВД.

Эх, Нкетия, Нкетия, наивный ты человек! Стоишь ты в энциклопедии, все сведения нараспашку, а что за тобой скрывается? Ты бы еще кебайю нацепил. Слыхал про кебайю?

Ну, конечно, делаешь вид, что не слыхал, а кебайя тебе как раз впору.

Отвлекает внимание. Во-первых, женская одежда. Во-вторых, индонезийская, что тоже встретишь не каждый день. Приталенная кофточка с застежкой на груди, но если заглянуть под застежку… Мы-то с тобой знаем, Нкетия, что там под застежкой, мы с тобой не вчера родились…

Это неподалеку от тебя, в той же энциклопедии. Я искал там простое русское слово КГБ – и вдруг натыкаюсь на эту индонезийскую кофточку. Кебайю. И стоит она, кебайя, на месте КГБ, застегнувши грудь на застежку, чтоб никто не видел, что там скрывается. Но мы-то знаем, мы с тобой, Нкетия, знаем, нам достаточно энциклопедию полистать. Листаем, листаем… ВЧК – на месте, ГПУ – на месте. А НКВД и КГБ скрылись в неизвестном гано-индонезийском направлении.

Потому что ВЧК и ГПУ – это история, а НКВД и КГБ – это, как говорится, наша жизнь. Зачем лишний раз напоминать про жизнь? От этого она лучше не станет.

В самый разгар тридцатых годов на сцене одесского клуба НКВД шел спектакль «Доктор Штраус». Сцена изображала зверинец. Из клеток выходили хищники, и укротитель принимался хлопать бичом, загоняя их обратно в клетки.

Звери были очень хищные, но укротитель ничем не рисковал. Потому что это были не звери, а люди, одетые в звериные шкуры. Их для того и наняли, чтоб они изображали зверей. Потому что для укротителей это было не так опасно.

Театр НКВД демонстрировал методы работы этой организации. Она ведь тоже старалась не иметь дела с настоящими врагами народа. С настоящими было бы трудно справиться, поэтому вместо них использовали не настоящих – обычных людей, на которых цепляли шкуру врага – диверсанта, вредителя илишпиона.

А мы были просто зрителями. Мы хлопали, кричали «браво!», как это обычно бывает в театре. Мы вырастали зрителями, а на сцену попадали только самые лучшие и самые худшие из нас.

Между ними была борьба – между лучшими и худшими. Побеждали худшие, и им доставались все цветы и аплодисменты. А лучшие ждали и надеялись, что когда-нибудь их время придет. Но время очень медленно идет и когда, наконец, приде!, на сцене уже совсем другие люди…

Вор Прошкин обнаружил в кармане у случайного прохожего дензнаки иностранного происхождения, именуемые в обиходе валютой. Поскольку прохожий как по внешнему виду, так и по манере выражаться не был похож на гостя нашей страны, вор Прошкин тут же сообразил, что валютой он владеет незаконно. Опасаясь сесть в тюрьму как валютчик, вор Прошкин доставил ограбленного в милицию, где подтвердились незаконные операции задержанного лица. Валюта была конфискована в пользу государства, а вор Прошкин получил благодарность и пообещал и впредь помогать нашей славной милиции в задержании нежелательных лиц. И действительно: вскоре он вытащил пачку новеньких сторублевок, которые показались ему фальшивыми, и он сдал их вместе с владельцем в милицию, чтобы чего доброго не сесть в тюрьму как фальшивомонетчик. Деньги оказались настоящими, но были конфискованы в пользу государства, а вор Прошкин получил в подарок именные часы и путевку на южный берег Крыма. Там он обчистил в пользу государства несколько квартир, за что был представлен к званию Почетный Работник Государства.