Читаем без скачивания Любовь и каприз - Мэри Картер

- Хм. - Мэтью понял, что разговор расстроил мать, и сдержался. - Ума не приложу, как мне быть с этим днем рождения. Ты же знаешь, семейные сборища не в моем вкусе.

Каролина фыркнула.

- Насколько я понимаю, любые компании не в твоем вкусе! Мэтт, ты становишься отшельником. Затворником. Нигде, кроме работы, не бываешь, ни с кем не общаешься...

- И откуда у тебя такие исчерпывающие сведения? - устало поинтересовался Мэтью. - Нет, не отвечай. Я догадываюсь: от нашего распрекрасного Виктора!

- Ну, может, я и перекинулась парой слов по телефону с твоим камердинером...

- Могу себе представить!

- ..но ты ведь знаешь, Виктор так о тебе беспокоится! Он не стал бы мне ничего говорить, если бы не считал, что действует в твоих интересах.

- Неужели?

- Ну да, - смиренно вздохнула мать. - Мэтт, я не хочу вмешиваться...

- Тогда не вмешивайся.

- ..Но я за тебя волнуюсь. И я очень хочу, чтобы ты избавился от этой.., этой глупой страсти к Мелиссе Мейнверинг.

- Хорошо. - Мэтью поднял руку, подзывая официанта. - Пожалуйста, принесите нам меню.

Каролина хотела было возразить, но не стала. К чему возражения? - думала она, с материнской любовью глядя на сына, повернувшегося к официанту. Мэтью такой привлекательный мужчина; у него есть все для того, чтобы быть счастливым. Так нет же, он позволил этой дрянной сучке, в чьей маленькой пустой головке нет ни одной умной мысли, вдребезги разбить его сердце.

Спустя час, смакуя вторую чашечку кофе, Каролина отважилась еще раз затронуть больную тему. Пока они ели - а Мэтью, как она отметила, лишь поковырялся в тарелке, - разговор ограничивался вчерашним гала-концертом и приготовлениями к дню рождения деда. Их разговор был далек от откровенности, на которую она рассчитывала. Поэтому она решилась снова произнести имя Мелиссы. Как гнойник, который не пройдет, пока его не вскрыть, так и страсть сына к этой ужасной женщине не утихнет, если не будет излита в доверительной исповеди.

- Э-э-э.., когда же Мелисса и ее князь собираются пожениться? - спросила она вымученным тоном. - Они ведь женятся, не так ли? На прошлой неделе я прочла об этом в одной бульварной газетенке.

Мэтью резко поставил чашку на стол. Это было можно предвидеть. Наивно было ожидать, что мать оставит его в покое. Разумеется, она права. В газетах писали, что дочь бригадира Альфреда Мейнверинга выходит замуж за князя, выходца из какой-то восточноевропейской страны. Бракосочетание назначено на июнь, и матери, несомненно, это так же хорошо известно, как и ему.

- Скоро, - бросил он, с холодной настороженностью встретив ее невинно-заинтересованный взгляд. - А что? Не думаешь ли ты получить приглашение? И как бы они тебя представили? Ах да, как мать лучшего в мире мужчины!

Каролина поджала губы.

- Смейся, сколько тебе угодно, но так оно и есть. Точнее, ты был бы таким, если бы перестал себя жалеть. Никогда не думала, что мой сын способен на такое безрассудство! В конце концов, может быть в тебе говорят отцовские гены.

Мэтью поморщился, а его мать, сердито отодвинув стул, встала из-за стола.

- Я иду к себе в номер, - заявила она и, понимая, какую бурю вызвала в его душе, добавила вполголоса, как бы сожалея о своей опрометчивости:

- Зайди ко мне завтра. И подумай о дедушкином дне рождения. Не стоит говорить, как он тебя ждет.

Именно об этом Мэтью и думал, пока шел домой. Его шикарная холостяцкая квартира, купленная им на собственные деньги, занимала весь последний этаж двадцатидвухэтажного жилого дома на Калвер Мьюз в Найтсбридже. Мэтью шел, наслаждаясь движением, хотя знал, что Виктор не одобрит его прогулку пешком. Удовольствие от ходьбы напомнило Мэтью, что он слишком давно не занимался гимнастикой, а настойчивое стремление Виктора повсюду сопровождать и охранять его оставляло ему мало возможности двигаться. Хотя день выдался холодный и собирался дождь, в парке желтели первые нарциссы, и уже зацветала ранняя вишня.

По ассоциации он вспомнил, как выглядит в это время года Греция, и особенно Дельфос, остров, на котором стоит дом его деда. Огромная вилла, в которой он провел детские годы, оставила в его душе неизгладимый след; как приятно будет повидаться с Яннисом, Никосом и многочисленными двоюродными тетками и троюродными сестрами и братьями, которых он помнит с детства.

Но, обогнув угол Гайд-парка, он уже не думал о своих сентиментальных порывах и готовности в кои-то веки поступить в угоду матери. Ему запали в душу ее слова о Мелиссе. И хотя Мэтью испытывал жгучую боль, представляя себе Мелиссу в объятиях Георгия Иванова, он не мог отрицать, что у нее были основания его бросить. Бог свидетель, у нее хватило характера на решительный поступок. Только одно омрачало его отношения с Мелиссой: он упорно не желал их узаконить. Не хотел себя связывать, как утверждала она во время их под конец особенно участившихся ссор, упрекая его за то, что он недостаточно ее любит.

Мэтью глубже засунул руки в карманы кожаной куртки. Любовь! Он криво усмехнулся. Вряд ли Мелисса понимает, что значит это слово. Если женщина клянется в своей любви столь жарко, как это всегда делала Мелисса, вряд ли она может так быстро разлюбить. У него мелькнула циничная мысль, что "любовь" Мелиссы легко перекупить, предложив цену повыше. Пусть он был ее первым избранником, устраивавшим ее с точки зрения секса, Иванов предложил ей брак и магическое обручальное кольцо на палец.

Что до него - он никогда не гнался за легализующим союз клочком бумаги. То, что было между ними - или, вернее, то, что по его мнению связывало их гораздо прочнее любого брачного контракта, который при желании можно разорвать. Но он начал понимать, что Мелисса ждет от него нечто большее, чем доказательств вечной преданности. Она хотела чувствовать себя защищенной, жаждала стабильности, которую обеспечивает именно заключение брака.

Раз так, чему удивляться? - спрашивал он себя. Брак родителей не удался из-за того, что его отец был лишен честолюбия и обладал слабым характером. Мэтью уже давно понял, что не погибни тогда отец, они с матерью все равно бы расстались. Хотя мать порой любила предаваться сентиментальным воспоминаниям, она была дочерью своего отца. Мэтью с детства наблюдал, что в их семье бал правят деньги.

Глупо было думать, что Мелисса не такая, как другие.

На двадцать втором этаже Виктор поджидал его у лифта. Стоило Мэтью ступить на роскошный китайский ковер, целиком покрывающий паркетный пол, слуга поспешил ему навстречу, всем своим видом выражая осуждение.

- Вы шли пешком, - констатировал он, отряхивая капли дождя с куртки хозяина.

- Да, я шел пешком, - подтвердил Мэтью, направляясь по коридору в свой кабинет. - Роб не звонил? Он знает, что я обедал с мамой?

- Нет, мистер Прескотт не звонил, - сухо ответил Виктор, а затем добавил совершенно другим тоном:

- Вам письмо. Пришло с дневной почтой, пока вас не было. - Он смотрел выжидающе. - Хотите взглянуть?

Мэтью помедлил, остановившись на пороге кабинета.

- Слушай, в чем дело? Ты ведь знаешь, что дневную почту я всегда просматриваю за ужином. Скорее всего, это просто счета. - Он помолчал. - Или тебе что-то известно? Бычья шея Виктора покраснела.

- Ну, откуда же мне...

- Виктор! Камердинер вздохнул:

- Кажется, письмо от мисс Мейнверинг, - смущенно признался он. - Я подумал, может быть вы захотите прочесть, ведь.., потому что...

- Потому что ты видишь, как я обливаюсь слезами, так что ли? - подсказал Мэтью, отбрасывая невольную мысль, что Мелисса, возможно, одумалась.

- Нет, сэр! - возмутился Виктор. - Просто я подумал...

- Где письмо?

Мэтью не мог ждать. Хотя здравый смысл подсказывал, что, если бы Мелисса захотела вернуться, она вряд ли бы сообщала об этом письмом, он хотел во всем убедиться сам. Черт бы ее побрал, выругался он про себя, что ей еще нужно?

Виктор поискал в небольшой стопке деловых писем и рекламных буклетов, лежавших на полукруглом полированном столике в прихожей. Письмо, хранящее знакомый запах лепестков розы, лежало в самом низу, и Мэтью отметил это, несмотря на свое нетерпение.

- Принести вам чаю, сэр? - спросил Виктор, пока хозяин распечатывал конверт, на что Мэтью отрицательно покачал головой.

- Ничего не надо, спасибо, - сказал он, проходя в кабинет. - Я скажу, когда проголодаюсь.

Виктор, казалось, был разочарован, но Мэтью ничем не мог ему помочь. Он не имел представления, почему Мелисса решила ему написать, и меньше всего хотел, чтобы Виктор заглядывал ему через плечо. Подчеркнув свое желание уединиться, он плотно закрыл за собой дверь кабинета и лишь затем достал из конверта письмо. Заметив, как дрожат его руки, он снова чертыхнулся.

Привычно оглядев аскетическое убранство кабинета, Мэтью привалился спиной к дверному косяку и принялся разбирать рукописные строчки. Почерк у Мелиссы всегда был не очень разборчивый, а в его теперешнем состоянии читать было особенно трудно. Однако он все же сумел уловить суть дела.